Страница 93 из 95
– Пойдем сходим за сигаретами, – сказала Монахова. – Я еще недорассказала тебе про Стасика.
Она встала с кровати, потянулась и вдруг обняла Настю за талию, притянула к себе и чмокнула в щеку. Это было неожиданно, но в то же время знакомо, словно любимая детская игрушка, считавшаяся потерянной и вдруг обнаруженная под шкафом. Это было словно кодовое послание, сообщавшее, что Монахова более или менее пришла в себя, что она рада снова видеть Настю, снова делиться с ней печалями и радостями, пусть даже печали пока имели явное численное превосходство…
Затем Монахова вышла в коридор, и на несколько секунд Настя осталась в комнате одна, словно никакой Монаховой не было и в помине, словно не было никаких кодовых посланий…
А если и были, то другие послания, другие мимолетные касания с совершенно другими последствиями. Одним прекрасным вечером в Лионее, ее последним вечером в Лионее…
– Извините, – прошептал посол Детей ночи и разжал пальцы. – Не знал, что вы так спешите. Не буду мешать…
За минуту до этого он настойчиво просил уделить ему время для какой-то важной беседы, а потом ему вдруг стало это не нужно. Вытянутое бледное лицо вампирского посла пропало из виду, и Настя самозабвенно бросилась вниз по лестнице, к лимузину и дальше, навстречу приключениям…
А посол, видимо, тоже отправился по своим делам, очень срочным делам, ибо только что послу стало понятно, что эта глупая девочка по имени Настя рано или поздно приведет его к Денису Андерсону. То есть не самого посла, а отправленных им мстителей, которые должны будут сквитаться за смерть графа Артура Валенте. Настя привела их сначала в Прагу, а потом и в российские леса, где собрались в ожидании новой эры Горгоны…
Теперь можно было не ломать голову над вопросом – кто перерезал глотки охранникам Альфредовой могилы, теперь все становилось проще и в то же время гораздо сложнее, теперь…
– Ты что, заснула, что ли?!
Вопль Монаховой из коридора подействовал как петушиный крик на рассвете, распугивающий ночные кошмары. Настя тряхнула головой, загоняя непрошеные мысли в подвал, запирая их там на засов и оставляя на двери записку «Об этом я подумаю завтра».
Может быть.
Оказалось, что уже наступил вечер, обычный сиреневый летний вечер, несерьезный и безответственный. Монахова не стала переодеваться и отправилась в киоск за сигаретами как была – в халате и в шлепанцах, нечесаные волосы собраны на затылке резинкой.
– Я забыла деньги, – сказала она внизу.
– У меня есть, – успокоила ее Настя.
– Я потом тебе отдам, – мрачно добавила Монахова. – Блин, спрячь меня скорее… Нет, не успеем, – она натужно улыбнулась. – Оленька! Привет…
– Чмоки-чмоки, – радостно сказала Оленька и поцеловала Монахову в обе щеки. – А ты, наверное, Настя!
Настя вытерла помаду со щек и подумала, что можно было все-таки попробовать спрятаться. В Оленьке было не меньше метра восьмидесяти, к этому прилагались: очень короткая юбка и чисто символическая розовая маечка с нарисованным котенком, крохотная сумочка, невероятно ровные и белые зубы, кукольной красоты личико…
И еще она все время говорила.
– Куда-то собираетесь, да? Приятно провести время? – Говоря это, она почему-то трогала Настю за плечо.
– Ага, на дискотеку, – сказала Монахова.
– Шикарно! Я с вами, только вот сейчас посмотрю почту, я ведь жду письма…
– Что это было такое? – спросила Настя, отряхивая плечо и глядя, как Оленька роется в ячейке с письмами у столика вахтерши. – Что это за Оленька? Почему вообще она – Оленька?
– Потому что она так себя называет. Ах да, и еще она живет напротив твоей комнаты. Перевелась весной. Что еще сказать? Что она дура? Это значит незаслуженно оскорбить всех дур. Я думала, что такое бывает только в комедиях про глупых блондинок….
– Она блондинка, – констатировала Настя.
– И она идет обратно, – процедила Монахова.
– Если она еще полезет целоваться…
Целоваться Оленька не стала, она просто взяла Настю и Монахову под руки и буквально вытащила их на улицу. Не переставая улыбаться.
– Вообще-то мы за сигаретами, – проскрипела Монахова на ходу.
– Не на дискотеку?
– Нет…
На секунду Оленька загрустила, но потом мир снова засиял для нее во всем великолепии:
– Ничего, мы можем просто прогуляться, подышать свежим воздухом, сделать необходимые покупки… Настя, мне так много про тебя рассказывали! Так здорово, что мы наконец познакомились!
– Нет слов, – сказала Настя. – Так ты, значит, перевелась?
Последствия этого вопроса оказались сравнимы со взрывом речной плотины; Настя почувствовала, что ее уносит потоком абсолютно ненужной информации, которая лилась из перламутрового ротика Оленьки. Собственно, смысл всех этих слов сводился к тому, что Оленьке в университете все нравится и она тоже всем нравится, так что мир в целом и в частностях безоговорочно прекрасен…
На какое-то время Настя сумела абстрагироваться от нескончаемой Оленькиной болтовни, но потом защита была нарушена:
– …Антонина Эдуардовна – очень хороший преподаватель, и Николай Семенович тоже…
– Ага, – влезла Монахова. – Только ты на его занятиях не садись на первую парту.
– Это почему?
– Он когда говорит, слюной брызжется. Первые ряды обычно все по уши в слюнях сидят…
– Да? Спасибо, что сказала… – Оленька с озабоченным видом расстегнула сумочку, вынула маленькую записную книжку на замочке и принялась тщательно записывать туда полученные сведения. Настя наблюдала за этим раскрыв рот.
– И еще он голубой, – добавила Монахова.
– Это еще с чего? – изумилась Настя.
– Я на первом курсе предложила ему немного любви в обмен на экзамен. Он отказался. Голубой.
– Логично, – сказала Настя. Оленька, высунув от усердия кончик языка, продолжала записывать.
У киоска Монахова немедленно закурила, и оказалось, что это отличный способ держать Оленьку на расстоянии – видимо, у нее где-то в блокнотике было записано, что курение вредно для здоровья.
– Говорят, пчел тоже окуривают дымом, чтобы они не кусались, – сообщила Монахова, глядя, как Оленька шагает метрах в пятнадцати впереди.
– Пчелы хотя бы не разговаривают.
– Так что там с твоим парнем? Который в больнице? Все, конец?
– Не знаю.
– Тогда почему ты не в больнице, рядом с его постелью?
– Рядом с его постелью три ряда сидений, и все заняты. Аншлаг.
– Родственники…
– Ага.
– И они, конечно же, думают, что во всем виновата ты.
– Вслух они этого не говорят…
– Вслух они и не скажут, но всегда будут держать это на уме…
– Там все сложно, Ирка. Там все очень сложно.
– А эта, другая девка? Которая залетела… Она с ним?
– Нет, она не с ним, она…
Тут следовало сказать: «Я вообще не уверена, что она еще жива. Видишь ли, Монахова, она не совсем человек. Насколько я понимаю, она была человеком, когда у них с Денисом это случилось. Два пленника Горгон, он – для обмена, она – чтобы заместить убитую Горгону. Два пленника, которые не были уверены, что доживут до завтрашнего дня… Нет ничего удивительного в том, что случилось. Когда над ней провели обряд перехода, она уже была беременной. Так что у короля Утера будут самые невероятные внуки за всю историю династии Андерсонов. Если они, конечно, будут, потому что наследник-полукровка – это совсем не то, что нужно Андерсонам для полного счастья. После того, что сделал Марат, им придется казнить его и тем самым рассориться с расой Детей ночи, и если пойдут хотя бы слухи о связи Дениса Андерсона с Горгоной, об их ребенке…»
– Там все очень сложно, – повторила Настя. – Но у Амбер теперь есть другой объект для ненависти, и это не я.
– Кто это – Амбер?
– Сестра Дениса.
– Которой ты не понравилась… Ясно, – Монахова вздохнула. – А как там вообще? Это ведь другая страна, другой мир… Как там?