Поцелуй стали (ЛП)

– Да, есть в этом что-то поэтичное.

– Те понравилась история. Ты – романтик, – с улыбкой пожурил Блейд.

– Вовсе нет, – возразила Онория. – Сэр Никодемус сильно рисковал. Император считал богохульством распространение вируса кем-то, кроме него, тем более чужаком. Когда во дворце узнали о случившемся, наш исследователь едва успел унести ноги.

– А девушка?

– Она должна была убежать и встретиться с ним. Вместо этого ему прислали ее руки в корзине, а заодно лучших наемных убийц.

– И че дальше?

– Сэр Никодемус сбежал по шелковому пути через пустыню. Он мало что запомнил. Кажется, впал в прострацию. А к тому времени, как пришел в себя, был уже в Греции, снедаемый жаждой крови.

– Если он правда любил девчонку, то должон был мстить ее папаше.

– Он и отомстил, – кивнула мисс Тодд. – Власть императорской семьи зиждилась на тайне и том факте, что даром обладали только они. Когда о вирусе узнали все на свете, он больше не представлял собой что-то особенное или могущественное. Они превратились просто в людей, над которыми довлеет проклятый недуг. Сэр Никодемус начал распространять болезнь, заражая… девиц легкого поведения.

– Ага, знаем таких.

– Но, добравшись до Англии, он стал выбирать, кому предложить свою кровь. Во Франции сэр Никодемус заработал целое состояние, продавая вирус французской аристократии. К тому времени, как недуг распространился по Англии, господин бывший посол слыл настоящим богачом.

– С чего платить за проклятье?

Онория посмотрела на Блейда, пытаясь сдержаться и не коснуться его лица.

– Улучшить скорость, зрение, выносливость, получить долголетие. Вирус гарантирует, что голубокровный больше ничем не заболеет. В то время течение недуга было неизвестно. Единственным минусом стал тот факт, что зараженный вынужден питаться кровью. Стоило измениться одному человеку, и весь двор захотел последовать его примеру.

– Одобряю такой план, – ответил Блейд. – Продать кровь за чертову уйму золота и к тому ж отомстить врагам. Я б восхитился им, не будь он таким долбанным позером.

– Как это по-мужски, – пробормотала Онория. – Вот, я сделала все, что могла.

Блейд посмотрел на руки:

– Заживут.

Но быстро ли? Нужно записать в блокнот свои соображения. Также надо бы проверить его рефлексы, но мисс Тодд и так подозревала, что Блейд быстрее и сильнее любого новообращенного подопытного. Не поэтому ли убить вампира, по слухам, труднее, чем голубокровного? Потому что в них вирус намного сильнее?

Интересно, как быстро восстанавливается вампир… Онория отбросила эту мысль. Глупо даже думать об этом. Ей никогда не удастся изучить одного из них. Разве что за секунду до того, как чудовище разорвет ее на клочки. Вампиры безумны из-за жажды крови, с ними не договоришься. Во времена короля Георга, когда для Эшелона имело значение только изобилие, случился набег вампиров. Город дважды сгорел. За чудовищами охотились как вооруженные граждане, так и сами голубокровные.

За год пять вампиров стоили жизни десяти тысячам горожан.

С тех пор, как только казалось, что голубокровный приближается к Увяданию, его быстро обезглавливали. Это происходило в тайне, но до Онории доходили слухи. Они называли это милосердием, а по ее мнению, ими двигал страх.

Город не выдержит еще одного набега вампиров. Люди и так уже возмущались, что механизмы отбирают у них работу, и что французы поступили умно, обезглавив всех своих голубокровных. Технология Эшелона держала недовольных под контролем, но одной маленькой провокации достаточно, чтобы снова поднять бунт.

– Че задумалась? – спросил Блейд.

Онория моргнула и перевела взгляд на гостя. Он смотрел так, будто читал ее как открытую книгу. Но ведь Блейд всегда за ней следил, во всяком случае, так Онории казалось.

– Я думала о вампире. Это было ужасно… – Она поежилась.

– Ага. Воняет как старая кляча, неделю проведшая под палящим солнцем. Грязная уродливая тварь.

Онория покачала головой:

– Конечно, его запах и вид отвратительны, но самое ужасное, что когда-то он был голубокровным, как ты.

Господин посмотрел ей в глаза своими, блестящими и зелеными.

– Разве ты не боишься? Говорят, это неизбежно, – выпалила она.

– Лекарства нету, такшо чему быть, того не миновать. – Блейд пожал плечами, как будто ему все равно, но опустил взгляд. – Я парней предупредил. Уилл смекнет, че делать.

– Это ужасно трудная задача, он совсем юн.

– Эт может тока он.

Онория вспомнила глаза верзилы и то, что он двигался почти так же быстро, как Блейд.

– Он ведь вервульфен?

Зеленые глаза сверкнули. Блейд словно взвешивал, можно ли доверять собеседнице.

– Ага.

Онория застыла. Вервульфены управляли Скандинавией, а в Германских штатах их держали на цепи и заставляли служить в армии. Но голубокровные плохо ладили с вервульфенами. Когда Эшелон пришел к власти, первым делом напал на шотландские волчьи кланы и убил почти всех в битве при Каллодене. Онория видела живого вервульфена только в клетке зверинца принца-консорта. Бедное безумное существо ходило из угла в угол. На человеческом лице горели волчьи глаза.

– Откуда он?

– Его продала мамаша, как только заметила первые признаки волчьего вируса, – пояснил Блейд. – Его выставили напоказ в Ист-Энде. Резали беднягу, шоб потешить толпу взрывом ярости берсерка. Ему было годков четырнадцать-пятнадцать. Я его вытащил.

– Я думала, вервульфен – естественный враг голубокровного.

– Врагами не рождаются, а становятся. Вервульфенов вырезают, потому что тока они могут разорвать голубокровного. Причем без напряга. Они – угроза, – продолжал Блейд и тихо добавил: – И я ненавижу клетки. Низзя было бросать его там. Уилл сидел там и пялился на меня дикими желтыми глазами.

Онория уставилась на руки. Разговор зашел в опасное русло. Так легко восхититься тем, кто вытащил из клетки подростка, понимая, каково ему приходится. Ей не хотелось смягчаться. Как только она наберется сил, то станет просто рабой. Трэлью, от которой господин будет кормиться. И все же…

– Сколько тебе было при заключении в Башню из слоновой кости? – спросила она.

– Без понятия. – Блейд пожал плечами. – Я родился в трущобах, мы тама годов не считаем. У мя была сестра. – Услышав нежность в его голосе, Онория подняла глаза. Господин смотрел на стену, а его мысли витали далеко отсюда. – Викерс увидел, как она продавала цветы в Ковент-Гардене. Захотел шестнадцатилетнюю девчушку. Эмили была еще молода и купилась на его сказки. Тока отказалась бросать брата. Такшо ему пришлось взять и меня заодно. Кажись, я его забавлял. Его веселил мой говор. Типа долбанная диковинка. Он демонстрировал меня всем своим дружкам. Голубокровные устраивали бои: выставляли мальчишек друг против друга или против зверей. Викерс много ставил на меня. Говорил, что вознаградит, ежели я выиграю. Тока нельзя было рассказывать Эмили, но к тому времени сестра уже пристрастилась к кормлению. Вряд ли она особо возражала бы.

– Уверена, Эмили бы воспротивилась, – заявила Онория. Если бы речь шла о Чарли, она бы плюнула на все преимущества жизни трэли. Вот и еще одна причина ненавидеть Викерса, хотя и так хватало.

Ночная тишина словно разлилась на комнате, нагнетая обстановку. Глаза Онории горели от усталости, однако ей не хотелось бросать Блейда.

Глупо. Она и так сделала все, что могла: промыла ссадины и перевязала раны. Пора его выпроваживать.

Ну да, в одиночестве сидеть на крыше в холодной туманной лондонской ночи.

– Оставайся, – предложила Онор, отпихнув стул назад. – Я принесу одну из рубашек отца и одеяло.

В глазах Блейда мелькнуло что-то похожее на удивление:

– Ты предлагашь мне остаться?

– Если, конечно, не решишь сидеть на крыше, как и собирался, не слушая моих возражений.

Внезапно Блейд вскочил на ноги, оказавшись слишком близко к Онории. Она отступила, но уперлась в стену.

– Онор, – прошептал он, неспешно протягивая руку, намеренно давая ей время запротестовать, если она пожелает.