Страница 8 из 242
Повинуясь её взгляду и движению подбородка, я поднялся, чтобы многоуважаемое собрание могло посмотреть на меня. Очень хотелось покрутиться — показать, что сзади я не хуже, чем спереди. Если бы не упоминание Проф-Хоффа, я бы так и сделал.
— Осталось переодеть его в нормальный комбо, — заметила Глава Станции. — У меня сейчас голова заболит от такой расцветки…
— Разве это не запрещено законом? — спросил седой мужчина со знаками майора Отдела Безопасности. — Они должны носит спецзнаки!
— Именно! — согласилась Глава Станции и кивнула мне, разрешая сесть. — Спецзнаки. Вопрос с формой и допуском оставлен на решение администрации. И принимая в расчёт нашу идею, он должен выглядеть как обычный сотрудник.
— А что за идея? — встрял инспектор. — Зачем вам андроид? И зачем вам я, в конце-то концов?!
В зале моментально установилась гробовая тишина — ни шорохов, ни покашливаний. Пара особо голодных представителей, угостившихся сэндвичами, перестали шуршать бумажками.
— Вы нужны нам как специалист по преступлениям прошлого, — ответила Глава Станции и одарила его улыбкой, которая скорее подошла бы придворной леди, чем высокопоставленному чиновнику. — Потому что на «Тильде» было совершено преступление, которое выходит за рамки опыта нашего Отдела Безопасности. И вообще любого Отдела Безопасности.
— Вы не можете знать наверняка! — усмехнулся инспектор.
— Могу. Потому что это преступление не учтено ни в криминальных законах, ни в гражданском уставе, ни в профессиональном кодексе. Последний раз такое преступление было совершено ещё до того, как был сформирован первый Отдел Безопасности.
«…На первой станции, — мысленно продолжил я. — На первой Независимой Станции Солнечной системы, которая была открыта в 38-м году. Официальное название «Сальвадор», неофициальное — «Нью-Эден». Сформирован первый Отдел Безопасности — взамен полиции и профсоюзных дружин. Первые советники-консультанты и первый Инфоцентр с функциями управления. Первые камиллы, получившие, пусть и в урезанном виде, гражданские права».
Но что осталось на Земле? Чего никогда не происходило на станциях? Драки, даже убийства — были. И случаются до сих пор, хотя гораздо реже, как и другие преступления на почве страсти. Как и другие преступления вообще, ведь именно с «Сальвадора» началась настоящая Космическая Эра.
Люди, заселившие станции, выросли в обновлённом мире. Они придумали себе законы, основываясь на личном опыте и желании не повторять ошибок из предыдущих эр. Но если начистоту, люди «Сальвадора» попросту не знали о многих повседневных явлениях прошлого. Того самого прошлого, которое теперь воплотилось на «Тильде», причём в форме преступления. Но какого?
Почему-то очень хотелось разобраться в происходящем до того, как инспектор получит готовый ответ на свой вопрос. Внутри меня тлело чувство, что этот ответ можно собрать из уже имеющихся фрагментов информации. Андроид А-класса, специалист по исторической криминалистике, секретность, дальняя станция… Я хотел узнать сам! Надоело получать готовое. Надоело быть фигуркой на доске. В конце концов, мне предстояло стать секретарём Главы!
Тем временем включился экран за буфетной стойкой. Возникли статичные кадры: места преступлений, снимки жертв и крупный план смертельных ран, нанесённых в одну и ту же точку. Разные люди — одинаковые ранения. Инспектор жадно вглядывался в каждое изображение. Смена кадров происходила по его команде: он шептал «Дальше!» — и опаловый лист выдавал новую порцию трупов, ран и лиц.
И вдруг Нортонсон так резко выдохнул воздух, что поначалу я подумал, что случилась неполадка в системе кондиционирования или где-то нарушена работа вытяжки. Обернувшись, я увидел побелевшие щёки, пустые глаза, устремлённые на экран, и дрожащую нижнюю челюсть. Разом рухнули все его заслоны, и Нортонсон перестал делать вид, что у него «всё в норме». Да и сама норма перестала что-либо значить.
Я бросил быстрый взгляд на Кетаки — Глава Станции с состраданием наблюдала за лейтенантом. Его реакция была для неё ожидаемой.
Вновь посмотрев на экран, чтобы окончательно удостовериться в правильности своих выводов, я опустил голову. Оперся лбом о сплетённые в замок пальцы, чтобы спрятать лицо. Я не мог смеяться, потому что в двух шагах от меня сидел человек, потерявший ещё одного друга. Но внутри, в мыслях, в том тайном пространстве, куда никому нет хода, я хохотал, катался по полу и кричал себе: «Идиот!»
На «Тильде-1» бунт «бэшек» произошёл за пятнадцать дней до того, как открылся канал СубПорта. Это значит, что у них была всего лишь неделя на ремонт и неделя на принятие решений. Когда же пришли новости из Солнечной системы, на станции осознали, что им крупно повезло. Причём дважды, хотя рассуждать так было бы верхом цинизма. Во-первых, они почти не пострадали. Во-вторых, оказались — по этой причине — весьма желанным местом для тех, кто пострадал гораздо больше. В тот сеанс СубПортации был зафиксирован рекорд по переселенцам на независимую автономную станцию терраформирования «Тильда-1». Не всех приняли — что само по себе феномен, ведь, как обещано в известной песне, «на корабле всегда найдутся свободные места!»
Последствия незапланированного наплыва проявились не сразу и совпали с другим обстоятельством. И здесь мне пригодились данные о моём сопровождающем.
Нортонсона отправили в Солнечную систему не на учёбу, а на реабилитацию. Из-за «бэшек» погибло восемнадцать его коллег. На развивающихся, изолированных, малонаселённых станциях это означает, что все они входили в круг его хороших знакомых и друзей, ведь профессиональные группы самые сплочённые.
В Отделе Безопасности работают на постоянной основе, из этой профессии уходят крайне редко — слишком ценный опыт. Поэтому Администрация станции (думаю, что решение принимала лично леди Кетаки) предпочла отправить Нортонсона в двухгодичную командировку. Он пострадал сильнее остальных выживших, и оставлять его на станции было рискованно.
Вряд ли среди погибших были неопытные новички — скорее, наоборот, молодёжи не позволили пожертвовать собой. Получается минус девятнадцать опытных хранителей порядка. Плюс тысяча психически травмированных людей, переживших предательство, которому не было аналогов в нашей истории.
И вот результат: безумный преступник, которого не вычислили ни медики, ни администрация, ни опекуны-кураторы. Убивал он по очевидной причине: боялся, что среди людей скрывается андроид А-класса, которого, как всем известно, можно отключить кнопкой, вживлённой в нижнюю часть затылка. Если кнопки нет, нужно ударить чем-нибудь в это место. На снимках не было других ранений, но и одного было достаточно — заполненное красным отверстие, похожее на раздавленный цветок.
Маньяк. Первый маньяк за последние… я не знал, сколько лет. Первый маньяк в космической истории человечества. Реликт, который выжил в эпоху всевидящих логосов и вездесущих камиллов. И зародился он в весьма удобной среде — вернее, сама среда породила его.
Инспектора вызвали, потому что он изучал дела, в которых фигурировали подобные чудовища. А меня выписали не для помощи, не для практики и не для эксперимента. Я буду приманкой.
И поэтому я мысленно смеялся — над своей самовлюблённостью, гордостью, глупой надеждой и ещё более глупой уверенностью, что Проф-Хофф пожертвовал многим, чтобы дать мне шанс. Ничего подобного! Он пожертвовал мной, чтобы дать шанс остальным. Потому что остальные могли стать чем-то большим, чем просто лабораторными свинками. А я — нет. Моя «карьера» — стать наживкой в охоте на маньяка. Единственный способ обрести смысл жизни.
Успокоившись, я выпрямился — и увидел недоумение на лицах собравшихся. Инспектор тоже не понял, что со мной. Он так и не получил свой ответ. И лишь Глава Станции выглядела удовлетворённой и, кажется, счастливой. Как ребёнок, который мечтал об игрушечной собаке, а получил живого щенка.
«Отлепи и раздевайся!»
В объяснении, озвученном Леди Кетаки, не было ничего, что расходилось бы с моими выводами. Маньяк с фиксацией на А-классе: «играл» в отключение. Начал тринадцать месяцев назад. И хотя он однозначно был безумцем, дураком он не являлся — действовал осторожно, продуманно, даже виртуозно.