Страница 18 из 68
Эстетическая оценка самоубийства, базирующаяся на предэстетических категориях гармонии и меры (то, что мы называем гармоническим завершением жизни), это всегда двойная оценка — изнутри и извне. Изнутри отражается внутреннее видение ситуации самим человеком, совершающим самоубийство, и мы говорили, что для него самоубийство всегда гармонично. Извне отражается наше видение, наше знание человека, ушедшего из жизни, и знание обстоятельств, причин его выбора. В этой оценке находят свое отражение и наши индивидуальные представления о мере и гармонии, которые свойственны самому оценивающему.
Неудивительно поэтому, что один и тот же случай самоубийства, в смысле его эстетической оценки, может быть расценен разными людьми совершенно по-разному. Единственное, о чем мы должны помнить, что такая оценка всегда есть. Происходит ли это в очевидной и наглядной форме, как эстетические оценки Маяковского, Цветаевой, или в более завуалированной, не столь явной, не имеет значения.
Чем сложнее обстоятельства жизни человека, чем сложнее его внутренний мир, тем сложнее эта оценка.
Недавно вышедшее двухтомное собрание сочинений Осипа Мандельштама предваряет очень тонкая и с любовью написанная статья Сергея Аверинцева, посвященная жизни и творчеству поэта, Анализируя последние годы жизни Мандельштама, период трехлетней ссылки, которая через год обернулась повторным арестом и скорой гибелью поэта, он приводит четыре строки из «стихотворения этой поры, написанных легкими, короткими строками, уже где-то за пределами собственного существования»:
Что это? Подсознательное стремление или вполне осознанное желание поэта уйти из этой жизни?
И буквально через абзац, невольное признание Аверинцева: «Было бы утешительнее, пожалуй, если бы на этом последнем удивительно чистом взлете голос поэта навсегда оборвался. Но случилось совсем не так».
О чем же сожалеет Сергей Аверинцев? Неужели о том, что поэт не умер на полтора года раньше или не покончил с собой (хотя несколько раньше он пытался это сделать)? А если это так, то почему? Как получилось, что человек, с великой любовью и нежностью относящийся к поэту, осознанно или подсознательно желает ему смерти? Не потому ли, что, зная все последующие обстоятельства жизни и творчества Мандельштама, заставившие его пойти наперекор своим убеждениям, ситуацию, когда поэт, пересиливая себя, написал оду человеку, которого презирал всем сердцем, Аверинцев понимает, что все это нарушает ту самую меру и гармоничность, которая трудноуловима, но столь важна в жизни любого человека, а особенно в жизни поэта.
А может быть, Аверинцев и не имел в виду конкретного человека из плоти и крови и его сожаление — сожаление даже не о Мандельштаме, а о Поэте, Творчестве и Творце, созидающем удивительно гармоничный поэтический мир, который так грубо ломается внешними обстоятельствами. И собственная смерть Мандельштама по вине чужой злой воли, вдали от близких и друзей, в холодном бараке лагеря так страшно не соответствует его жизни и поэзии. Аверинцев сожалеет о несостоявшейся гармонии.
ГЛАВА 5
Эстетика способа самоубийства
Рассмотрев эстетическое восприятие самоубийства как целостного поведенческого акта с позиций его гармоничности и соразмерности всей предшествующей жизни человека, мы перейдем к анализу эстетических элементов, содержащихся в самом акте самоубийства и имеющих подчиненное, но, тем не менее, очень важное значение. В данной главе мы поговорим об эстетике способа самоубийства.
Как ни странно, достаточно трудно дать четкое определение того, что в суицидологии понимается под способом самоубийства. В доступной нам литературе, посвященной проблемам суицидологии, работ, касающихся отдельно именно этой темы, встретить не удалось.
Очевидно, эта проблема представляется второстепенной в сравнении с актуальностью изучения причин самоубийства, мотивов и других аспектов акта самоубийства. В определенном смысле это вполне объяснимо. Ушел из жизни человек, ушел по своей воле и унес с собой целый мир, который никогда уже не будет повторен. И нас, очевидно, в первую очередь волнует вопрос: каковы причины? Что можно было сделать, чтобы не допустить этого? И так ли уж важно — каким способом самоубийца оборвал жизнь, не является ли это просто мелочью в сравнении с самим фактом преждевременной сознательной смерти?
Однако, сталкиваясь со сложными проблемами, необходимо помнить, что в них никогда не бывает мелочей, и поэтому не только из любопытства мы задаемся вопросом: почему, например, один человек предпочел повеситься, другой — отравиться, третий — выброситься из окна, а четвертый — пустить себе пулю в лоб.
Мы уже говорили о сложном комплексе мыслей, чувств, представлений, образов и переживаний, обязательно имеющихся у человека, который собирается расстаться с жизнью. Можно ли говорить здесь о мелочах, когда любой нюанс может подтолкнуть или, наоборот, предотвратить роковой шаг. И среди этих, казалось бы, мелочей существенную роль играет эстетический фактор. Бородавка на носу или дурной запах изо рта могут привести человека к мысли о самоубийстве, точно так же, как ужас от образа своего тела, висящего в петле, может отвратить человека от нее.
В данной главе мы собираемся поговорить о той роли, которую играют эстетические переживания в выборе способа самоубийства, и о том влиянии, которое оказывает выбор способа на эстетическую оценку самоубийства окружающими.
Под способами вообще мы понимаем различные варианты действий, направленные на достижение какой-либо цели. Следовательно, способы самоубийства — это различные действия, направленные на то, чтобы лишить себя жизни.
В большинстве случаев природа, конечно, хорошо обходится и без нашей помощи. Смерть — естественный конец всего живого на Земле. Можно было бы себя особо и не утруждать, но человек существо нетерпеливое и, к большому удивлению ученых, которые до сих пор не могут объяснить возникновение феномена самоубийства, некоторые из нас предпочитают не дожидаться естественного конца и уходят из жизни, как с затянувшегося спектакля, сюжет которого надоел или непонятен.
Ф. Достоевский в «Дневнике писателя» приводит рассуждение одного самоубийцы, который пишет: «Так как на вопросы мои о счастье я через мое же сознание получаю от природы лишь ответ, что могу быть счастлив не иначе как в гармонии целого, которую я не понимаю, и очевидно для меня никогда понять не смогу… Так как, наконец, при таком порядке я принимаю на себя одновременно роль истца и ответчика, подсудимого и судьи и нахожу эту комедию со стороны природы совершенно глупою, а переносить эту комедию с моей стороны считаю даже унизительным, то в моем невольном качестве истца и ответчика, подсудимого и судьи, я присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на страдания, вместе со мною к уничтожению».
Поскольку жизнь, как известно, это «способ существования белковых тел, существенным моментом которого является постоянный обмен веществ с окружающей внешней природой» и с «прекращением этого обмена веществ прекращается и жизнь», не трудно догадаться, что все известные способы самоубийства направлены именно на то, чтобы тем или иным образом прекратить этот обмен веществ.
Уже в древнейших письменных источниках человечества мы находим описания некоторых широкораспространенных способов самоубийства. Вот Библия, где Саул предпочел заколоть себя после поражения в битве, но не достаться врагам живым.
Вот карело-финский народный эпос Калевала, где Айно, дева молодая «в море к рыбам отправляясь, в глубину пучины темной» поет о своей несчастной доле: