Страница 6 из 7
Я сейчас думаю о рабочих, потерявших работу, пенсию и социальные льготы. Во время выступления в Портленде, штат Орегон, которое называлось «Когда элиты терпят фиаско», вы осуждали тот факт, что левые силы не смогли организовать сопротивление, в то время как правые силы уверенно смогли это сделать.
Это правда. Но я не думаю, что Индия — хороший пример для сравнения. С моей точки зрения, более ранние периоды в истории США являются лучшими примерами.
Возьмем тридцатые годы XX века. Великая депрессия началась в 1929 году. Приблизительно через пять лет рабочий класс уже стал довольно организованной и грозной силой, был создан Конгресс производственных профсоюзов США, начались сидячие забастовки. Именно эти процессы в обществе и заставили Рузвельта начать реформы «Нового курса». Этого, однако, не произошло в ходе нынешнего экономического кризиса. Не стоит забывать, что двадцатые годы прошлого века были тем периодом в истории, когда рабочее движение в стране оказалось почти полностью разгромлено. Один из самых видных историков рабочего движения в Соединенных Штатах Дэвид Монтгомери[9] написал книгу, озаглавленную «Крушение конгресса рабочего движения» (The Fall of the House of Labor: The Workplace, the State, and American Labor Activism, 1865–1925). Бурный рост рабочего движения в США начался в XIX веке выступлениями воинствующих активистов и продолжался до начала XX века уже в виде агитации рабочего класса. Однако рабочее движение было подавлено президентом Вудро Вильсоном, отличавшимся жестокостью не только за пределами Соединенных Штатов, но и внутри страны. Красная угроза сильно подкосила рабочее движение. Это произошло в двадцатых годах. Затем начались потрясения тридцатых, когда наступила Великая депрессия, длившаяся несколько лет. И Великая депрессия была намного хуже, чем та депрессия, в которой США находятся сегодня.
Кроме того, тогда существовал еще целый ряд других факторов. Например, такой, как Коммунистическая партия. Хотя об этом сейчас не принято говорить, но в те времена компартия была хорошо организованным и неизменным элементом рабочего движения. Рабочие не появлялись просто так на демонстрациях и не разбегались, как это делали другие, чтобы впоследствии кому-то пришлось все начинать сначала. Эта партия всегда была в самой гуще рабочего движения, и она оставалась там надолго. С сегодняшней организацией то движение не имеет ничего общего. И не стоит забывать, что Коммунистическая партия была впереди всех в деле борьбы за гражданские права, а это было очень важно в тридцатых годах. Они также были сильны в деле организации рабочего движения, борьбы профсоюзов. Они были той искрой, которой стране сейчас так недостает.
Почему же этой искры сейчас так недостает?
Прежде всего, Коммунистическая партия была полностью ликвидирована. Всех активистов левого движения уничтожили при президенте Гарри Трумэне. То, что мы называем маккартизмом, в действительности началось при Трумэне. Да, профсоюзы после этого стали разрастаться, но это были не прежние профсоюзы, а профсоюзы коллаборационистов, соглашателей. Кстати, это явилось одной из причин, по которой Канада — очень похожая на нас страна — имеет общественную систему здравоохранения, а мы нет. В Канаде профсоюзы боролись за систему здравоохранения для всей страны. В Соединенных Штатах они боролись за медицинское обслуживание только для себя. Таким образом, если вы рабочий на автомобильном заводе здесь, в Соединенных Штатах, то у вас имеются неплохая медицинская страховка и пенсионный план. Члены профсоюза добились такого медицинского обслуживания для себя в рамках контракта с корпорацией, на которую работали. И думали, будто у них есть контракт. Однако и подумать не могли, что это контракт самоубийцы. Если корпорация решит, что контракт закончился, то его — контракта — больше нет, он закончился. А тем временем остальная страна вообще не получила никакой системы медицинского страхования. Таким образом, сегодня Соединенные Штаты имеют совершенно нефункционирующую систему здравоохранения — в то время как Канада имеет систему здравоохранения более или менее работоспособную. Все это лишь отражение разных культурных ценностей и различающейся структуры государственных институтов в двух очень похожих государствах. Рабочий класс действительно продолжал развиваться и расти в Соединенных Штатах, но это происходило в условиях классового коллаборационизма, то есть по контракту с корпорациями.
Вы, может, вспомните, как в 1979 году Даг Фрейзер, бывший на тот момент времени главой Объединенного профсоюза автостроителей, произнес речь и пожаловался, что дельцы-работодатели вели, как он это назвал, «одностороннюю классовую войну» против рабочих. Мы думали, все — рабочие и корпорации — действуют заодно, сотрудничают друг с другом. Мы были слишком глупы, думая подобным образом. Бизнес всегда находился в состоянии односторонней классовой борьбы, особенно в Соединенных Штатах, чье деловое сообщество особенно остро ощущает классовые различия. Деловые круги в Соединенных Штатах агрессивно борются за то, чтобы избавиться от любого посягательства на их господство и контроль. Профсоюзы решили сотрудничать с большим бизнесом в США. Какое-то время рабочие, члены профсоюзов, могли извлекать из этого сотрудничества пользу. А теперь вынуждены за это платить.
Во время лекции на форуме левых сил, который проходил в Нью-Йорке 21 марта 2010 года, вы говорили о Джозефе Стэке и его манифесте. Это тот человек, который сел за штурвал самолета и направил его в здание налоговой службы США, расположенное в городе Остин, штат Техас. Затем вы продолжили лекцию рассказом о Веймарской республике. Вы сказали: «Все это вызывает в памяти те дни, когда центр уже был не в состоянии править, и об этом сегодня стоит подумать». Расскажите, что вы думаете о Стэке и почему вдруг подняли тему Веймарской республики?
Джо Стэк оставил после себя манифест, который либеральные журналисты просто высмеяли в прессе. Автора сочли сумасшедшим. Но если вы внимательно прочтете его манифест, то сразу поймете, что это красноречивые и глубокие рассуждения о современном американском обществе. Он начинает с описания того, как вырос в старом промышленном районе. Это было в городе Харрисбург, штат Пенсильвания. Когда Стэку было восемнадцать или девятнадцать лет, он стал студентом колледжа и существовал на жалкие гроши. В его доме жила восьмидесятилетняя женщина, которая питалась в основном кормом для кошек, и Стэк рассказал ее историю. Ее муж был рабочим на сталелитейном заводе, то есть человеком, принадлежащим к так называемому привилегированному рабочему классу. Эти люди очень хорошо зарабатывали в период бурного экономического роста, пришедшегося на пятидесятые-шестидесятые годы XX века. Мужу была гарантирована пенсия. Он уже предвкушал, как уйдет на покой. И все это у него украли. Из-за этого он рано умер. Такое довольно часто происходит с людьми, оказавшимися в подобных условиях. Его будущее украли корпорация, на которую он работал, правительство Соединенных Штатов и его же собственный профсоюз. А жена осталась одна, и вынуждена была питаться кошачьим кормом. Тогда Джо Стэк впервые осознал: что-то неладно в картине окружающего мира, которую ему рисовали в средней школе. И Стэк пишет: «Я решил, что не доверю большому бизнесу заботиться обо мне, позабочусь о себе и своем будущем сам».
Он пишет и о том, как пытался на протяжении всех этих лет начать маленький бизнес, а корпорации и правительство старательно сводили все его усилия на нет. В конце концов Стэк дошел до той точки, когда сказал себе: «Нужно восстать, а единственный способ восстать — пробудить людей от того безразличия, той апатии, в которой они находятся. Надо показать: мы готовы умереть за нашу свободу». После этого Стэк направил свой самолет на здание налоговой службы в Остине, чтобы пробудить многих таких же, как и сам он.
9
Монтгомери Дэвид (1927–2011) — один из самых известных историков США в области истории рабочего движения. Вместе с Дэвидом Броди и Гербертом Гутманом он считается основателем «новой истории рабочего движения».