Страница 6 из 73
Коморы Гаврюшки Петрова были на другом конце Кафы. И потому купцу и Васильку пришлось идти через весь город. Никита шел не спеша и тихо рассказывал:
— Смотри, вон за крепостной стеной пригород, сиречь антибург. Живут тут ремесленники, видишь, насколько ветхи жилища их и грязны улицы. Тяжко им тут, народишко совсем бесправный.
Улица, по которой шли купец и Василько, поднялась на вершину, открылся порт и береговые огоньки. I
— Что-то за портом костров палят много? — спросил Василько.1
— Страшнейшее то место,— ответил Никита.— Людишки живут в лачугах, а то и просто в земляных норах.
— Кто они?
— Всякий сброд. Генуэзцы зовут их одним словом — чомпи.
— Это как будет по-нашему?
— Стало быть, низший, бесправный человек.
Никита вдруг остановился, снял шляпу, перекрестился. Подняв голову, Василько увидел перед собой церковь.
— Это и есть храм Благовещенья. Церковь наша — русская. За ней скоро и коморы.
-- Никогда не думал, что в Кафе столь много русских людей живет. Верно, боле всего купцы? '
— Не только. Хотя и нашего брата не мало, одначе больше мастеровых. Есть и оружейники, плотники, бочары, швальщики, сапожники да кожемяки.
— Мастеровые наши отколь тут взялись?
— Мало ли отколь. Сколько веков из русской земли невольников сюда тянут. Многие тысячи побывали здесь. Ловкие да с та- митом сами из неволи выкупились, иные сбегали от хозяев своих. І їм много ль у Черного камня стоишь, а сколь к нему житейскими Ношами народу прибило. Так и тут. Вот придем к Гаврюшке, поглушим, что люди говорят, а после мой совет выслушай. Давно я тут живу и все одну думку вынашиваю. Сейчас пришла самая пора
и 11у вот, мы, кажись, и пришли,— сказал Никита, подойдя к нфнким дубовым воротам.— Это Гавриловы коморы и есть.
купца Гаврюшки полна горница народу.
Когда Василько и Никита вошли, коренастый, весь в шрамах и повел громкую речь. Увидев вошедших, замолчал, а хозяин
им крикнул:
Сказывай дальше. Это наши люди.
Никита на ухо Соколу шепнул: «Шкипер Родольфо, фряг. Слушай чего он скажет».
Мон капитан, синьор Леркари, отважный и справедливый пвгк. Он сказал: — Иди, Родольфо, к ремесленникам, среди них много честных и смелых парней. Они тоже, как весь городской терпят страшную нужду. Скажи им прямо: капитан Леркари поднимает свою шпагу на жирных и знатных. Пусть ответят готовы ли выступать на общего врага нашего. Говорите! — Кнпеї) сел на край скамьи.
Ты бы хоть пару деньков подумать нам дал,— сказал купец никои.— А то сразу так.
Что там думать! — выкрикнул угловатый, в кожаном фартукe мужик.— Уж терпежу совсем не стало. Приходят в кузню — и то, сделай и это. А платить не хотят. Сенька, брат мой, намедни ІІІнніу задаром отдать отказался — на пытошной машине руки отняли.
А я от плотников. Зовут меня Игнат Рыжик.
- Знаем!
- Так вот я и говорю: топоры у нас в руках вострые, а уж дух и того вострее. Житья от богатеев никакого нет. Что голоду-
■ но плевать, притерпелись, а издевательства как переносить? ишку мою, поди, все знавали, одно утешение родителям была. Мялн, уволокли да целый месяц измывались. У консулова ма-
н і и наложницах была. А сколь наших девок после их грязных ни кабакам пошло! Скажи капитану, плотники топоры наточены. И, пни,ко інака, мол, ждут! Все!
і множники за плотниками! Дубины возьмем!
По m i тем купец Федор Сузин:
- Потождите, робяты, так нельзя. Не посмотрев в святцы, да и колокол — рази так можно. Надобно знать, ради чего за что боремся. Вот ты, Рыжик, скажи — порубишь ты жирных, а
потом куда?
Потом ? Стало быть, снова плотничать буду.
— Ну и дурак. Ты будешь рубить жирных, а капитан Леркари снова в сенат фрягов насажает, и вторую твою дочку теперь уж к новому масарию сволокут, а у Кольки Скибы, кузнеца, ноги выломают. Пусть нам Родольфо скажет, сколько, в случае победы наших людей поставят в сенат и сколько в попечительный комитет Сегодня в сенате одни фряги, причем знатные. Иным, говорят, туда нельзя. Ведомо нам, что Леркари сам человек незнатного роду, простого купеческого звания. Пустит ли он в сенат простых людей?|
— Капитан Леркари велел мне сказать: кто будет драться г жирными, из тех брать в попечительный комитет и в сенат. Теперь я хотел бы знать, сколько ваших людей выйдет на улицы и с каким оружием.
— Зовут меня Даниоло. Кольчужники выйдут сорок душ! 1
— Швалыцики выставят тридцать. С рогатинами! Говорит Сурен Тер-Григорян. У нас славные молодцы.
— Эй, бочары! Что молчите? Сколько от вас?
— Пиши пятьдесят. С топорами.
— Оружейники — двадцать пять! Выйти есть с чем!
— Кузнецы!
- Плотники! )
■— Кожемяки!
— Ну, атаман, твоя очередь,— шепнул Никита Соколу.
Сокол встал, поднял руку и, волнуясь, крикнул:
— Пиши пятьсот!
Все головы повернулись к нему.
— От кого пятьсот? — шкипер удивленно поднял разрублен ную бровь.
— От лесных людей. У каждого меч и копье!
В горнице одобрительно зашумели. Шкипер грыз ноготь большого пальца:
— Я не могу без позволения капитана записать лесных людей! Пусть завтра днем ваш человек ждет меня здесь. Я приду и поведу его к Леркари.
Еще долго не расходились мастеровые от купца. Выведывал у шкипера о других людях, какие пойдут за капитаном, жаловались на тяжелую жизнь, особенно интересовались ватагой. Василько рассказал, как живут они у Черного камня. Шкипер заторопился уходить.
Ночевали у купца на сеновале. Никите и Соколу хозяйка п стелила в отдельной спальне. После ужина Никита сказал:
- Завтра почнем закупать оружие. Дело сие не простое. Йванке и тебе — обоим закупки делать... |
— Знаешь, Никита Афанасьевич, как-то все это быстро да просто сладилось. Не втравить бы мне ватагу в дело пустое, не ног бить бы ее. За столом кричать — одно дело, а как до схватки дой-
— 26
дет, кто знает, чем оно обернется... Ведь у консула да его приспешников— сила немалая, не побороть их так просто.
Ты послушай меня, Сокол, не раз обо всем передумал я. И грабежах да лихоимстве силу они свою размотали. Недаром Леркари поднимается — видит слабину. Раньше поддержка им с 1*ч|'»| была, из Генуи, а ноне турки проход закрыли. Торговля морская захирела, власть у них все слабей. Самая пора.
Да пора ли, Никита Афанасьевич?
А ты дальше слушай. Не на Леркари главная надежда моя. Он вла сть себе добудет, и дело с концом. О простых людях и думать забудет. Да и не на них надеется он. Потому и в море по- нм'ч- на корабль триста невольников посажено. Он их раскует, и они добудут ему власть. Ты заметил, как насторожился шкипер,
f
ui ли про лесных людей узнал? Испугался он тебя, право слово. Пятьсот воинов — это сила. Однако отказаться не посмел. А теперь лушап: пусть Леркари поднимает оружие на жирных, ты с ва- |*Ж инкам и ему поможешь. Когда дело будет сделано, мы пойдем к невольникам и позовем их в ватагу. Будет у нас восемьсот «Уш. а Леркари скажем: вот — бог, вот — порог. Садись на свой іи|чігі.'іі( и уходи, пока цел. А фряжским купцам дулю с маслом — похозяйничали, хватит. Сделаем Кафу вольным городом.
А как же боярин?
Што боярин?
Он говорил другое. Зачем нам вольный город, ежели на Руси
| иго лежит ярмом тяжеленным. Вот поможем Ивану Василичу рассчитаться, тогда видно будет...
Пойми, атаман, одно: если город будет наш, мы князю вдвое поможем.
А ватага! Людей куда денем?
- Будут они воины вольного города. А ты — воеводой. И-эх, говлю с Русью развернем!
А вдруг ватажники не согласятся? Може, Иваша встанет М)|пн>. подумав, сказал Василько.