Страница 36 из 44
Захват «хейнкеля» пленными грохнул на немцев страшнее грома в погожий день. Обеденную тишину на аэродроме взорвал надрывный вой сирены.
Летчики-истребители, побросав тарелки и вилки, во весь опор помчались от столовой к своим машинам, торопливо пристегивали лямки парашютов, вскакивали в кабины.
— На взлет! На взлет! — приказующе шипело в шлемофонах. — Сбить «хейнкель»! Сбить!
Летчики ничего не понимали. Что случилось, зачем сбивать свой самолет?
— На «хейнкеле» русские! — выстрелом отдалось в шлемофонах. — Летят на восток. Сбить!
Зенитчики, взвинченные переполохом, дрожащими руками крутили прицелы, поворачивали стволы на удалявшийся самолет. Задребезжали выстрелы, но снаряды не достигли цели: «хейнкель» с высоты пошел в пикирование.
На волнах радионаведения в эфире разносилось:
— Ахтунг! Ахтунг! Всем! Всем! На «хейнкеле» русские. Сбить! На одиночном «хейнкеле» русские! Сбить! Сбить!
Полковник Вальтер Даль, возвращаясь из полета, услышал команду на подходе к аэродрому. Увидел над морем и «хейнкель» с неубранными шасси. Метнулся к нему. Дал очередь и… промазал. Набрал высоту, но «хейнкель» уже проглотили облака.
У Вальтера Даля был свой «принцип»: в любом случае атаковать только с первого захода. Он придерживался его с присущей «стопроцентному» арийцу аккуратностью. Пусть даже снаряды или пули не вонзались в цель, железнокрестный ас больше не пулял.
Почему он промахнулся сейчас — сам себе не мог объяснить. Ведь «хейнкель» был как на ладошке. А может, потому, что это был все-таки свой «хейнкель»… Дребезжащее в наушниках «Сбить! Сбить!» снова повело в атаку. Проворонил. Выпустил со злости последний боезапас по мутному облаку и, не влезая в него, повернул на базу.
Так спокойнее.
Полковнику Далю в тот день не повезло. Трое ведомых, ходивших с ним, из полета не вернулись. Сам, как узнал, зарулив на стоянку, упустил высшую награду фюрера. За такой «хейнкель» был бы почет и слава, возможно, генеральское звание и вилла…
Гром, грянувший на Узедоме, докатился, накаляясь, до Берлина.
Волей-неволей, а Гитлеру доложили о «пропавшем» самолете из ракетного центра фон Брауна.
Фюрер рассвирепел.
Позор для всего рейха!..
И буря вскипела на острове, когда примчался сюда злой, разъяренный рейхсмаршал Герман Геринг — главарь фашистских военно-воздушных сил.
Он перво-наперво схватил за грудки командира летной базы.
— На вашем самолете бежали русские! — во все горло закричал взбешенный маршал. — Как попали они на аэродром? Кто позволил?
Командир пытался что-то объяснить. Геринг, не слушая, вновь взревел:
— Молчать! Дрянь! Дерьмо! — рейхсмаршал бросал непотребные слова направо и налево, где в строю замерли летчики. — Вы, вшивые пилоты, дали русским самолет. Перевешать вас мало! Подлецы! Под военный суд, сволочи!
Маршала сопровождали авиационные генералы и высшие чины эсэсовской службы. Они ошеломленно молчали.
— Вы, паршивый командир, разжалованы, — скрипя зубами, кинул командиру авиабазы. — А вы… вы… вы…
Геринг тупо посмотрел на коменданта лагеря. Подходящего слова не нашел и повернулся к группенфюреру СС генерал-лейтенанту Булеру:
— Приступайте.
Перед строем летчиков Булер сорвал с френча дрожащего, побледневшего и посиневшего лагерьфюрера майорские погоны.
— Вы арестованы.
Следствие было скоротечным.
Вместе с комендантом заточили в карцеры, ранее предназначенные для «провинившихся» пленных, нескольких военных из летной части и эсэсовской охраны.
— Полковник Даль! — вызвал Геринг.
Тот вышел из строя, предстал перед рейхсмаршалом. Геринг знал полковника. Один из лучших асов люфтваффена. На сей раз глава имперской авиации скосил губы, вырубив:
— Вы первым догнали «хейнкель». Почему не выполнили приказ — не сбили?
— Я возвращался из боя, — не дрогнув и ресницей, пробасил Даль. — У меня не было возможностей.
Геринг метнул взгляд на разжалованного командира авиабазы:
— Вы проверяли его самолет после посадки?
В те суматошные минуты командиру было не до проверки. Из-под его носа пленные, среди которых ни один не числился летчиком, захватили модернизированный «хейнкель» особого назначения. А сейчас, надеясь в тайне на помилование, он четко соврал:
— Так точно, герр рейхсмаршал! В самолете у Даля не было ни одного патрона, а бензобак — пустой.
Летчика-полковника, который «куражился» в морском небе, подставив желтое «брюхо» под пулемет не умеющего стрелять из незнакомой «машинки» Кривоногова, рейхсмаршал помиловал.
— Булер, завтра всех виновных судить! Этого, — ткнул пальцем во френч командира авиабазы, — под домашний арест.
Тучный, как мешок, набитый овсом, Геринг плюхнулся на мягкое сиденье черного «мерседеса».
— Быстрей! — прикрикнул на шофера. — Подальше от этой клоаки!
Тот рванул с места. Геринг, развалившись, нервно вытирал платком вспотевший лоб.
Руки маршала дрожали.
Следующим утром эсэсовцы судили эсэсовцев.
Коменданта лагеря с шайкой верных ему приспешников — к расстрелу.
Командиру авиабазы удалось выкрутиться — успел передать прошение адъютанту Гитлера.
Фюрер помиловал, восстановив в звании и должности командира авиабазы на Узедоме, наградил «Железным Крестом» полковника Вальтера Даля.
Фюреру для Германии нужны были летчики. И Геринг, покорно склонив голову, привычно выбросил руку:
— Хайль Гитлер!
Все остальное было надежно закрыто.
До поры до времени.
Но как иголка находится в стогу сена, так и здесь, в сугубо тайных берлинских архивах, правда взяла верх.
Тайное стало явью.
ГРАНИТ
Острые щупальцы прожекторов выхватили из ночной темноты легкий самолет. От разрывов зенитных снарядов машину стало бросать из стороны в сторону.
Воробьев машинально поправил лямки парашюта, пощупал кобуру пистолета.
И больше ничего не успел…
Немцы нашли его под обломками самолета. По эмблеме узнали: врач.
В лагере, где еле-еле оправился от потрясения, он сам себе делал перевязки. Но раны гноились, заживали медленно. Немецкий медик удивился:
— Железный Иван! Ты должен был умереть.
«Ивана» звали Алексеем Федотовичем.
Помните, когда летчики рыли подкоп в Кляйнкенигсбергском лагере, у Девятаева под постелью был спрятан сверток: самодельные компасы, карты с маршрутами от Берлина до Москвы. Врач передал небольшой заряженный пистолет. Тот доктор умел делать — кого надо — «больным», чтоб для работы в тоннеле люди экономили силы.
После провала подкопа врача Воробьева не бросили в карцер, не заперли в бараке с летчиками. Его оставили на «свободе» и переправили в другой лагерь военнопленных летчиков — замок Гроссмеергофен.
Алексея Федотовича ввели в просторный светлый кабинет.
Пожилой, с интеллигентным лицом немец в пенсне, в плаще, мягко сказал через переводчика:
— Вы — врач Советских Военно-Воздушных Сил. И я хочу с вами дружески побеседовать о ваших летчиках. Скажите, почему они нечестно воюют? В бою идут на таран. А когда подадут в плен, бегут из него. Мы, порядочные немцы, считаем: кто попал в плен, для того война окончена, и он должен вести себя спокойно, понимать это.
— Как вам объяснить? — ответил Воробьев на немецком. — Наши люди любят свою страну. У нас такой характер.
— Характер? — немец вынул платок, протер пенсне. — Характер — тьфу, тьфу…
И заговорил о другом:
— Организаторы подкопа найдены. Главарь Девятаев расстрелян. А Пацула — не офицер, он партизан, плюет в лицо. Он тоже расстрелян. Они вели себя нечестно. Один участник подкопа нам все рассказал, и он освобожден из лагеря. Он — как это у вас говорят? — вольный казак. Теперь вы должны рассказать все, что знаете о подкопе, о чем вы беседовали с зачинщиками, кто помогал им, кто собирался бежать вместе с ними. Воробьев пожал плечами.
— Я уже говорил. О подкопе узнал на допросе от лагерьфюрера.