Страница 45 из 56
Кроме того, люди преувеличивают сумму денег, идущую на государственную благотворительность. Социальные траты в США всегда были довольно низкими по международным стандартам, а с 1970 года они и без того резко упали. Это чувство огромного бремени государственной «благотворительности» — не более чем фантом. Я не говорю о подлинной «благотворительности», направленной на богатых, — но та тонкая струйка правительственной поддержки, которая направлена к людям, действительно нуждающимся в помощи, и которая никогда не отличалась особыми размерами, она еще к тому же и резко уменьшается. Я думаю, около четверти, а, может быть, и трети всего населения считают, что это самая значительная статья федерального бюджета. На самом деле она почти незаметна. То же самое они ощущают по поводу гуманитарной помощи, тогда как она незаметна совсем. Опять-таки, примерно четверть населения полагает, что это самая большая статья в федеральном бюджете. Еще они полагают, что на них очень сильно давят налоги, тогда как на самом деле у нас очень низкие налоги, и крайне регрессивные.
Имеются две весьма любопытные цифры: доналоговый доход, с одной стороны, и фактический доход после выплаты всех налогов и правительственных дотаций, с другой. Так что если взять в расчет продовольственные талоны, а также налоговый эффект и т. д., и спросить, что же останется у людей после того, как эта система сделает то, что от нее зависит, — в большинстве индустриальных стран, подобных нашей, это многое могло бы изменить. Доналоговое неравенство — это не то, что отличает нашу страну от прочих. В США неравенство, которое образуется после уплаты налогов, включая все упомянутые правительственные трансферы, практически совпадает с доналоговым. То есть вся система налогов и правительственных дотаций не очень-то многое меняет. В большинстве стран это меняет очень многое. Вот почему уровень бедности в нашей стране в два раза выше, чем в Великобритании, нашем ближайшем сопернике в этой области, и значительно выше, чем в других странах. Потому что система в целом практически ничего не дает. Эта система в высшей степени регрессивна. А если произвести серьезные подсчеты, что люди, как правило, не делают никогда, то система окажется еще более регрессивной.
Вспомните, например, о таких вещах, которые налогами не называются, но, по сути своей, являются именно налогами. Взять, скажем, Нью-Йорк Сити. Там буквально на днях были сокращены расходы на общественный транспорт. То есть будет тратиться меньше денег налогоплательщиков. С другой стороны, одновременно с этим была повышена плата за проезд, что автоматически означает повышение налогов. Плата за проезд — тот же самый налог, только по-другому названный. Между этими снижениями и налогами есть различие. Налоги регрессивны. Даже если бы должностные лица и бедняки в одинаковой степени стали пользоваться метро, это был бы высоко регрессивный налог. Но, конечно, этого не происходит. В подавляющем большинстве именно бедные ездят на метро. То есть это в основе своей регрессивный налог, он ударяет по тем, кто не может платить, и набивает карманы тех, кому за это платить не надо. Если же изучить этот вопрос более обстоятельно, все окажется еще более драматичным. К примеру, скажем, государственная администрация выделила на общественный транспорт, как они выразились, «субсидии», — смешное слово в этом контексте. Это значит, что деньги людей используются на их же собственные нужды. Но присмотритесь внимательнее. В то же самое время они значительно урезали те «субсидии», которые идут на общественный транспорт, такой как метро и автобусы, и увеличили за их счет долю пригородных железнодорожных линий. Теперь они сократили обе эти «субсидии», но та, что идет на метро, сокращена значительно больше, чем та, что идет на пригородные железные дороги. Фактически, согласно последним цифрам, разница государственного инвестирования в эти виды транспорта оценивается как десять к одному в пользу пригородных железных дорог. Кто же ими пользуется? Прежде всего, самые разные должностные лица, живущие в округе Вестчестер и Лонг Айленде. Кто ездит на метро? Это люди, живущие в Квинз, желающие попасть в Бруклин, дети бедняков, едущие в школу. Вот как обстоят дела с налогами. Если бы кто-нибудь принял все это во внимание, то он бы увидел, что эта система фактически может быть названа «пропорциональной», как это следует из расчетов экономистов, так что все разговоры о «пропорциональном налоге» — ерунда. Это просто разговоры о том, как сделать его еще более регрессивным. Налог уже более или менее является пропорциональным и является таковым, конечно, со времен правления Рейгана. Но если произвести настоящий расчет, то окажется, что он вовсе таковым не является, потому что вся его реальная тяжесть возложена исключительно на неимущих.
Возьмите, скажем, Бостон. Я живу в пригороде, где, в основном, живут очень богатые люди. Проехать две мили отсюда — и вот вы в городе, где проживают очень бедные. Сегодня утром я ездил в Бостон. Кто платит за то, чтобы я смог осуществить эту поездку? Кто следит за состоянием дорог? Кто платит местным полицейским? Кто платит за обслуживание? Это не те ребята, которые живут в моем районе. Мы все только обдираем бедняков. И так работает каждый крупный город. В каждом крупном городе жизнь налажена так, чтобы бедные платили за богатых.
Д. Б.: А кто платит за самый дешевый в мире бензин?
— Вот именно, кто?
Д. Б.: Пентагон.
— На самом деле, тут нужно быть несколько осторожным. Пентагон лишь удерживает цены на нефть в определенных рамках. Он не хочет, чтобы они чересчур опустились или чрезмерно поднялись. Потому что, если цены на нефть будут слишком низкие, это ударит по большим энергетическим компаниям, которые в основном располагаются в Штатах, во всяком случае те из них, которые не находятся в Великобритании. Нежелательно, чтобы это произошло, потому что эти компании являются важной частью богатого сектора. С другой стороны, если цены на нефть резко взлетят, пострадают другие отрасли экономики. Поэтому необходимо всегда удерживать цены в определенных границах. На протяжении всех последних лет лозунг этой политики был: «Ни слишком высоко, ни слишком низко».
Д. Б.: Здесь, в Бостоне, существует общественная организация, которая называется «Поделись богатством». Ее участникам принадлежит большое число исследований и докладов, посвященных налоговому кодексу. В частности, они сообщают, что если в 1950-е годы корпорации платили что-то около 40 % всех налогов, собираемых Службой внутренних налогов и сборов (IRS), то в 1990-е годы их доля снизилась примерно до одной четверти от прежней суммы. Мне кажется, что подобная информация может вызвать у людей интерес.
— Все это не вполне так, как вы говорите. Взгляните на государственные налоги и на все остальные. Налоговый кодекс всегда был регрессивным. Прогрессивных налогов никогда не было много. Обратитесь к работе настоящих аналитиков, таких как Джозеф Печмэн, и других, исследовавших этот вопрос на протяжении многих лет. Они указывали на то, что если все посчитать: государственные налоги, налоги с продаж, весь бизнес, — вы получите достаточно пропорциональный налог. За последние года два это сильно изменилось в худшую сторону. И продолжает ухудшаться. Есть программы, которые всегда на рабочем столе, и которые называют «программами пропорционального налога», — бессмысленные слова, потому что пропорциональный налог у нас уже существует. Эти программы предполагают наклонить чашу весов еще более резко в пользу богатых, предусматривая даже сокращение налога на доходы с капитала. Доходы с капитала для верхнего 1 % населения, составляют около половины всей прибыли, и налоги на них резко сходят на нет. Нам говорят: «Если вы входите в верхний 1 %, то мы даже не будем облагать налогом половину вашего дохода», — а ведь это огромная сумма! Все это — сложные механизмы обеспечения того, чтобы бедные, то есть около 80 % населения, оплачивали богатых.
Вы постоянно читаете разные байки вроде той статьи в New Yorker, написанной Джоном Кэссиди, которую вы мне дали на днях почитать, и где говориться, что все это — «неизбежные побочные результаты работы капиталистической системы». Дескать, «гению рынка присущ этот неприятный эффект». Это совершенная чушь. Все дело в социальной политике, которую можно изменить.