Страница 58 из 59
В 1920 году В. Винниченко, представляя созданную им же Зарубежную группу украинских коммунистов, приезжает в Москву — поступок, на долгие годы обеспечивший ему крайне прохладное отношение в радикальных кругах украинской эмиграции. Он надеялся, что в новых социальных условиях реализуются его идеалы национального украинского возрождения, он искал компромисса, искал сотрудничества, ездил в Харьков, где находилась тогда столица Советской Украины. Сотрудничество не состоялось, всё увиденное и услышанное произвело на импульсивную натуру В. Винниченко тяжкое впечатление, и он снова уехал за границу — на этот раз навсегда.
В упомянутой публикации”ДН” и представлены отрывки из винниченковских Дневников, относящихся как раз к 1920 году. Они крайне субъективны, что и делает их уникальным документом. Читая эти записи, чувствуешь себя в странном иллюзионе, где показывают прекрасно сохранившуюся старую ленту, снятую в жанре репортажа из будущего. После журнальной публикации дневниковых текстов мне не раз приходилось слышать, что они кажутся написанными сегодня, идёт ли речь об экономике, национальном вопросе, функционировании социальных механизмов в нашей стране. Всё тут правда, однако стоило бы присмотреться к природе читательских восторгов. Многолетний паралич общественного сознания оказался столь глубоким, что аналитическая смелость задним числом почитается нормой, а человеческая способность отчётливо видеть формирующуюся действительность — чудом. Владимир Винниченко был среди представителей мыслящей элиты, неизбежно нёсших в себе трагедию беспощадного познания своей эпохи. Это и есть масштаб личности, представления о которой так сильно измельчали со временем.
Похоже, и до сих пор не оценён должным образом ущерб, нанесённый отечественной культурной почве былым вымыванием интеллектуального "пласта”. Мало ли их было, брёвен на пути пролетарской революции?
… Итак, эмиграция. Она, если судить по тем же дневниковым записям, редко одаряла большими радостями.”Надо признать честно. В атмосфере эмиграции плодятся склоки, а не гении. Но каждый атаман считает себя гением”. Это крик души В. Винниченко, пытавшегося продолжать активную политическую деятельность. Что же касается его литературной деятельности, она протекала достаточно интенсивно. В самом начале 20-х годов им написан большой философский роман-антиутопия "Солнечная машина”. При всей сложности дальнейшей издательской судьбы произведение это осталось заметной вехой в наследии писателя. Вскоре после переезда из Германии во Францию (февраль 1925 года) у него возникает замысел романа, с которым вы и познакомились в этом выпуске "Экспресс-книги”.
Ещё цитата из Дневников:
"Кажется, можно было бы назвать роман "Утерянный рай". Все, вся Европа, все классы и все обитатели её тоскуют по раю, из которого бог войны изгнал их своим огненно-пушечным мечом. Каждый тоскует по былой чистоте и нетронутости. Эта чистота, этот рай у всех разные, часто они враждебны друг другу, но они были или кажется, что были, и каждый опять-таки на свой манер тоскует по утраченному”.
Наверное, следуя за событиями романа, читатель с удивлением вспомнит дневниковые строки: очень уж слабо настраивает на серьёзный лад это повествование с запутанной интригой, недоразумениями, погонями на сверкающих авто и шумной стрельбой. А героиня с фиалковыми глазами и волосами до пят, а её роковая противница — брюнетка с порочными наклонностями… Роман выглядит трогательным пришельцем из того мира, где прекрасные дамы прячут свои личики в пушистые меха, где бурные бесконечные объяснения — непременный жизненный атрибут, где принято состязаться в бескорыстии и благородстве и самая зачерствевшая душа способна раскрыться навстречу свету и истине. Как тут не сбиться на чуть иронический тон, если сам автор вовсе не чуждается иронии и гротеска, преподнося свою фантастическую историю? В ней многое от игры, её персонажи ведут себя согласно её правилам — и незадачливый комбинатор Финкель, и вор-финансист Крук, и бывший офицер Терниченко, и чекисты Загайкевич с Соней, и французский сенатор Гренье, — все, кто оказался втянутым в бесконечное кружение вокруг документов, скрывающих тайну золотых залежей на Украине. А разыгрывается действо в упоительном, всегда прекрасном Париже…
"Утерянный рай” стал в конце концов”Золотыми россыпями”. Роман заставляет вспомнить о романе В. Винниченко”3аписки курносого Мефистофеля", едва ли не вершинной вещи в его творчестве до 1917 года, написанной легко, с оттенком гривуазности, впрочем, не мешающей писателю всерьёз обратиться к столь важной для него проблеме — нравственного самоопределения личности, к неумолимой дилемме: конформистское примирение с действительностью или опасное противостояние ей. "Золотые россыпи” вовсе не исчерпываются весёлой сюжетной игрой. И дело не только в том, что роман обрывается на драматической ноте, что он буквально пропитан тоской по Украине, которая объединила столь разных людей и навсегда превращалась для Владимира Винниченко (знал ли он об этом?) в тот самый утерянный рай. Романные построения своеобразно отразили противоречия присущего тогда автору миропонимания, зигзаги его житейской судьбы. Самая середина 20-х годов, на родине писателя приносит заметные плоды политика украинизации (особенно в культурной среде), с ним начинают сотрудничать издательства Украины. Ещё ничто как будто не предвещает страшного разгрома национальной интеллигенции на рубеже 30-х годов, голода, унёсшего на Украине миллионы крестьянских жизней. Разве не могли окрепнуть надежды эмигранта на скорое национальное возрождение? Сегодня видишь, что в этом динамичном повествовании с погонями и жаркими признаниями в любви не всегда концы сходятся с концами. Находясь в круге главных персонажей, те же чекисты выглядят то садистами, то рыцарями без страха и упрёка, и в обоих своих качествах они изображены с равной степенью убеждённости. Это знаки жизненных явлений и никак не их раскрытие. Обратим внимание и на то, что называется философией предмета. Роман написан драматургом, авторские комментарии и ремарки несут куда меньшую смысловую нагрузку, чем монологи, диалоги и реплики героев. Так вот, именно в одном из монологов Леси, главной и любимейшей героини автора, изображённой во всех своих ипостасях с беспредельной нежностью (винниченковское слово), в её пылкой речи звучит утверждение, что любое насилие и даже преступление может быть оправдано, если оно освящается благородной целью и совершено во имя великой гуманной идеи. Конечно, роман не так прост, и Леся находится в ситуации, когда ей предельно важно оправдать в собственных глазах любимого человека, которого она по ошибке принимает за беглого проштрафившегося чекиста, но никак не отнесёшь к числу случайных этот темпераментный словесный пассаж. Он особенно бросается в глаза как раз потому, что для романа характерна атмосфера нравственной чистоты, щепетильности даже, и каждому, даже самому разуверившемуся и падшему из героев предоставлена возможность восстать к новой жизни.
Активный участник недавних революционных событий, мог ли В. Винниченко не проявить своего отношения к революционному же, опирающемуся на победившую силу преобразованию общества? В любом случае вряд ли плодотворно судить человека другой эпохи по законам нынешнего времени. Оно ведь проницательнее и умнее как раз в пределах собственных заблуждений, которые когда-нибудь потом станут абсолютно очевидными.
Что же касается романа, он находился на рассмотрении в одном из издательств Украины, но несмотря на очевидные попытки автора проявить лояльность, рукопись была в конце концов отвергнута. В официальном отзыве не были забыты ни плохие чекисты, ни хорошие белоэмигранты: "Наше советское общество, трудящиеся нашей страны… таких "Золотых россыпей не примут”.
Теперь трудящиеся явно в состоянии его принять. Может, всё дело в обманчивой лёгкости, даже легкомыслии некоторых романных конструкций? "Золотые россыпи” написаны сильной, уверенной рукой профессионала, хорошо знавшего, что прежде нужно увлечь читателя, а уж потом поражать его высотой своих размышлений о действительности, что серое угрюмство слога вовсе не равнозначно серьёзности сказанного. Одним словом, школа…