Старец Горы

– Хоть сейчас под венец! – усмехнулся Картенель, довольный произведенным эффектом.

Готфрид слегка смутился и вяло махнул рукой в сторону любезного шевалье. Этот жест можно было расценивать по-разному – и как протест, и как знак согласия. Водемона больше устроил второй вариант, о чем он и сообщил Картенелю.

– Я рассчитываю на твою помощь, благородный Годемар.

– Больно уж дама попалась капризная, – поморщился провансалец. – Но я делаю все, что могу. Рано или поздно, мы сломим ее упрямство. Время терпит, благородный Андре.

Водемон был настроен куда менее оптимистично. Приезд папского легата мог многое изменить в Иерусалиме, и в окружении Готфрида Бульонского это хорошо понимали. Хотя сама встреча высоких особ прошла в обстановке теплой и дружеской. Защитник Гроба Господня, облаченный в горностаевую мантию, смотрелся истинным королем. Да и патриарх Арнульф тоже не ударил в грязь лицом, и встретил посланца папы Пасхалия во всем блеске обретенной патриаршей славы. Даимберту и Боэмунду уже при первой встрече указали место, которое впредь им надлежит занимать в Иерусалиме, а пизанец и нурман были слишком искушенными людьми, чтобы этого не понять. Впрочем, холодный прием отнюдь не отрезвил опьяненного призраком власти Даимберта, о чем он не замедлил сообщить своему неискреннему союзнику. Благородный Боэмунд оказался в довольно сложном положении, поскольку в его планы не входила ссора с Готфридом Бульонским. И уж тем более ему не хотелось огорчать своего племянника Танкреда, который наотрез отказался поддерживать Даимберта. Граф Галилейский не без оснований считал себя вторым человеком в Палестине, а потому намерение Даимберта, превратить Иерусалим и прилегающие к нему земли в церковную вотчину, не вызвали в нем ни малейшего энтузиазма.

– Готфрид уже показал себя опытным полководцем, за него горой встанут все бароны и рыцари, прошедшие с ним кровавый путь от Константинополя до Иерусалима. Воля твоя дядя, но затевать междоусобную войну в нынешней ситуации – чистое безумие.

– О войне никто даже не помышляет, – упокоил племянника граф Антиохийский, с интересом разглядывая стены дворца украшенные причудливой арабской вязью. – Это письмена?

– Строки из «Корана», – подтвердил Танкред, – священной книги мусульман.

– Ты читаешь по-арабски? – удивился Боэмунд.

– Мне их перевел Венцелин фон Рюстов, ты его должен помнить, дядя.

– Даровитый человек, – задумчиво проговорил Боэмунд.

В сущности, графу Антиохийскому было все равно, кто будет править Иерусалимом. Пусть Годфрид и Даимберт сами решают вопрос о власти. Однако он обещал архиепископу патриарший престол в обмен на еще не оказанную услугу и не собирался отказываться от своих намерений.

– Мне мешает не Готфрид, а Арнульф, – сказал он племяннику. – Надеюсь, ты не собираешься вставлять мне палки в колеса?

– Старый развратник, – процедил сквозь зубы Танкред.

Именно Танкред свел благородного Боэмунда с шевалье де Картенелем, ловким малым лет тридцати, с холодными синими глазами и худым лицом аскета. Впрочем, внешность очень часто бывает обманчивой. Благородный Годемар оказался человеком охочим до почестей и материальных благ. Во всяком случае, плату с графа Антиохийского он запросил немалую.

– Замок, положим, ты заслужил своею доблестью, благородный Годемар, но пристань в Яффе, это уж слишком, – осудил жадного провансальца прижимистый нурман.

– Так ведь я прошу не всю пристань, а только ее часть, – резонно возразил Картенель. – Благородный Танкред вполне мог бы поделиться с товарищами по походу захваченной добычей. Пойми меня правильно, граф, я ведь не один, а мои союзники не склонны работать на чужой интерес даром.

– И как ты собираешься устранить Арнульфа? – нахмурился Боэмунд. – Мне не хотелось бы прибегать к насилию.

– Никто не собирается убивать патриарха, – ухмыльнулся Годемар. – Зачем же нам брать лишний грех на душу. Арнульф добровольно откажется от сана и уйдет в монастырь, дабы там, вдали от мирской суеты, выпросить у Бога прощение за все свои многочисленные прегрешения.

– Ты прямо маг и волшебник, шевалье, – покачал головой недоверчивый Боэмунд.

– В данном случае волшебник не я, а почтенный Андроник. Это он расставил для Арнульфа де Роола ловушку.

– Ну что же, благородный Годемар, я согласен с твоими условиями, – веско произнес князь Антиохийский. – Познакомь меня с даровитым магом.

Пухленький человечек с хитрыми как у лисенка глазками произвел на Боэмунда благоприятное впечатление. Ему даже показалось, что он видел этого пройдоху, но, к сожалению, память в этот раз подвела нурмана. Однако почтенный Андроник напомнил графу о не такой уж давней встрече:

– Это я принес тебе письмо от кузнеца Фируза, благородный Боэмунд.

– Ты служишь Самвелу! – хлопнул ладонью по колену нурман.

– Служил, – вздохнул печально Андроник. – Почтенный Самвел погиб в мечети Аль-Акса во время штурма. Мир его праху, это был истинный христианин. Его смерть сделала меня сиротой.

Андроник даже уронил слезу в кубок, поднесенный ему слугой. Боэмунд в его скорбь не поверил, но оценил умение лицемера пускать пыль в глаза. Такой действительно может быть полезен и своими знаниями, и абсолютной беспринципностью.

– А кому ты служишь сейчас, портной?

– Тебе, благородный Боэмунд, – склонился в поклоне Андроник. – Мне кажется, я могу быть тебе полезен не только здесь в Иерусалиме, но и в Антиохии.

Этот человек уже однажды помог Боэмунду овладеть богатым городом, и со стороны графа было бы не по-хозяйски отказываться от расторопного и осведомленного слуги. А иного хитроумный Самвел не стал бы держать в подручных.

– Я возьму тебя с собой, Андроник, если ты выполнишь взятые на себя обязательства.

– Можешь не сомневаться в моей преданности, благородный Боэмунд, – прижал ладонь к груди армянин. – Твой успех – это мой успех.

– Ты взял с меня большую плату, портной, – строго произнес граф. – И я очень надеюсь, что сшитое тобой патриаршее облачение придется впору моему другу Даимберту.

– На тебя, благородный Боэмунд, я готов работать почти даром, но мои союзники куда более корыстолюбивы, а я слишком мелкая сошка, чтобы перечить благородным шевалье.

Сумма, названная графом Антиохийским, показалась папскому легату чрезмерной. Как успел заметить Боэмунд, пизанцы вообще жадноваты, и Даимберт не был в ряду своих земляков исключением.

– Воля твоя, архиепископ, – пожал плечами нурман. – Видимо, не каждый клирик способен стать патриархом.

– А если Арнульф заупрямится, – поморщился Даимберт.

– Ты отлучишь его от церкви. Ибо содомия один из самых страшных грехов, порицаемых Создателем.

– Но ведь нужны свидетели?

– Если тебе мало меня, благородных Танкреда, Картенеля, Бове и Музона, то мы можем пригласить на ночную прогулку Готфрида Бульонского.

– Обойдемся без Защитника Гроба Господня, – криво усмехнулся Даимберт. – Ты получишь деньги благородный Боэмунд после того, как я отслужу первую службу в качестве патриарха Иерусалимского.

Арнульфа де Роола сгубила страсть к юному монаху и излишняя доверчивость. Люди оказались подлее, чем это мог себе представить бывший капеллан Роберта Нормандского, заплативший портному Андронику за скромность и молчание умопомрачительную сумму. Арнульф это понял в тот самый миг, когда открылась дверь в убежище, которое он считал надежным, и шесть пар глаз с интересом уставились на священнослужителя застывшего в позе малопочтенной и не оставляющий никаких сомнений в его греховности. Монашек что-то испуганно пискнул, пытаясь выразить протест, но сам Арнульф даже в этом неловком положении сохранил самообладание. Он не сразу опознал Даимберта и поначалу решил, что с него потребуют отступные. Увы, свидетелям его позора деньги были не нужны. Оправданий Арнульфа тоже никто слушать не стал. Да и какие могут быть в такой ситуации оправдания.

– Ваши условия? – выдохнул грешник, присаживаясь на край ложа, которое еще недавно сулило ему блаженство, а ныне жгло как раскаленная сковорода.