Цветные открытки

Полина решительно поднялась из-за стола, пошла в комнату и набрала Женькин номер.

— О-о! — обрадовался тот. — Ну, наконец-то!

— А меня обокрали, — сообщила Полина.

— Як тебе сейчас приеду, — сказал Евгений, — я ведь теперь один, матушка отбыла в столицу к родственникам. Жить со мной категорически отказывается вплоть до полного моего исправления, — пока не найду работу. И теперь…

— Картошки возьми по дороге, — перебила его Полина.

— Увы — без копейки. Как церковная мышь…

Однако приехал он с шиком, на такси. Принес картошку, взял дома — «остатки матушкиных припасов».

Еще приволок рубашки и всякое барахло — постирать. Поставив портфель и сумку у двери, спустился в лифте и вернулся с пишущей машинкой и каким-то четырехугольным предметом, закутанным в белую тряпку. Под тряпкой оказалась клетка, а в ней — две толстые белые крысы.

— Матильда и Макс, — объявил Евгений. — Видишь, совсем не противные, даже симпатичные. Я нарочно оставил белых. Остальных пристроил. Всех! Представь — обегал пять школ, там у них живые уголки…

— А эти, значит, на развод? — спросила Полина. — Супружеская пара? Поимей в виду, в комнату я их не пущу, хоть разорвись. И клетку чистить не стану! Мерзость такая… И, главное, — Матильда… Тьфу!

— А мы их вот сюда, видишь, как раз встает, — приговаривал Евгений, заталкивая клетку между холодильником и батареей парового отопления.

— Точно! Батарея как огонь, быстрей подохнут.

Полина опять жарила яичницу, выставила на стол сухумский мед, колбасу, нарезала хлеб. Евгений читал:

— Что-то есть, — сказала Полина.

— Как понимать «что-то»? — сразу вскинулся Евгений.

— А так и понимай. Некоторые строчки хорошие, а некоторые — так себе. Что значит — «маятник вместо креста»?

— У тебя полностью отсутствует ассоциативное мышление. Маятник — символ времени. Да что тебе объяснять! Между прочим, я тут на днях читал в одном доме, вернее, в мастерской. У Князева, ты его знаешь.

— Не знаю никакого Князева.

— Мы его как-то встретили на улице. Помнишь у Летнего сада?

— Бородатый, с выпендрежной девицей?

— Это его дочь. Но суть не в ней. Там народу собралось — сесть некуда, вся элита. И знаешь, очень хорошо слушали, а потом, когда обсуждали, ну… просто апологетические были выступления. Я не ожидал. Да, кстати, Князев просил тебя привести.

— Это еще зачем?

— Хочет писать.

— Меня?! Тоже еще нашел Джиоконду!

— Джоконду. Он говорит: ты — тип русской женщины, из этих, знаешь? — которые — коня на скаку. Между прочим, он прав.

— Ага. Сегодня в вагоне как раз смотрелась в зеркало, ну, думаю, и рожа! Не баба, а какой-то сержант-сверхсрочник… Господи, еще не знала, что тут творится! Нет, ты представляешь? — вхожу в квартиру…

К рассказу о краже Евгений отнесся с неожиданным сочувствием. Обычно он интересовался только собственными делами, а тут обошел вместе с Полиной разгромленную комнату, заглянул в шкаф, покачал головой.

— Я-то решил, ты здесь генеральную уборку затеяла.

— Так я же еще по телефону сказала: обворовали.

— Я подумал — розыгрыш, у тебя ведь весьма своеобразное чувство юмора. А тут — послушала бы свой голос. Точно тебя не обокрали, а наоборот, вручили медаль за спасение на водах. В милиции была?

Посещение следователя Полина изобразила в лицах?

— …она вылетела, чуть меня с ног не сшибла, он сидит, уши красные, глаза как у боксера…

— У боксера?!

— Не понимаешь, что ли? У собаки, собака-боксер, ну, бульдоги такие, только рыжие. У них еще глаза грустные-грустные, будто сейчас слезы побегут, вот и у него… «Знаешь, я решила взять собаку!

Мысль о собаке пришла Полине в голову только что.

— От воров? — спросил Евгений.

— От тоски. Нет, шучу, просто так. Пусть будет собака, и все. А заявление я подавать не стала, ничего не найдут, а мороки не оберешься.

— Ну… не знаю. Дело, конечно, твое… А какую ты хочешь брать породу?

Да хоть дворянина. Вообще-то, я бы давно взяла, так ведь командировки же! С кем животное оставишь?

— Как «с кем»?! — оживился Евгений. — Позвольте, сударыня, а я на что? Буду и гулять и кормить. Ты же целый день на работе, пес не может один взаперти… И за город будем его возить! Давай пуделя возьмем, а? Пудель — самая умная порода, почти человек. И до того трогательные…

Полина обняла Евгения. Он тоже ее обнял, поцеловал в волосы, похлопал по плечу и сразу отстранился.

— Иди, иди, нечего тут… вдохновляться, — пробурчал он, — связалась с уродом, так терпи.

— Подумаешь, больно надо! Учти: гениальные стихи писать может один из миллиона, а… это самое — каждый кобель…

— Гениальные? — переспросил он, усмехаясь и кривя рот. — А ты вот так уж уверена, что гениальные?

— Уверена. И нечего нюни распускать. Ложись на диван, не мешай убираться.

Евгений послушно лег, поджав ноги, и повернулся лицом к стене. А Полина принялась за уборку. Прежде всего всунула на место ящики стола и аккуратно сложила в них выброшенные вещи. После чего Евгений смог лечь как следует.

Без транзистора стол выглядел как-то куце. Голо. Полипа подумала и переместила поближе к центру подставку с шариковой ручкой, изображающей взлет ракеты. Рядом поставила перекидной календарь, а возле него, чуть правее, стаканчик с карандашами. Окинув стол удовлетворенным взглядом, пошла было к шкафу, но почему-то вернулась, взяла стаканчик и поменяла его местами с ручкой. Опять направилась к шкафу, но вдруг, резко повернувшись, бросилась назад, схватила стаканчик и разом вытряхнула на стол все его содержимое. Покатились, посыпались на пол карандаши, вывалились скрепки и катушка черных ниток с воткнутой в нее иглой. Полина стояла не шевелясь, затаив дыхание. Она смотрела на середину стола. Там, рядом с красной резинкой, лежала ее «стрелка».

14

Преподавательница английского назначила урок на половину девятого вечера. Пока привезешь девчонку домой, будет уже двенадцатый час, а завтра с больной головой в школу. Майя Андреевна, придя с Ларой к учительнице, деликатно попросила, чтобы впредь, если можно, это не повторялось, на что англичанка с милой, но жесткой улыбочкой возразила: в таком случае уроки придется прекратить. Настроение после этого разговора стало еще хуже, а надо было как-то убить целых два часа присутствовать на занятиях англичанка не разрешала! Слава богу, погода стояла теплая, лужи просохли, а если бы дождь?)

Майя не спеша шла через парк. Так и не отважилась она позвонить в Технологический институт, неловко было, противно, да, честно говоря, и страшно. Ну, убедишься, что Игорь солгал, что тогда делать? А так оставалась надежда. Во-первых, хоть это и почти невероятно, она могла обознаться. Во-вторых, — мало ли! — вдруг конференцию перенесли в Дом техники на Невский, а тогда легко все логично объяснить: допустим, вышел с кем-то из сотрудниц или знакомых, — встретились на конференции, вышли в обеденный перерыв, и той понадобилось купить апельсины (кстати, домой Игорь Михайлович никаких апельсинов не принес), ей надо купите, апельсины, а сумки с собой нет, и она попросила… Но почему, почему вместо того, чтобы все объяснить, успокоить… А он обиделся! Чувствует себя оскорбленным? поэтому не хочет разговаривать, вот и сегодня ушел, даже не позавтракал. Наказывает. Но, с другой стороны, нападение — лучший способ защиты… Нет, в любом случай он ведет себя жестоко и бесчеловечно, ведь знает же что кроме него, кроме семьи, у Мани ничего больше нет. И все же… если безупречно честного, порядочного человека вдруг ни с того ни с сего обвиняют черт знает в чем, он может выйти из себя… Но почему у него был такой дурацкий вид там, у лотка? Без шапки, растерзанный… И этот дикий смех. Последнее время он почти каждый день задерживается на работе, даже с бюллетенем ходил… А под Новый год? Явился в одиннадцатом часу. Если окажется, что у Игоря — женщина, это… это катастрофа. Конец. Тогда лучше не жить… Майя не замечала, что из глаз у нее ползут слезы… Нет, этого быть не может! Он — не такой! Он — не способен… У девочки выпускной класс… Он думает, Лара ничего не замечает?.. Она прекрасно все видит — и что мать второй день сходит с ума, и что отец молчит, как… как каменный! Видит и нервничает. Нет, так нельзя. Попросить прощения.. — Она виновата, оскорбила… Но… Надо узнать правду.