Страница 12 из 101
А подумать было о чём...
Старший брат, великий князь Дмитрий Александрович, был для Даниила опорой в жизни, поводырём в тёмном лесу княжеских дел. Даже побеждённый и униженный, преследуемый по пятам князьями-соперниками, изгнанный из столицы, Дмитрий Александрович оставался в глазах людей великим князем, вокруг которого спустя малое время снова собирались друзья и ненависть к которому выявляла скрытых недругов. Привычная расстановка сил сохранялась на Руси, и было понятно, с кем хранить дружбу и против кого готовить рати.
Со смертью великого князя Дмитрия Александровича всё привычное рухнуло и рассыпалось, как спицы из тележного колеса, потерявшего обод в глубоком ухабе...
Даниил с горьким сожалением думал, что он напрасно мнил себя самостоятельным правителем. Спокойными и благодатными для Москвы годами он обязан единственно старшему брату. Сильная рука великого князя прикрывала Москву от посягательства соседей, устрашала недоброжелателей. А он, Даниил, как малое дитя, сердился на братскую руку и порой отталкивал её...
Но только ли он, Даниил, виноват в том, что между Москвой и стольным Владимиром случались и пасмурные дни взаимного недоброжелательства, и грозовое громыхание открытой вражды?
Вспоминая прошедшие годы, Даниил мог честно ответить: нет, не только он!
Великокняжеский Владимир издавна привык видеть в удельной Москве лишь младшего служебника и требовал присылать полки, как будто у Москвы не было иного предназначения, кроме как подпирать своими неокрепшими плечами пышное, но непрочное строение великокняжеской власти, которое опасно раскачивали ордынские злые ветры, постоянное соперничество князя Андрея Городецкого, среднего Александровича, новгородское неуёмное своевольство, равнодушие ростовских, ярославских, углицких, белозерских и иных удельных князей. «Полки! Посылай полки!» — требовал великий князь Дмитрий Александрович от младшего брата. Требовал, но не всегда получал желаемое, потому что Даниил вместе с властью над Москвой воспринял неуступчивость воеводы Ильи Кловыни и отвечал его словами: «А ну как к Москве приступят враги? Чем город оборонять буду?»
Время подтвердило мудрость такой неуступчивости. Копилась в Московском княжестве ратная сила, не растрачиваемая на стороне. Осторожное обособление от междоусобных войн позволило Даниилу избежать многих несчастий. Обошли Московское княжество, не числившееся в явных союзниках великого князя Дмитрия, разорительные татарские рати, которые дважды наводил на Русь злой домогатель великокняжеского стола князь Андрей Городецкий...[20]
Когда же он, Даниил, переступил незримую черту, которая в глазах людей отделяла его от великокняжеских деяний Дмитрия Александровича, и он, московский князь, недвулично оказался в воинском стане старшего брата? Да и была ли она, эта черта? Скорее это было похоже на скольжение по ледяному склону, поначалу — невольное, едва заметное, а потом — всё стремительнее, и уже нельзя было остановиться, неудержимо несло навстречу ветру...
В лето шесть тысяч семьсот девяносто третье[21] князь Андрей Городецкий опять привёл на Русь ордынского царевича с конным войском. Вскипела в жилах Дмитрия Александровича горячая кровь его отца, прославленного воителя Александра Ярославича Невского, не стал он прятаться от татар в дальних городах, но кинул клич по Руси, сзывая храбрых на битву. Захваченный общим одушевлением, Даниил Московский тоже привёл свою дружину к Оке-реке. Над ратным полем развевались рядом владимирские и московские стяги, являя всем единение братьев.
Побили тогда русские полки татар, и побежал царевич в Орду бесчестно, пометав на землю рыжие бунчуки свои[22], и обнял с благодарными слезами великий князь Дмитрий своего брата младшего Даниила, и пошли по Руси разговоры, что родичи по крови породнились и делами...
Но победа над царевичем вызвала гнев и ордынского хана, и князя Андрея Городецкого, обманувшегося в своих надеждах, и гнев их пал поровну на Дмитрия и на Даниила...
Потом московская дружина вместе с великокняжескими полками ходила на мятежную Тверь. Кровь тверичей ещё больше связала братьев.
Дальше — больше. В Москве перестали привечать послов Андрея Городецкого, соперника великого князя. А в отместку в заволжском городе Городце люди князя Андрея разбили московский торговый караван и пометали купцов в земляную тюрьму. После этого Даниил Московский перестал возить дани в Волжскую Орду, к хану Тохте, держа руку темника Ногая, как великий князь Дмитрий Александрович[23].
Полное единение со старшим братом не казалось тогда Даниилу опасным. Дмитрий Александрович крепко сидел на великокняжеском столе во Владимире. Смирились и затихли его соперники, только в Орду стали ездить чаще, чем прежде, и жили там подолгу. И князь Андрей Городецкий зачастил в Орду, и князь Дмитрий Ростовский, и князь Константин Углицкий, и князь Фёдор Ярославский, и иные недоброжелатели великого князя. На людях Дмитрий Александрович об этих поездках говорил равнодушно и презрительно: «Вольному воля! Кому русский мёд по душе, а кому бесовский напиток кумыс!» Но брату своему Даниилу признался в своей тревоге: «Ох, чую, не к добру ордынское сидение Андрея!» Так и вышло. В лето шесть тысяч восемьсот первое[24] князь Андрей Городецкий навёл на Русь многочисленную конную рать ханского брата Дюденя.
Великий князь Дмитрий Александрович с семьёй и боярами укрылся от Дюденевой рати в Пскове, у своего старого друга князя Довмонта Псковского. Верные люди доставили в Псков серебряную казну, скопленную Дмитрием за годы великого княжения.
Но Русь-то ведь не серебро, её не спрячешь в сундуки, не увезёшь в безопасное место! Тесны для Руси неприступные стены псковского Крома![25]
Опять легли русские земли под копыта ордынских коней, захлебнулись в дыму бесчисленных пожаров. Ханский брат Дюдень сжёг в ту злосчастную зиму четырнадцать русских градов — столько же, сколько пожёг до него хан Батый. Татарская рать на этот раз не миновала Московское княжество...
В обозе Дюденева войска возвратились на Русь князья, противники Дмитрия Александровича, и начали разбирать бывшие великокняжеские города.
Князь Андрей Городецкий под колокольный перезвон торжественно въехал в стольный Владимир, который предпочёл откупиться от татарского разорения полной покорностью.
Князь Фёдор Ярославский с благословения Андрея поспешил занять Переяславль, отчину старшего Александровича, и запёрся с дружиной за его стенами, выжидая исхода войны между братьями.
Новгородские посадники признали Андрея великим князем и выговаривали себе за это Волок-Ламский, удел единственного сына Дмитрия Александровича — княжича Ивана...
Нелёгким было время после Дюденевой рати, когда Даниил возвратился из Звенигорода в разорённую Москву и начал собирать людей на родные пепелища.
Но и тогда всё казалось ему поправимым. Старший брат Дмитрий собирал в Пскове новое войско, переехал в Тверь и при посредничестве князя Михаила Тверского добился возвращения отчинённого Переяславского княжества. Некоторые удельные князья, обиженные непомерным властолюбием нового великого князя Андрея, уже посылали к Дмитрию Александровичу посольства, обещая помощь. Даниил, узнавший об этом от верных людей, поверил, что старший брат вернёт себе власть над Русью и, властвуя, не допустит конечной гибели Московского княжества...
И вдруг — эта смерть!
Будущее казалось мрачным. Андрей Городецкий не простит тесную дружбу с Дмитрием Александровичем, никогда не простит. Теперь нужно думать, как сохранить Московское княжество. Для себя сохранить и для сыновей-наследников.
20
Ордынская рать Кавгадыя и Алчедая в 1281 году и рать Турантемиря и Алына в 1282 году. Во время этих «ратей» Москва не пострадала, хотя значительная часть русских земель подверглась опустошению.
21
1285 год.
22
Бунчук — древко с конским хвостом на конце, которое заменяло в ордынском войске знамя.
23
Темник Ногай захватил власть в Дешт-и-Кипчак (так восточные историки называли Половецкую степь) и фактически стал самостоятельным правителем. В Золотой Орде образовались два военно-политических центра, которые проводили различную политику по отношению к Руси, поддерживая враждующие кяжеские группировки. Темник Ногай поддерживал великого князя Дмитрия Александровича, ханы Волжской Орды Телебуга и Тохта — Андрея Городецкого и его союзников.
24
1293 год.
25
Кром — каменный кремль в Пскове.