Усобники

Дмитрий тогда несмышлёнышем был и понаслышке о том ведает. Отец из Новгорода ушёл, встал неподалёку. В ту пору немцы Псков взяли, Новгороду грозили, горожане поклонились Невскому, и он одолел рыцарей на Чудском озере…

Когда Невский сыновьям уделы выделял, Дмитрию Переяславль-Залесский достался. Здесь он провёл многие годы: разор ордынский застал, вместе с переяславцами город рубил, стены и дома ставил. Споро строили мастера, далеко окрест слышались удары топоров, пахло свежим тёсом. Навсегда запомнились Дмитрию эти запахи… Сюда, в Переяславль-Залесский, он привёз из далёкого Устюга и молодую жену Апраксию. Здесь рождались и умирали дети. Вот только что и сохранился Иван, болезненный, Богом забытый, потому как не может оставить после себя наследника…

Ударили в Софийском соборе к обедне. Вошла дородная ключница Меланья, внесла чашу с горячим молоком.

-Испей, княже. — Поставила чашу на столик. — Хочешь, я тебе медка принесу?

Усмехнулся Дмитрий, подумав: «Как за малым дитём, Меланья доглядывает. Этак её Апраксин наставила». А вслух сказал:

-Спасибо, Меланья, потом выпью.

Ответил и забыл. Мысленно вернулся к тому времени, когда отец посылал его в Копорье. Те были его первые лета княжения в Переяславле-Залесском. С дружиной он прошёл в землю лопарей — места дикие, глухие, где жили по чумам и избушкам, более напоминавшим дымные землянки, селились большими семьями, ездили на оленях и промышляли зверя. Дмитрий видел, как ловко лопари бьют стрелами белок и соболей, по неделям спят на снегу и питаются, бог знает чем. Вот к этим лопарям и предстоит ему отправиться за недоимками…

В тот раз ни шведы, ни немцы к Копорью не подходили, видимо проведав, что пришла дружина русичей, встала на их пути, а Дмитрий, собрав с лопарей дань мехами и кожами, всё привёз в новгородскую скотницу.

Многое из того, что доставил в Новгород Дмитрий, отец, Александр Невский, отвёз в Орду, ублажая ханских жён и многочисленных родственников.

Рассказывал Невский, как Берке-хан вознамерился женить его, насилу Александр Ярославич уклонился. «Я, — говорил, — стар, а молодая жена годами сыновьям моим годится…»

Зимой дни короткие, ночи длинные, редко когда солнце скупо проглянет. Небо всё больше тучами снежными затягивает, а уж коли прояснится, то мороз давит.

У Дмитрия бессонница частая. Случалось, до первых петухов лежит, очи в потолок уставит. На столике-налое лампада тлеет, по стенам всякие тени причудливые вырисовываются. Вспомнилось, как ещё в первые годы его великого княжения хан Менгу-Тимур русских князей в Орду вызвал и велел им идти войной на ясов, наказать за неповиновение. Повёл удельных князей Андрей.

Поход на Кавказ был удачным, хан добычей остался доволен. С той поры Дмитрий и почувствовал, что Андрей норовит вырвать у него власть великокняжескую. Особенно влиял он на князей Фёдора Ярославского и Глеба Ростовского. Эвон, те даже великого князя в известность не поставили, что Михаила, зятя Фёдора, и Глеба, сына князя Ростовского, в подмогу татарам на болгар посылали.

И было то в лето, когда Дмитрий намеревался укрепить Ладогу и Копорье от свеев и рыцарей…

С новгородских стен доносились окрики дозорных. Бодрствовала стража в Новгороде. Бодрствовала стража в Переяславле-Залесском и Твери, в Ярославле и Ростове, в Москве и во Владимире, не дремлют сторожа по всей Руси… Но что могут поделать дружины удельных князей, если нагрянет Орда силой несметной? Подобно огромному неводу, её крылья охватят всю Русскую землю с её городами и сёлами, и нет от этой силы пощады!

Потёр Дмитрий виски. Прилёг на лавку. На душе тревожно. Повсюду засилье ордынское, тяжким грузом давит оно. Будет ли от него спасение? Князь снова сел, ноги коснулись шкуры распластанного на полу медведя, подумал: «Что, как этого медведя, лёгшего под ноги, так и Русь удельную свалили ордынцы, и когда теперь воспрянет она? А что очнётся да поднимется, ещё отец, Александр Невский, предвидел». Но когда это случится, если даже они, сыновья Невского, родные братья, в миру не живут?

Вновь прилёг, коснулся щекой подушки. Долго ворочался на широкой лавке. Вздохнул:

Ох, Андрей, Андрей, неугомонен ты и корыстолюбив, так и норовишь умоститься на великое княжение. А так ли уж сладко оно?

Неожиданно Дмитрий поймал себя на мысли, что он не любит новгородцев, страшится их своевольства, непредсказуемости. А ещё боярской и купеческой спеси. Никогда не ведаешь, с какой стороны к люду новгородскому подступиться. Будто добра ему желаешь, ан ударит в набат, и сбегутся с криками на вечевую площадь, толпами валят к Святой Софии, злобятся.

А то вдруг драку затеют. Начнут на вече, закончат на мосту волховском, с кровавыми увечьями. Бьются конец на конец, сторона на сторону, пока архиепископ не явится и не уймёт побоище.

Утихнут, водой волховской кровь смоют и разойдутся, гадая, отчего бойню затеяли.

Утро началось с приходом в старые, ещё дедом князя Дмитрия Ярославом срубленные, палаты посадника Семена. Разрумянившийся с мороза боярин, скинув в сенях шубу и шапку на руки дворовой девке, хихикнул:

-Xopoшa Малаша, да не наша.

И, ущипнув девку, боком прошёл в хоромы.

Навстречу ему уже торопился князь Дмитрий. Нюхом учуял, неспроста посадник заявился.

-Здрав будь, княже, — слегка поклонился посадник.

-Ужели дела какие в этакую рань подняли тебя, боярин?

-Аль у посадника забот мало, княже? Эвон, с Орды начала хиреть казна Великого Новгорода. В лето кануло прошлое, когда процветала.

-В те годы и Киев стольным городом был.

-Да уж вестимо.

-Так ты, боярин Семён, может, какими вестями порадуешь? Чем живёт Новгород ноне?

-Слухами, князь Дмитрий. Весть дошла до меня, Довмонт Псковский на Ладоге уже дань нашу собирает. Покуда ты, князь, в Новгороде сидишь, Довмонт лопарей потрясёт.

-Новгородцы делят шкуру неубитого медведя. — Князь нахмурился. — А Копорье от нас не уйдёт. Кто тебя, посадник, теми слухами наделил?

-На той седмице из Ладоги ушкуйники воротились, они и сказывали.

-Ушкуйники — народец гулящий, они переврут и дорого за то не возьмут.

-Где облыжное, а где истина. На всякий роток не накинешь платок.

-Истинно, посадник. А Довмонт мной наряжен… Новгородцам передай, вскорости я с дружиной отъеду в Копорье. Вот только гонца из Переяславля-Залесского дождусь.

Посадник кивнул согласно. Однако Дмитрий видел, мнётся боярин, чего-то недоговаривает. Наконец сказал:

-А не взять ли тебе, княже, оружного люда?

Дмитрий усмехнулся:

-Для какой надобности? Аль я с дружиной бессилен?

Посадник почесал бороду:

-Негоже, княже, Новгород к тебе с доверием, оттого и позвал. С новгородцами надёжней. Поди, сам ведаешь, лопари по лесам разбредутся, ищи их. А недоимки за ними изрядные.

-Не впервой, справимся, — потёр лоб Дмитрий.

Он сразу сообразил, к чему гнёт посадник. Опасается, как бы мимо Новгорода дань не ушла, вот и намерился глаз свой к нему приставить.

Боярин Семён поднялся, сказал с поклоном:

-Прощай, княже, пойду ужо.

И вышел степенно.

Знал себе цену посадник, не одно лето выкрикивают его новгородцы. Он и голова городу, он и воевода. За ним ополчение. Рать у Новгорода не такая уж многочисленная, ратников город нанимает, а коли потребуется и воинство созвать, ополченцев скликают. Каждый конец свой полк выставляет, со своим кончанским старостой.

Таким Господин Великий Новгород и страшен недругам, таким он сажал в Киеве и Владимира, крестившего Русь, и Ярослава Мудрого…

Какой же он для него, князя Дмитрия? Видать, не слишком доверяют. Однако не бывать тому, чтобы в Копорье новгородцы себя господами зрили. Недоимки, кои он с лопарей соберёт, частью в Переяславль-Залесский увезёт.