Вольные города

Здесь только Кучак нужен хану. Много умных и благородных ИпЛ к тРона’ но ни одному, кроме Кучака, верить нельзя. Вот . у а1’ светлая голова, смел, прям. Но разве не видит Саип-

р и, что улат втайне радеет Москве? Или мурза Чура. Истый казанец и крымцев ненавидит. Только один Кучак. Тот сам из Крыма, в Казани живет давно, его умом и силой крымские Гиреи сумели пробраться к Казанскому престолу. Аллах знает, что было

бы сейчас с Саипом, если бы не джигиты Кучака да не крымское войско. Казанцы живо бы выгнали Саипа из Казани.

Дело к тому и идет, не зря хану так скоро понадобился ум мурзы.

Хан открыл дверь, крикнул:

—     Во все ворота города передайте мое слово: как приедет мур­за Кучак, пусть немедля идет ко мне!

Последняя предутренняя звездочка погасла над лесом. На до­рогу незаметно вышел рассвет.

Мурза Кучак едет впереди, за ним джигиты.

Скоро с востока поднялось сияющее солнце — и показалась Ка­зань. Город раскинулся вдоль высокого холма. В отблесках сол­нечных лучей минареты пылали, будто свечи. К небу поднимались столбики дымков. Над рекой Казанкой угрюмо возвышались тем­но-красные стены крепости. Широченные круглые башни с ворота­ми стояли на страже города.

Около Муралеевых ворот остановились. Группа джигитов вы­ехала вперед, всадник постучал в ворота черенком нагайки.

Окно открылось, грозный голос спросил:

—     Кто?

—     Мурза Кучак! — выкрикнул всадник, и ворота тотчас откры­лись. Стражник, когда мурза проезжал мимо, приложил руку к голове и груди. Кучак натянул поводья.

—     Слово хана, да продлит аллах его могущество.

—     Говори.

—     Саип-Гирей в великом гневе. Три дня ищут тебя по его во­ле и не могут найти. Поезжай в его дворец немедля. Так повелел великий и несравненный.

Мурза хлестнул коня и поскакал ко дворцу хана.

У входа во дворец мурзу встретил его сын Алим,или Кучак-ог- лан, что означает младший. Во время отъездов отца Алим оста­вался за нуратдина, хотя хан не доверял ему ни важных поруче­ний, ни больших тайн.

Сойдя с коня и отослав джигитов, мурза, не ожидая обычных приветствий, спросил:

—     Зачем так скоро стал я нужен хану?

—     Хан в тревоге и не говорит причину гнева,— ответил Алим.

—     Что-нибудь случилось?

—     Из Бахчисарая прибыл Сафа-Гирей и привез печальную весть: крымский хан Магмет-Гирей убит.

—     Кого великий султан поставил вместо него?

—     Саадет-Гирея.

Мурза плюнул и зашагал медленно в сторону дворца.

—     Тебе пора быть умным, Алим. Даже малый ребенок, зная все, что ты сказал мне сейчас, понял бы причину тревоги хана.

—     Только аллах знает, что на уме великого.

—     Думать надо! Разве ты не знаешь, что Магмет-Гирей и наш повелитель Саип-Гирей — братья, рожденные одной матерью, вто­рой женой хана Менгли, да будет мир с ними обоими.

—    Знаю, отец.

—    А трон Казани держится на копьях крымских воинов.

—     Все так думают, отец.

—     Но теперь Магмет убит, и ханом в Крыму стал Саадет. Те­перь он распоряжается войском, которое держит трон.

—     Но Саадет тоже брат Саип-Гирея.

—     Не совсем. Саадет рожден от третьей жены Менгли, да бу­дет мир с ними обоими, и ненавидит Саипа. Ты понимаешь, поче­му теперь появился здесь Сафа-Гирей?

—     Он... он...

—     Он тоже, как и Саадет, рожден от третьей жены Менгли. И я совсем не удивлюсь, если узнаю, что Сафа привез не только весть о смерти старого хана, но и повеление нового о выводе из Казани крымских аскеров. Ты видел Сафу?

—     Да, отец. Он совсем молод, почти мальчик.

—     О, эго хорошо, когда хан молод...

—     Ты думаешь Сафа будет ханом?

—     На все воля аллаха, сын мой,—сказал Кучак.— Ты дальше не ходи. Иди домой, там увидишь девушку, которую я привез. Прикажи одеть ее в лучшие одежды и жди моего слова.

—     Будет так, отец,— сказал Алим и вернулся назад.

Хан Саип-Гирей лежал в кофейной комнате и грыз янтарный мундштук кальяна. В комнату вполз слуга и, уткнув голову в пыль­ный ковер, проговорил глухо:

—     Мурза Кучак просит позволения предстать перед гобой.

—     Пусть войдет! — крикнул хан и сел на подушки.

Мурза вошел твердым шагом, остановился посреди комнаты, низко склонив голову.

—     Дошло до меня, великий хан и справедливый повелитель, что ты хотел видеть своего слугу. Я здесь, и да будет славно в ве­ках твое имя.

Гирей сидел молча и руки для поцелуя, как он это делал обыч­но, не протягивал. Лицо его было мрачно и недовольно. Наконец он заговорил, как бы про себя:

—     Когда в ханстве мир и благоденствие и когда дела ханства, словно лодку, идущую по течению, вести легко и просто — мои слу­ги надоедливо путаются под ногами и день и ночь. Они непрестан­но мелькают перед глазами, и тогда я знаю, что вокруг все спо­койно. Но настанет миг—и слуг нет. Они исчезают, прячась по углам, и гогда знай, ведущий лодку царства, что впереди пороги и водопады, что скоро с небес грянет гром.

—    Клянусь аллахом — я не из их числа! — воскликнул мур­за.— Если бы я знал, что моему повелителю грозит беда, я не ото­шел бы ни на шаг от его дворца. Но неделю назад и сейчас я не вижу причин для тревоги.

—    Да?! А ты знаешь, что любимый брат мой убит?

—    Все мы поистине принадлежим аллаху, к нему и возвра­щаемся.

—    Но вместо него на трон сел Саадет, и я уже получил пове­ление отправить все крымское войско из Казани под его руку.

—    Может, у Саадета в том нужда есть? Пусть берет войско. У тебя, великий и мужественный, останутся твои верные джиги­ты. Над ними Саадет не властен, они мои и перервут глотку каж­дому, кто посягнет на твою священную жизнь.

-—Ия так думал три дня назад. Но сейчас стало мне известно, что на Волгу пришла русская рать в огромном числе и скоро будет под Казанью. Что я сделаю с ней, если крымские воины уйдут от меня? Я верю тебе и твоим джигитам, но разве смогут они оборо­нить Казань от более ста тысяч русских воинов?

—    Ведомо ли тебе, пресветлый, кто ведет русскую рать?

—    Сам князь и воевода Вельский...

—    Позволь сказать, мой повелитель.

—    Говори.

—    Вручи свою судьбу всевышнему, и он поможет тебе. Ты го­воришь, русская рать многочисленна? Знай, великий, в этом наше спасение.

—    Мой ум не постигает твоих слов. Говори яснее.

—    Казань выдержит осаду русских, если их ведёт такой не­решительный воевода, как Иван Вельский. Город наш укреплен сильно. Мы продержим русских у стен месяц, и они пожрут вок­руг не только траву, но и деревья.

—    Ты прав, Кучак. Прокормить сто пятьдесят тысяч человек русские не смогут и уйдут обратно. Тогда я покажу этому криво­бокому ишаку, моему братцу Саадету, что смогу удержать казан­ский трон и без его помощи. Я прославлю свое имя тем, что удер­жу громадную рать горсткой джигитов.

" — О венец мудрости, выслушай еще один совет. Надо послать гонца к черемисам, пусть они почешут русским спину и заодно уз­нают, не подвезли ли неверные запасы еды в какое-нибудь близкое к Казани место.

—    Ближе Нижнего Базара русским запасы делать негде.

—    Все же, великий хан, надо узнать.

Саип хлопнул в ладоши, вошел слуга.

—    Позови сюда Япанчу! Есть ли новые вести о русских вой­сках?— спросил хан, когда Япанча вошел и поцеловал край его одежды.

—      Русские сели на лодки и вторые сутки идут к Казани. И еще узнали наши люди—там, где Сура впадает в Волгу, появился Шахали.

Хана словно укололи иголкой. Он вскочил с подушек, подбежал к Япанче и, ухватив его за грудь, притянул к себе.

—      Что он там делает?

—      С ним много войска. Может быть, они хотят строить кре­пость. Есть слухи, что там они будут хранить запасы еды и оружия.