Страница 38 из 45
Джеку не нужно было повторять дважды. Он бросил телефон обратно в пакет, скрылся под водой и дернул за буксирный трос.
Через пять минут Джек и еще четверо бандитов уже выбрались на бетонный парапет на южной стороне спорткомплекса, стащили с себя водолазные костюмы и опустошили баллоны аквалангов. Снаряжение они спрятали на местах предполагаемого крушения; баллоны были небольшие, всего на восемьсот граммов, но этого было достаточно для десяти-пятнадцати минут, которые сообщники планировали провести под водой.
Самая опасная часть — падение в реку — была позади. Побег из машин и поиски снаряжения они выполнили четко, как по часам. Они устроили не только величайшее похищение в мире, но, кажется, смогли совершить величайший побег!
«И ведь не я один это провернул», — подумал Джек.
Его славные волкодавы умудрились не запороть дело, и он ими по праву гордился, однако праздновать было рано. Теперь предстояло двигать в Квинс, чтобы забрать остальных, искупавшихся в Ист-Ривер. Он надеялся, что у них тоже все прошло гладко.
Джек оглядел суетливый хайвей Вест-Сайда и улыбнулся, чувствуя, как ускоряется пульс. На его долю и раньше перепадали рискованные затеи, но ни одна из них не могла сравниться с острой как бритва эйфорией, которая захлестнула его сейчас. Даже близко. Если бы они не потеряли Фонтейна и Хосе, операция была бы идеальной.
Он оглянулся как раз в тот момент, когда последний бандит скинул с себя водолазное снаряжение, оставшись в костюме для бега. «Ты просто сделал это!» — так, кажется? Теперь их нельзя было отличить от посетителей спорткомплекса — яппи, променявших унылое Рождество в кругу семьи на спортивные развлечения и вечеринки.
— Ну что, девчонки? — подмигнул приятелям Джек. — Двигаем отсюда. Мы почти дома. Суперкубок — наш!
С трудом сдерживаясь, чтобы не припустить сломя голову, они перелезли через невысокий забор, миновали главный корпус и остановились у пешеходного перехода, ожидая зеленого света.
Джек тяжело сглотнул и похолодел, когда с юга раздался вой полицейской сирены и машина пронеслась мимо них. Но копы не остановились — поддав газу, они уехали в направлении города. Видимо, торопились на Пятьдесят седьмую, где недавно разыгралось представление «Придурки из Хаззарда».
Через тридцать пять минут они подъехали на фургоне к заброшенному заводу на Лонг-Айленде и забрали остальных. Малыш Джонни торжествующе ухмылялся, забираясь в кузов, где его и еще пятерых уже ждали дружеские похлопывания по спине и крики: «Дай пять!»
— Чего вы там так долго возились? — спросил здоровяк, принимая у Джека ледяную бутылку «Хайнекена». — Где Хосе?
— Разбился, когда мы проезжали Одиннадцатую, — ответил Джек, ударив кулаком в ладонь. — Хосе больше нет.
Малыш Джонни задумчиво уставился в пол и почти сразу спросил:
— А отпечатки?
Джек улыбнулся:
— Помнишь, мы говорили о том, что нельзя оставлять улик? Так вот, этот чокнутый тогда сказал, что на него можно положиться. За последние полтора месяца он начисто выжег свои отпечатки зажигалкой.
— За упокой души Хосе! — радостно поднял бутылку Малыш Джонни.
— И за Фонтейна, — добавил Джек, вспомнив друга, убитого в перестрелке в крипте. Он взглянул на отрезанные руки Фонтейна, упакованные в герметичный пакет и лежавшие в ящике со льдом рядом с пивными бутылками. Прямо как куриные крылышки.
— Что теперь? — спросил Джон.
— Не знаю, как ты, — сказал Джек, — но после трех дней в одних подштанниках и купания в одной из самых грязных рек на Земле я бы не отказался от горячего душа.
— И горячей сам знаешь кого! — завопил один из подельников, и остальные его немедленно поддержали. Фургон мчался по шоссе Бруклин — Квинс.
— А дальше-то что? — настаивал Малыш Джонни.
— Все по плану. Ждем два-три месяца, пока все не уляжется, а потом берем билет в один конец в Коста-Рику.
«У нас и правда все получилось», — подумал Джек, ухмыляясь товарищам, кричавшим: «Арриба! Арриба! Андале!» Трудно поверить. Они обвели вокруг пальца весь мир. Последняя часть — просто игрушки по сравнению с тем, что они сделали. Все, что им сейчас нужно, — затаиться и не трогать свои миллионы.
99
Мне пришлось одолжить у санитаров сухую одежду, поэтому к автосалону на Одиннадцатой я прибыл в мешковатой зеленой униформе.
Два медика-обследователя перетягивали тело в коричневой сутане, как канат, пытаясь стащить его с руля мотоцикла. Ручку удалось извлечь из груди покойного, только когда спасатели привезли резаки по металлу.
У автомата с газировкой стояли Чарли Конлан — мой любимый рок-певец всех времен — и Тодд Сноу, квотербек «Гигантов». Они давали показания детективам из отдела по уголовным преступлениям и, кажется, были не в настроении раздавать автографы. Осмотрев вдребезги разбитую машину, я удивился, как легко отделались пассажиры — не считая страшно недовольной поп-певицы Мерседес, у которой была разбита губа, а под глазом назревал здоровый фингал. Девушка в сопровождении медика пулей пронеслась мимо нас, никому не сказав ни слова.
Тем временем медики уложили мертвого бандита на ковер в салоне. Я опустился на колени возле него, надев резиновые перчатки, аккуратно стянул с него маску… и раздраженно хлопнул себя по лбу. Под лыжной маской была еще одна, резиновая.
Маска ныряльщика.
Вот как преступникам удалось скрыться! У них было подводное снаряжение, и они в прямом смысле уплыли от нас.
Я попросил телефон и рассказал Уиллу Мэтьюсу о своем открытии. Разразившись очередью отборных ругательств, он вызвал подкрепление из Джерси и службы береговой охраны.
Повесив трубку, я снял с покойного резиновую маску. Латиноамериканец, около сорока лет, в карманах пусто, в кобуре девятимиллиметровая «беретта» со спиленным номером. Осмотрев его руки, я застонал: отпечатков тоже не было. Похожие пальцы я видел у курильщиков крэка — от частого контакта с раскаленной трубкой бороздки у них на коже стираются начисто.
Ну нет! Ублюдки не могут просто исчезнуть, не оставив ни одной зацепки. Я разыскал Лонни Джейкоба, специалиста по сбору улик на месте преступления, с которым мы несколько раз пересекались по работе, отвел его к покойнику и показал его руки.
— Сможешь что-нибудь из этого извлечь? — спросил я.
— Возможно, какую-то часть удастся восстановить, — скептически протянул Лонни. — Надо поработать с ним в морге. Но сомневаюсь в успехе. Парень явно не хотел, чтобы его опознали.
— Что за дела, Майк? — раздался голос командира Уилла Мэтьюса. Шеф шел к нам, хрустя битым стеклом. — Бросил нас и подался в санитары?
— Решил выйти в народ инкогнито и собрать информацию, — серьезно ответил я.
— Мы сделали все, что могли, Майк, — произнес Уилл Мэтьюс, оглядывая хаос, царивший в автосалоне. — Это правда, и это версия, на которой я буду стоять. Советую придерживаться той же позиции, когда начнутся разборки.
— Слушаюсь, — сказал я. — Мы сделали все возможное. Очень похоже на правду.
— А теперь езжай к семье. Мой водитель ждет снаружи. Это приказ.
Когда я вышел на улицу, на Пятьдесят седьмой лютовал холодный ветер. Сегодня с утра мне было не до погоды, но сейчас я заметил, что в это Рождество небо было того особого стального оттенка, когда кажется, что зиме конца не видно. Я забрался в служебную машину, и мысли мои переключились на жену. Тогда я понял, что не против бесконечной зимы.
Если моя Мэйв не увидит следующей весны, то зачем эта весна всем остальным?
100
Ничто не сравнится с Рождеством в Нью-Йорке — так по крайней мере считают многие. Однако я никогда не видел более удручающего зрелища. Дома я переоделся и отвез нашу банду в больницу. Венки и гирлянды ускользали от моего взгляда. Все, что я видел, — бесконечные серые вереницы слепых окон, грязный бетон и пар, поднимавшийся от изломанных улиц. Один ирландский писатель сравнил как-то Манхэттен с собором, но, когда я остановил машину у больницы, район напоминал скорее стройплощадку — замусоренную, холодную и равнодушную ко всему.