Страница 24 из 74
— Ты мне не ответил — ты смотрел нашу игру весь вечер?
— Конечно! Ты здорово играла! — повторил Андрей похвалу.
— А почему сам в зрители записался?
— Да я плохо играю.
— Там больше половины очень плохо играли, но никому из них не помешало выйти на площадку — здесь же не соревнования, — удивилась Аня.
— Врет он, не слушай. Нормально играет, еще получше многих, — вмешалась Катя.
— Так в чем же дело? — не унималась Аня. Андрей смутился и даже, как показалось Ане, покраснел.
— Ну не хотел и не играл, отстань от него, а то уйдет, так и не попив чаю. — Катя с укоризной взглянула на Аню.
— Но подойти-то ты мог? — допытывалась Аня.
— Вы пошли всей командой купаться, а я решил подождать тебя здесь, чтобы выразить свое восхищение, — преодолев смущение, произнес Андрей.
— Да ладно тебе, просто дачный волейбол.
— Ничего себе дачный! Я даже подумал: а что, если собрать женскую команду — ты бы их потренировала — и выступить на областных соревнованиях?
— За месяц подготовить любительскую команду к соревнованиям нереально.
— Почему за месяц?
— Потому что я здесь только на месяц, а точнее, уже на двадцать семь дней.
— Почему? Ведь занятия начинаются в сентябре? — начал Андрей, но умолк, смутился и, не допив свой чай, ушел.
— Ну вот, допекла парня, — сказала Катя. Аня в недоумении пожала плечами:
— Обиделся, что ли? Не могу же я сидеть здесь целый месяц, чтобы тренировать волейбольную команду! Надо же такое придумать.
— А еще говорила — интуиция, предчувствие…
— При чем здесь интуиция?
— Ты не заметила, как он на тебя смотрел? Аня промолчала.
— Он неравнодушен к тебе. Потому и не играл, чтобы не срамиться перед тобой.
— Выдумаешь тоже.
— Мужики не любят выглядеть смешными в глазах женщин. Особенно тех, к кому неравнодушны. Где же твоя интуиция?
— Знаешь, — вдруг озлилась Аня, — меня уже проинформировали, причем в довольно агрессивной форме, что у него есть пассия, некая Натка. Он что — завзятый бабник?
— Насчет пассии не совсем так, — сказала Катя.
— Не совсем, но так?
— Ань, я не хочу выступать в роли сплетницы, ты сама во веем разберешься. Я лучше промолчу.
— Как промолчала про своего Сергея? Впрочем, ты не обязана выворачиваться передо мной наизнанку.
— В том-то и дело, что он не мой, — с грустью Катя и добавила: — Просто я боюсь сглазить.
— Извини.
Дни помчались один за другим, похожие друг на друга: подъем, бег на речку, завтрак, работа, обеденный перерыв, снова речка, обед, работа, последний веселый звон рельса, означающий долгожданное окончание рабочего дня, и опять на речку, но уже не бегом, а размеренным шагом уставшего рабочего человека. После купания — ужин, волейбол и опять речка, ночная, теплая, изумительно приятная.
Аня втянулась, забыла, как в первый день ломило спину, с азартом играла в волейбол, плавала, бегала, заставляя бегать и Катю, отчего та немного похудела.
С детства приученная к четкому, точному распорядку, к режиму, она чувствовала себя в такой насыщенности каждого дня как рыба в воде. И на работе у нее все сдвинулось с места и пошло вдруг лучше и лучше. Она уже не была чужой, залетной горожанкой, ее уважали и, главное, восхищались, глядя, как она играет. Словом, через неделю незаметно она стала не просто своей, но и центром внимания. Она еще не успела со всеми перезнакомиться, но ее знали все.
«Привет!» — кричал ей по утрам сверху крановщик. «Привет, Аня!» — звучало на площадке, в столовой. И конечно, Андрей… Он продолжал опекать ее и — что больше сдружило их — включился в игру, перестал стесняться, что играет хуже, чем Аня. Буквально за несколько дней он многое перенял у нее и у Сергея и стал достойным партнером на площадке. Они бегали вместе на речку, плавали, обгоняя друг друга, ныряли с высокого берега. Казалось, так было вечно — воздух, лес, речка.
Аня вполне отдавала себе отчет в том, что с ней происходит.
«Это и есть раскрепощение», — думала она и была счастливой, что нет в ее мыслях Николая, что все происходящее — не сублимация радости жизни, а настоящая, неподдельная радость.
Наконец как-то незаметно подошла суббота, самый вожделенный на строительстве день — вечером устраивались танцы на небольшой утоптанной площадке, расположенной на опушке. Туда протянули освещение, отчего деревья приобрели таинственный и совершенно сказочный вид, отбрасывая двойные тени. Танцевали под магнитофон.
Утром Катя вытащила из чемодана шелковое платье в полиэтиленовом чехле, повесила его на вешалку, а после обеда принялась гладить. Потом присела к зеркалу.
Аня посмотрела, как прихорашивается Катя, и спросила:
— У тебя, кроме помады и пудры, есть что-нибудь из косметики?
— Есть, сейчас достану, — ответила Катя и нырнула под кровать за чемоданом, извлекла оттуда новенькую красную пластмассовую коробочку. — Вот, девчонки на день рождения подарили, «Пупа» называется. Кажется, итальянская. Только я не пользуюсь — так, лежит для красоты, и все. Возьми, — и она протянула Ане.
— Да я не для себя, чудачка. Я хочу сделать тебе настоящий макияж. Давай садись, только сначала я тебя подстригу чуть-чуть.
— А ты умеешь? — недоверчиво спросила Катя.
— Я буду учиться парикмахерскому искусству на твоей голове, и ты войдешь в историю как первая моя модель!
— Ой, Анька, не обкорнай!
— Не боись! — успокоила Аня, усадила ее на табуретку в центре вагончика, бросила на плечи вафельное полотенце и принялась колдовать.
Дома ее стригла обычно мама. Она делала это так искусно, что к ней попросилась и Ленка. Так что весь опыт Ани заключался лишь в умении наблюдать. Но сейчас она была в таком заводе и раже, что всем своим существом ощущала — я это смогу, я и это смогу!
Неожиданно дверь вагончика приоткрылась, и просунулась голова Павла:
— Можно, девочки?
Обе девушки в один голос закричали:
— Нет! Нельзя!
— Да не вхожу я, угомонитесь. Я только хотел спросить: придете на танцы?
— Придем, придем. Закрой дверь! — ответила Катя. Паша прикрыл дверь, спустился по ступенькам и крикнул.
— Ань! Первый танец за мной!
После ухода Павла Аня вдохновенно трудилась около сорока минут, потом воскликнула: «Вуаля!» — и подтолкнула Катю к зеркалу.
Катя с изумлением рассматривала себя.
— Ну как? Признаешь мое мастерство? — с гордостью спросила Аня.
Катя хотела поцеловать Аню, но та отпрянула с криком:
— Ты что! Все размажешь! Я так старалась. Лучше собирайся, надевай платье. Поцелуи отложим.
Катя надела платье, туфли, еще немного покрасовалась перед зеркалом.
— Да-а… — улыбнулась Аня, — правильно сказала Раневская: красота — страшная сила. Теперь смерть мужикам!
Катя довольно улыбнулась.
— Ну, вперед! — скомандовала Аня, указывая на дверь.
— А ты?
— Я не пойду.
— Почему?
— Ты же знаешь, мне не в чем идти, да я не очень-то люблю танцы.
— О чем ты? Какая ерунда! Ты и в джинсах всем сто очков вперед дашь. Половина наших мальчишек тащится от тебя. Это мне, с моей физиономией, нужно приодеться и подмазаться, а тебе…
Аня взглянула на себя в зеркало. Ничего особенного, отчего бы им тащиться? Худое, удлиненное лицо, только прибавился румянец на свежем воздухе и легкий загар. Ну, глаза… так они и были такими.
— И чего они во мне нашли? — вслух удивилась она.
— Вот уж чего никто не знает. Привлекательность не зависит от формы носа, цвета глаз и прочего. Она либо есть, либо нет, — наставительно сказала Катя. — А в тебе она есть, ты уж поверь мне.
— Тоже мне, специалист, — усмехнулась Аня.
— В общем так. Без тебя я не двинусь с места. Собирайся.
…У танцплощадки их встретил Андрей.
— А я уже хотел за вами идти. — Он взял девушек под руки и ввел в освещенный круг.
Тут же пронесся шумок, кто-то даже присвистнул.
— Вот же, сразу заметили, — сказал он.
— Что заметили? — не поняла Аня.