Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 114 из 116



Свияжский воевода Петр Шуйский (племянник Александра Горбатого-Шуйского) как узнал, что Мамич-Берды стал ханом, сразу забеспокоился. Он помнил, что воевода Салтыков погиб из-за Мамич-Берды, и потому этого лесного разбойника сильно по­баивался. Он сразу запросил из Казани два полка и передал на­каз горному полку, чтобы быть настороже. Гонец из Елае привез неутешительную весть: воевода Акпарс тяжело ранен и болен, может и умереть. Не успел Шуйский отправить второго гонца, а Акпарс — неожиданно сам на дворе. Шуйский с Акпарсом встре­чался не часто, но уже успел полюбить его за простоту, за муд­рость и справедливость. Из всех инородцев, перешедших на служ­бу к русским, он верил только одному Акпарсу.

После ласковой встречи и разговоров о том, о сем приступили к деловой беседе.

— Что про самозваного хана скажешь? — спросил князь.— Я, грешным делом, Акрама не боялся, а этого Бердея зело опаса­юсь. Чалым он взял, того и гляди на Еласы ударит. А там, гля­дишь,—и на Свияжск. Может, сего ждать не следует, а нам самим еще раз на Чалым?..—Князь трахнул кулаком по столу.

—     Прости, князь, но ты забываешь, что горный полк не про­стой полк. Там воины—черемисы. Против своих они воевать не пойдут. Я их собрал только для того, чтобы помочь царю Казань повоевать, и теперь они по домам просятся. Война всем надоела.

—     Что же делать, по-твоему?

—     Распустить полк.

—     Да ты в своем ли уме, воевода?! Совсем не о том стал го­ворить, как в руках у Мамича побывал.

—     Не обижай меня, князь, а выслушай. Сперва наши люди так понимали: вот черемисин, вот русский, вот татарин. Русские по­шли на татар войной, наши люди сказали: «Давайте поможем русским!» Нам татары много зла сделали. Теперь война кончи­лась, ханов и мурз прогнали, пришли сюда русские. Ничего не изменилось — горные хоть ясак не платят, а луговые что при ха­нах платили, то и сейчас. Вдруг появилось черемисское ханство. Ты думаешь, почему к нему много людей прикачнулось? Каждый думает: при татарах тяжело, при русских не легче — может, у Мамич-Берды будет хорошо? Все-таки свой человек—черемисин. Под пятой Али-Акрама пожили—еще хуже, чем при татарах и русских. Теперь, князь, простой черемисин выберет тот путь, где нет войны. А с Мамичем пойти—непременно воевать. И поэтому люди к Мамичу в войско не идут, и он уже начал сгонять их силой. А эго гибель для него. Он сейчас пугает луговых и арских людей на­шим полком. Если мы пойдем на Чалым, Мамичу поверят, и снова начнут люди собираться под его руку. А распусти мы полк — войско Мамича разбежиться в неделю.

—     Истина в твоих словах есть,— сказал князь, подумав,— од­нако риск — дело большое.

—     Вспомни, князь, воеводу Салтыкова. Ежели бы он не лю­товал на левом берегу, может, ханства Али-Акрама и совсем не было. Будь мудрее Салтыкова, князь.

Шуйский долго ходил молча по горнице, раздумывая, присел к столу, хлопнул ладонью по камчатой скатерти, сказал:

—     Ладно, воевода. Послушаю тебя. Только смотри,— князь по­грозил Акпарсу пальцем.— В случае чего — головы на плаху по­несем вместе.

—     Все будет хорошо, князь. По первому снегу приезжай ко мне в Нуженал. На зайца такую охоту устроим!

В день покрова святой богородицы Акпарс распустил воинов горного полка по домам. Полковой стяг водрузили в церковный притвор к отцу Симеону, в алтаре на вечное хранение поставил Акпарс серебряную чарку, подаренную царем на свадьбе Янгина. Часть оружия раздали людям, часть отвезли в Свияжск, в вое­водскую сбройницу.

Алтыш со своими друзьями после беседы с Акпарсом ушел на Луговую сторону.

Отарский илем—большой илем. Поэтому здесь Ахмачек наде­ялся взять в войско нового хана не меньше сотни человек. Он приехал с десятью джигитами, велел всем отарцам собраться у моста. А когда люди собрались, он, не слезая с коня, начал гово­рить:

—     Эй, мужчины, слушайте слово хана Мамич-Берды. Стало нам известно, что русский царь Иван велел горному полку идти на Луговую сторону и воевать наши илемы. Всю землю по эту сторону Волги хотят отдать нечестивому Акпарсу, а вас выгнать в глухие леса на Пижму и Юронгу. Тех, кто служил хану Акраму, хотят покарать. Я и мой брат Мамич-Берды защитим вас от тех, кто продался русским. Вы должны дать в наше войско сто чело­век. Время у нас мало—завтра утром самые сильные мужчины пусть будут готовы: я поведу вас в Чалым.

Вздыбив коня, Ахмачек помчался в сторону илема Юксары, оставив в Отарах пятерых джигитов. А вечером в илем вернулся Алтыш, а с ним тридцать человек, отпущенных из плена. Верные извечным обычаям гостеприимства, отарцы разобрали усталых и вымокших путников по домам, накормили и обсушили.

Весть, которую принесли друзья Алтыша, взволновала всех жителей илема. Оказывается, горный полк распущен, Акпарс снял с себя звание воеводы и готовится к зимней охоте. Зачем же тогда Ахмачек собирает войско?

Отец Алтыша — давний карт в илеме Отары. Он и самый муд­рый. К нему собрались за советом.

— Скажи нам, как быть?—спросили.

Старый карт мотнул головой в сторону сына.

—     Алтыш, мой сын, был сотником у Мамич-Берды. Везде бы­вал, больше меня знает—его спросите.

—     Меня спрашивать не надо, вы сами все знаете,—сказал Ал­тыш.—Под ханом Гиреем нам было плохо, под ханом Али-Акрамом еще хуже. Мамича я тоже хорошо знаю: ему до нас дела нет, ему нужны свои земли, что русские отобрали, свое богатство, что в Казани осталось, защитить. Русский царь тоже другом нам не будет, но если мы уплатим честно ясак и все налоги, русские нас не тронут. А хану Мамич-Берды не меньше давать придется, да жизни в войне класть. Я так думаю: не идти в его войско.



—     А ты про Юксары слышал?—спросил кто-то.

—     А что в Юксарах?

—     Тех, кто в войско идти отказался, саблями джигиты Ахмачека посекли.

Долго судили-рядили, так ничего путного и не придумали. Тогда старый карт, молчавший во время всего разговора, сказал вдруг:

—     Разойдитесь все по домам. Всех людей, что с Алтышем при­шли, посылайте сейчас же сюда. А людей для Ахмачека готовить надо—у них сила.

Когда старики разошлись, карт спросил сына:

—     Твои друзья так же думают, как и ты?

—     Им Чалымское ханство не нужно, они войной сыты по горло.

—     Если им все, что я придумал, сказать—не выдадут?

—     А что ты им скажешь?

—     Я вот что, сын, надумал: пока жив Мамич-Берды и его брат Ахмачек, покоя нам не будет. У них—сила, мы—безоружны. По слухам я знаю: нет такого илема, где бы желали воевать за бо­гатство Мамич-Берды. Пусть твои друзья идут по своим илемам и, не дожидаясь Ахмачека и Мамич-Берды, собирают под свою руку людей. А собравши, пусть шлют гонцов с подарками к тебе. А там я скажу, что делать дальше...

Неделю спустя к Чалыму подъехало двенадцать всадников. Их переметные сумы были набиты туго. На переднем коне ехат Алтыш. У дома, где жил новоявленный хан, его остановила ох­рана.

—     Кто такие?

—     Передай высокочтимому хану, что к нему сотник Алтыш по большому делу.

Когда Алтыш вошел в просторную избу, Мамич-Берды сидел на троне, вывезенном из Кокшамар. На хане были халат с плеча Али-Акрама, меховая шапка с золотой цепочкой наискосок.

Алтыш упал на ковер, поцеловал подножие трона и поднялся:

—     Велика моя вина перед ханом. Я пришел просить у тебя милости и прощения.

—     Ты, Алтыш, трус, и тебе пощады не будет. Ты со всей сотней сдался в плен удиравшим воинам Акпарса, вместо того чтобы драться за ханство.

—     Поверь, великий хан, нас отсекли от Чалыма воины русской сотни, а ногайцы, видя это, не помогли нам ничем.

—     А где твоя сотня?

—     Все мои воины вернулись из плена вместе со мной, они то­же, как и я, принесли тебе большие дары и просят милости. На двенадцати лошадях привезли эти дары.

—     И это все, что ты хотел мне сказать?

—     Нет, не все. Твои верные воины возвратились в свои илемы, собрали каждый по сотне самых сильных и самых смелых парней и теперь ждут твоего повеления. Скажи, куда им идти?