Страница 1 из 15
A
Крестовый поход, организованный европейскими государями в ответ на падение Эдесского княжества, не задался с самого начала. Византийский император Мануил оказался человеком не робкого десятка, с порога указав незадачливым крестоносцам, что восток дело тонкое и воинственных хамов долго терпеть не будет. Увы, урок, преподанный византийцами, не пошёл вождям нового похода на пользу, и за самоуверенность своих венценосных вождей сполна заплатили рыцари и ополченцы.
Сергей Шведов
Часть 1 Крестом и мечом.
Глава 1 Шевалье.
Глава 2 Осада Добина.
Глава 3 Пляска святого Вита.
Глава 4 Господин Великий Новгород.
Глава 5 Княжеская охота.
Глава 6 Князь Киевский.
Глава 7 Протоспафарий Константин.
Глава 8 Царь скифов.
Глава 9 Прекрасная Элеонора.
Глава 10 Разгром.
Часть 2 Крушение надежд.
Глава 1 Соблазн.
Глава 2 Восточные ночи.
Глава 3 Покушение.
Глава 4 Гнев короля.
Глава 5 Иерусалим.
Глава 6 Осада Дамаска.
Глава 7 Фальшивое золото.
Глава 8 Чужая жена.
Глава 9 Поражение.
Глава 10 Месть.
Сергей Шведов
Пилигримы
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Часть 1 Крестом и мечом.
Глава 1 Шевалье.
Князь Никлот пребывал в беспокойном расположении духа вот уже несколько дней. Вести с Рейна шли одна тревожнее другой, но четкой картины происходящего у вождя ободритов пока не сложилось. Кажется, дело шло к новому крестовому походу. Никлота не волновала судьба сарацин в далекой Сирии, но не могло не тревожить положение на торгу Микельбора, который угрожающе пустел. Почему алеманские гости вдруг поворотили свои торговые ладьи в иные пределы, не знал никто. Обид в Микельборе им не чинили и уж тем более не гнали с насиженных мест. Даже купцы из Любека, считавшиеся в столице ободритского княжества почти своими, перестали появляться на мощеных улочках вдоль и поперек исхоженного города. Все это было, конечно, неспроста. Кто-то явно предупредил торговцев о грядущих несчастьях в землях ободритов.
Князь недовольно постучал пяткой по половице, неожиданно просевшей под его грузным телом. Половицу следовало поменять, а приказного Осмысла взгреть, чтобы впредь внимательнее следил за обустройством палат. Никлот был далеко немолод годами и уже готовился переступить шестидесятилетний рубеж, но до сих пор не избавился от горячности, свойственной ему с молодости. Казалось бы, ну что за беда эта подгнившая половица, а Никлот разгневался так, словно на него рухнула потолочная балка. Воевода Родияр, стоявших у открытого окна обширного зала, осуждающе покачал головой. Негоже князю так себя ронять да еще в присутствии мечника, впершегося в княжьи покои невесть по какой надобности.
– Ну?! – резко повернулся Никлот.
– Чужак во дворе трется, – пояснил смущенно мечник. – Просит твоего внимания, князь.
– Кто такой?
– А бес его знает, – почесал затылок Бориц. – Волосом светел, ликом черен. Мы меж собой подумали – не из Навьего ли мира его к нам занесло? Одет как алеман, но человеческую речь разумеет. Словом, не поймешь кто.
– Вооружен? – холодно спросил Родияр.
– Два коня при нем, копье, меч у пояса, щит к седлу приторочен – рыцарь одним словом.
– Зови, – коротко бросил князь, присаживаясь в кресло – не стоять же столбом перед чужаком. И без того много чести, что в дом зван.
Никлот с воеводой ждали чудища, но в дверь вошел среднего роста человек со светлыми волосами и сильно загорелым лицом. Пожалуй, только этот загар и выдавал в нем пришлого, ибо под скупым северным солнцем такого не обретешь. Вот и пойми этих мечников – с чего это им в голову пришло, обзывать дивом самого что ни на есть обычного алемана.
– Я франк, с твоего позволения, – поправил хозяина гость. Держался он с достоинством, но без высокомерия, столь свойственного заезжим рыцарям. – Филипп де Лузарш. Шевалье из Сирии.
Никлот с Родияром переглянулись – занесло, однако, чужака. Вот откуда этот темных загар, так смутивший княжьих мечников. В той Сирии, по слухам, солнце вообще не заходит. Палит и палит с вечера да утра и с утра до вечера. Немудрено, что даже белокожие франки на том солнце обугливаются до черноты. Одет был гость по-дорожному – в кожаный гамбезон без рукавов и алую рубаху из шелка. Вот только вместо привычных для франков и алеманов шерстяных чулков-шоссов, плотно облегающих ноги, на нем были штаны синего цвета. И обут он был не в черви, едва прикрывающие щиколотки, а в мягкие сапоги, подвязанные выше колен ремешками. В таких ходят обычно купцы из далекой Византии.
– Садись, шевалье, – кивнул Никлот на стоящую у стены лавку. – В ногах правды нет.
Сам князь поднялся с кресла и прошелся по залу – почванился перед гостем и будет. А разговаривать с заезжим франком лучше всего стоя, по возможности глядя ему прямо в глаза. К слову – на удивление голубые.
– Письмо у меня к тебе, князь, от благородного Ратмира.
– А кто он такой, чтобы слать мне письма?
– Ведун из Арконы, – спокойно отозвался гость. – Вот его перстень, а вот послание.
Перстень был действительно арконской и явно не простой. Если по вязи судить, то дан он ведуну высокого ранга посвящения. Что, впрочем, ни о чем еще не говорит.
– Перстень можно с трупа снять, – негромко произнес Родияр.
– Вот именно, – кивнул Никлот, разворачивая письмо, написанное даже не на пергаменте, а на бумаге, которая в Европе стоила немалых денег. Но, похоже, в далекой Сирии не привыкли стеснять себя в средствах. Впрочем, руги как раз и славились в окрестных землях умением пускать пыль в глаза. Никлоту очень бы хотелось знать, каким ветром занесло арконсокого ведуна в далекую землю, которую христиане именовали Святой. Князь умел читать тайные знаки, а потому очень скоро пришел к выводу, что написаны они надежной рукой.
– Одного я только не понял, благородный Филипп, почему ведун называет тебя русом, а ты себя франком? – нахмурился Никлот.
– Прадед мой был выходцем из Киева, оттого и прозвище такое у моего рода – Русы.
– А в Сирии ты как попал? – полюбопытствовал Родияр.
– Я там родился, – усмехнулся Филипп. – Мой отец и Ратмир вместе штурмовали Иерусалим.
– А зачем арконскому ведуну понадобился чужой город?
– Ему не город был нужен, а око Соломона. Но это тайна не моя.
– Понимаю, – задумчиво протянул Никлот. – Так зачем ты к нам пожаловал, шевалье де Руси?
– Зови меня Лузаршем, князь, дабы не вводить людей в заблуждение, – попросил Филипп. – А приехал я в Микельбор, чтобы предупредить тебя о грядущем вторжении. Вопрос о крестовом походе на славян был решен в марте на Франкфуртском сейме. Бернар Клевросский призвал раз и навсегда очистить побережье Балтийского моря от язычников. Его горячо поддержали Генрих Лев, внук покойного императора Лотаря, и маркграф Альбрехт Медведь.
– Ты что, присутствовал на этом сейме?
– Я представлял на нем графство Антиохийское, – пожал плечами шевалье. – Месяц назад попа Евгений в специальной булле подтвердил решение, принятое во Франкфурте и благословил воинов христовых на борьбу с язычниками.
– Выходит поход в Сирию отменяется? – спросил Никлот.
– Нет, – покачал головой Филипп. – Он состоится. Людовик Французский и Конрад Германский уже заявили о своем желании принять крест и отомстить сарацинам за христиан, убитых в Эдессе. Алеманы полагают, что у них хватит сил и на турок, и на славян. Во всяком случае, так утверждал епископ Дитмар Гевельбергский. Именно он назначен папским легатом при армии крестоносцев, идущих в ваши земли. Епископ Дитмар рассчитывает на помощь датчан. Их князья Свен и Канут уже выразили готовность присоединиться к делу угодному Богу. Наступать решено двумя колоннами. Одна, во главе с Генрихом Львом, Конрадом Бургундским и архиепископом Адальбертом Бременским, двинется с Нижней Лабы в ваше княжество, другая – из Магдебурга в земли лютичей. Ее поведут пфальцграфы Герман Рейнский, Фридрих Саксонский и маркграфы Альбрехт Медведь и Конрад Мейсенский. Надо полагать, все эти люди вам хорошо известны. Что касается меня, то я успел познакомиться только епископом Дитмаром и благородным Генрихом, на редкость наглым мальчишкой, которого льстецы совершенно напрасно называют Львом.