Дважды украденная смерть

Предмет, завернутый в чистый платок, был тяжелым. «Килограммов около трех», — определил Рунге. В длину однако предмет, а он был продолговатым, был сантиметров двадцать. Следователь в нетерпении развернул платок.

Сюрприз следовал за сюрпризом! Черный, как негр, каслинского чугунного литья Дон Кихот выглянул из платка. Рыцарь Печального Образа в шлеме-тазике, том самом цирюльничьем тазике с выемкой на краю, глянул на следователя задорно и даже весело, но в то же время непреклонно. Топорщились усы, вздернутая эспаньолка, словно указка или шпага, была выставлена вперед. Это был поясной бюст, созданный в конце прошлого века, о чем свидетельствовал проставленный на литье год. Латы рыцаря выпирали острыми углами, но в основании, на котором бюст устанавливался, грани напоминали обух туристского топорика, нет, были гораздо острее. Память сразу вытолкнула из своих недр фразу, сказанную одной из женщин-сослуживиц Корзуна: «Мы ему к юбилею каслинское литье подарили». Это в подтверждение того, что старик пользовался уважением... Да, на спине рыцаря была привинчена маленькая светлая пластинка с гравировкой: «Степану Никитичу Корзуну от сослуживцев в день юбилея». Год, дата.

— Сейчас же на экспертизу, — подавляя волнение, приказал Рунге. — Следы крови все равно должны обнаружиться.

Еремеев кивнул. А Рунге отчетливо представил себе ту фразу из медицинского заключения, где говорилось о характере черепно-мозговой травмы. «Тяжелый предмет с острыми краями». Кто бы мог подумать, что этим предметом окажется бюст самого гуманного из созданных человеческим воображением людей!

* * *

Прием не новый, старый как мир, но срабатывает безотказно. Без промаха. Отправляясь на свидание с Хрусталевым, Рунге захватил бюстик Дон-Кихота. Сейчас-то он был во всеоружии доказательств: экспертиза подтвердила и наличие крови группы Корзуна, и микроскопические остатки мозгового вещества. Статуэтку Хрусталев обмыл не достаточно тщательно, не учел возможностей нынешних криминалистических лабораторий, применяющих электронику и спектральный анализ...

Бюстик Рыцаря Печального Образа стоял на столе. Эффект этот Рунге не стал оставлять напоследок, полагая, что так разговор пойдет легче. Не дурак же в конце концов Хрусталев.

Действительно, увидев скульптуру, Хрусталев только и произнес устало:

— Нашли все же?..

— Что же вы, Дмитрий Евгеньевич, такую важную улику не ликвидировали?

— Утопить хотел по случаю. Чугун, не сожжешь ведь, не разрубишь на кусочки, не спустишь в унитаз...

— А зачем вообще было брать? Стерли бы следы, поставили бы, где раньше стоял...

— Хотелось поскорей уйти — сунул в карман почти машинально.

— Все верно. Ну рассказывайте, как все было. Или лучше опишите?

— Записывайте. Нет у меня желания заниматься литературным творчеством.

— Тогда вопрос: как вы догадались, что дело не в инюрколлегии, а в «Спортлото»?

— Я знал, что Корзун играет в «Спортлото». Причем, по какой-то системе. Мы встретились однажды в магазине, я покупал карточки, он подошел сдавать свои. Разговорились. И поэтому, когда этот балаболка Подгорный стал всюду распространять байку об инюрколлегии, я, лишь глянув в газету, понял, в чем дело. Не вытерпел, пошел вечером к Корзуну...

— Цель-то все же у вас какая-то была?

— Хотелось проверить свою догадку. Знаете, наверное, все, кто в «Спортлото» играют, завидуют более удачливым. Почему ему везет, а мне нет? И потом, может, действительно система дает возможность выигрывать и даже крупно.

— Вы надеялись, что Корзун поделится с вами секретами своей системы? Как надеялся Герман выведать у графини тайну трех карт.

Хрусталев болезненно скривился: литературная параллель показалась ему неуместной. Рунге тоже это понял и, боясь, что подследственный может замкнуться, мягко попросил:

— Продолжайте, Дмитрий Евгеньевич.

Голос Хрусталева звучал глухо, отрешенно. Говорил он с трудом, и все-таки создавалось впечатление, что говорить ему все же легче, чем молчать.

— Корзун не то удивился, не то растерялся, но пригласил войти. Он не убрал никаких бумаг со стола, за которым сидел перед моим приходом. Я сразу увидел газету «Известия» и раскрытую папку, в которой лежали карточки «Спортлото» и раскрытую тоже тетрадку с какими-то схемами-вычислениями. И поскольку мне надо было как-то объяснить причину своего прихода (когда я пошел, решил, что скажу, позвонить, мол, надо, но телефон стоял в коридоре), то я просто заговорил на тему и мне и ему интересную: что, система сработала? Он не удержался от желания похвастать и сказал, улыбаясь: «Представьте себе, да!» И тут я заметил, что он выпил. Это наш примерный работник, аккуратист, которого все считали поборником трезвости! Да еще гипертоник. Но это обстоятельство придало мне смелости, и я сказал то, на что не решился бы при других обстоятельствах. «Представьте, есть! Есть что и есть чем!» Он вытащил из шкафа бутылку коньяка, уже початую, стакан. За другим стаканом сходил на кухню, налил мне и себе. Когда выпили, я спросил, кивнув на бутылку: «Так что, удача стоит того?» — «Еще как! Полный, можно сказать, бант, как говорили в старину о полном комплекте наград. Два варианта и оба по пять!» — Разыгрываете!»

И тут он, сунув мне «Известия», полез в сервант, где у него стояли книги. Вытащив из второго ряда какую-то малоприметную брошюрку, он раскрыл ее на известной только ему странице и достал часть А тридцать первого тиража «Спортлото», того самого, результаты которого были опубликованы в газете, находившейся у меня в руках. Все точно: маленький клочок бумаги стоил двадцать тысяч... Мне не хотелось выпускать его из рук, но и Корзуну не терпелось заполучить его обратно. Пришлось отдать. Но в брошюру на этот раз он класть не стал, а засунул в ящик стола.

«Да, такое не грех отметить», — сказал я.

Он принял мои слова за намек и тут же налил по полстакана. Мы пили, не закусывая и оба быстро опьянели. Особенно он. У меня уже отпала надобность придумывать причину прихода — ему она была не нужна. Он вдруг стал разговорчивым, принялся рассказывать, в каких странах побывал, а у меня в голове засело занозой: ну зачем ему деньги? Он и так обеспечен, семьи нет, путешествовать не собирается — всего навидался... А тут вот всю жизнь ишачил, а что к финалу? За границу так и не смог съездить, в отпуск всегда выбирал, что подешевле (это сейчас один, а семья ведь была). Мне бы эти двадцать тысяч! Уж я бы развернулся! Бабу молодую бы нашел, на курортах бы порезвился, за границу бы съездил...

Я уже почти не слышал, о чем он там мне поет. А он полез опять в сервант, альбом, что ли, какой доставать. Вижу, качается, думаю, столкнет сейчас что-нибудь, потом объясняйся по трезвости. И точно, толкнул он сервант, тот качнулся, а у него там на верхотуре статуэтка чугунная, каслинское литье, бюстик какой-то, не разберу издалека., но вижу в шляпе круглой и при бородке. Так вот качнулась эта статуэтка, я вскочил, подхватил, а она хоть и невелика на вид, а весу килограмма два с лишним. Ну, как гиря! Но, когда пальцы шею-то обхватили, лег этот бюстик в руке так удобно, так прочно. А Корзун забыл, что и хотел мне показать. К столу опять сел и, смотрю, уже выключился. Думаю, пойду. А двадцать тысяч? Исчезнет карточка, он же на меня покажет. Если что и заспит, то мой-то приход все равно в памяти останется. Надо, думаю, взять, завтра в случае чего объясню. И стал потихоньку ящик выдвигать, куда он положил часть А. Но он почти лежит на этом ящике, его надо слегка отодвинуть. Но только я попытался это сделать, как он, и не спал будто, схватил меня за руку. «А, так ты обокрасть меня пришел!» Схватил меня за левую руку, в правой я держал чугунный бюстик. И когда он стал приподниматься со своего кресла, я этим бюстиком ударил его в висок...

Теперь у меня была только одна мысль — поскорее уйти. Я достал карточку, стараясь не оставить отпечатков пальцев, сунул скульптуру в карман, захватил папку с карточками и свой стакан. Была одна мысль — испариться отсюда. Папку я взял, чтобы никому не пришла в голову мысль о «Спортлото» — пусть думают, что это все произошло из-за объявления инюрколлегии. Отмыть стакан было лучше дома, как и статуэтку. А вот о том, что он дублирует записи в специальной тетрадке, я не подумал. Да и думать тогда не мог.