Улица вдоль океана

Придирчиво изучив себя в зеркале, он остался доволен собой и подумал, что занудливая Полина Семеновна не соврала, сказав, что внешность его не соответствует пенсионному возрасту. Правда, северный пенсионер на пять годков моложе пенсионера общесоюзного, но тем не менее…

— Но тем не менее сегодня мы летим! — пропел Авдей Самсонович и, сложив зеркало, спрятал его в фанерный чемодан вместе с бритвой и флакончиком с остатками одеколона на донышке.

Теперь в комнате не осталось ничего, что можно было бы забыть или еще нужно укладывать в дорогу. Комната была пуста, не считая табурета, чемодана на нем да небольшого тючка с постелью, туго стянутого ремнями. Казенную мебель Авдей Самсонович сдал еще вчера, а вещи упаковал сразу, как проснулся. Благо ни шуб на меху, ни костюмов, ни ворсистых свитеров он здесь не нажил, сувенирами в виде медвежьих шкур и оленьих рогов не увлекался, так что времени на сборы ушло — минуты. Зато теперь до прихода Васюкова, то есть целый час, он был абсолютно свободен.

Авдей Самсонович отсыпал в карман трюфелей, туго завязал авоську, где лежал кулек с конфетами и консервы на дорогу, запер комнату и, пройдя в конец длинного, полутемного коридора с бесконечным числом дверей (6 самом деле, как в общежитии), постучал в крайнюю дверь.

Анна Тимофеевна бросила зашивать тюк и поднялась ему навстречу.

— А я жду, я жду! — обрадовалась она его приходу. — Все в порядке?.

— В порядке, в порядке, Анна Тимофеевна, — сказал Авдей Самсонович и этак залихватски протянул ей горсть трюфелей. — Вот, угощайтесь.

— Спасибо, куда столько! — Анна Тимофеевна приняла конфеты, огляделась, куда бы их положить, и, не найдя для них места, упрятала в карман халата.

— Кушайте, кушайте, я килограмм на дорогу взял, — сказал Авдей Самсонович и только после этого обратил внимание на тюки, тючки и чемоданы, разбросанные в пустой, как и у него, комнате.

— Ай-я-яй, шесть мест! Куда же столько, Анна Тимофеевна?

— Понемножку, понемножку и набралось, — улыбаясь, развела она руками.

— Так мы с вами умрем под этой тяжестью. И килограммы, килограммы сверх положенного на билеты, — мягко сказал Авдей Самсонович, но в этой мягкости слышался ворчливый упрек.

— Тогда я перину брошу, она самая тяжелая, — охотно согласилась Анна Тимофеевна.

— Перину? Вот перину, пожалуй, бросать не надо, — рассудил Авдей Самсонович и, указав на пухлый тюк, спросил: — А здесь что у вас? Похоже, тяжелое.

— Посуда и белье постельное. Может, посуду оставить? — с легкостью предложила Анна Тимофеевна.

— Посуду?.. Нет, посуду тоже стоит взять. Э-э, да пусть все остается, — решил вдруг Авдей Самсонович. — Только время, время, — посмотрел он на часы. — Скоро машина придет.

— Сейчас, сейчас, тут на пять минут делов-то, — ответила Анна Тимофеевна, берясь снова за иголку.

Авдей Самсонович присел на чемодан, достал из кармана конфету.

— Ну-ка попробуем, что это за трюфелечки. И вы попробуйте, Анна Тимофеевна.

— Потом, я потом. Вот дошью и попробую, — Она быстро и ловко стегала иглой.

Авдей Самсонович бережно развернул вощеную, шелковистую обертку, надкусил конфетину и, прищурясь, стал медленно жевать, как дегустатор, определяющий качество изделия.

— Представьте, никакого вкуса, — поморщился он. — Сверху вроде шоколад, а в середке горечь.

— Я из шоколадных «Белую ночь» обожаю, у — них начинка кисленькая, приятная. А вам «Белая ночь» нравится?

— Мне вообще, Анна Тимофеевна, конфеты не нравятся, я их не ем.

— Ох, Авдей Самсонович, я смотрю, ничего-то вы не едите, потому и худой такой. Не курите, не пьете — это я одобряю — говорила Анна Тимофеевна, ставя тюк торчком, чтоб удобнее было забивать край, — Маслом брезгуете, с мясом осторожничаете, куда это годится? Подождите, я за вас возьмусь, будете вы у меня парень на все сто, — смеясь, заключила она.

— Согласен, Анна Тимофеевна, на все согласен, — улыбнулся Авдей Самсонович, жуя конфету.

Надо заметить, что хоть они и называли друг друга на «вы», Анна Тимофеевна была меж тем женой Авдея Самсоновича. Правда, юридически незаконной, не расписанной, но женой. Ровно две недели назад, после того, как Авдей Самсонович сделал ей предложение, и после того, как Анна Тимофеевна три дня наедине сама с собой решала свою судьбу, она сказала ему окончательное «да».

За эти три дня Анна Тимофеевна о многом передумала. О том, что ей вот уже сорок пять, что жизнь у нее не сложилась и вряд ли сложится, потому что мужчины ее возраста давно женаты, у них семьи и дети, а отбивать женатых и рушить другую семью не в ее характере. О том, что Авдей Самсонович, хоть и невидный из себя, хоть и старше, ее намного, но человек не злой и не пьяница. О том, что приехала она на Север недавно, всего полгода назад, и сразу неплохо устроилась: дали комнату, к работе санитаркой привыкла, больные ее уважают, главврач ценит и предлагает осенью поехать на курсы медсестёр. Но, с другой стороны, одна работа — малая утеха. Кончилась смена — сиди сиднем дома, завидуй на чужих детей, когда они затевают по вечерам в коридоре игру, в «жмурки»; прячутся среди корыт, тазов, велосипедов, ящиков с картошкой, выставленных жильцами из комнат, или забегают к ней: «Тетя, не выдавайте меня!», словом, кукуй, кукушечка, бабий век кончился. Ан нет, выходит, не кончился! Жила в одном доме с Авдеем Самсоновичем, встречались, здоровались — и все ничего, без внимания. А стал захаживать за солью, за заваркой — сердчишко тёх-тёх, затехкало, сразу догадалось: не соль ему нужна, не заварка. А когда услышала от него: «Я к вам, Анна Тимофеевна, давно присматриваюсь, и чем больше присматриваюсь, тем больше вы мне нравитесь», — когда услышала это, совсем сердце чуть не выскочило. Так надо ли бежать от судьбы?.. Анна Тимофеевна думала три дня и сказала окончательное «Да».

В тот вечер они пили чай с яблочным джемом в ее малой комнатушке, а после чая Авдей Самсонович торжественно объявил, что они уезжают. Надо было только выбрать место, где поселиться. Возбужденный Авдей Самсонович сбегал к себе и принес географический атлас.

— У меня, Анна Тимофеевна, как и у вас, никаких родственников нет, — волнуясь, говорил он, листая атлас. — Все погибли в войну на оккупированной территории. Придется нам самим решать, где теперь жить. Может, в Молдавию поедем? Смотрите, вот города: Измаил, Аккерман, Вилково, — водил он пальцем по карте, причисляя по незнанию к Молдавии Одесскую область.

— Можно в Молдавию, — не возражала Анна Тимофеевна.

— Или на Днепр? Как вы смотрите, если на Днепр? Могучая река, описанная в свое время Гоголем. Ну-ка, где тут Днепр? — тянул он к, себе атлас и неподрубленным платком вытирал упревшее от волнения и горячего чая лицо.

— На Днепре хорошие места, я в детстве под Херсоном у тетки была, — охотно соглашалась Анна Тимофеевна.

— А что, Как на Волгу, Анна Тимофеевна? — мгновенно изменил решение Авдей Самсонович, которого отчего-то тянуло к большим рекам. — Смотрите, вот городок какой-то… Тополиное. Наверно, тополей много, — Казань недалеко, а внизу Астрахань. По-моему, удачное место.

Когда было выбрано Тополиное, Анна Тимофеевна снова налила; в чашки чаю и подбавила в розетки яблочного джема. Аккуратно загребая ложечкой джем, Авдей Самсонович приступил к решению второго важного вопроса..

— Теперь вы вправе спросить меня, как мы узаконим наши отношения, — рассудительно заговорил он. — Конечно, если вы настаиваете, брак можно оформить в здешнем загсе. Но, с другой стороны это нежелательно…

Анна Тимофеевна зарделась, как школьница, и потупилась, а Авдей Самсонович, деликатно отхлебнув из чашки, продолжал:

— И вот почему. Я не молод, и меня здесь все знают. Пойдут излишние разговоры, а зачем? Я предлагаю сохранить это в тайне, а приедем в Тополиное и распишемся. Но, конечно, если вы настаиваете…

— Что вы, Авдей Самсонович, я не настаиваю, — решилась перебить его вконец смущенная Анна Тимофеевна.

— Очень хорошо, — Авдей Самсонович проникновенно и благодарно посмотрел на Анну Тимофеевну и оживился: — У нас будет с вами как бы свадебное путешествие инкогнито. Это даже романтично…