Ночная охотница

– Мне кажется, лешие не должны нападать на людей. Есть правила…

– Может, и не должны, – сказал Покровский. – Может, и правила есть. Я не специалист. Но знаешь, как это бывает: если никто не узнает, что ты нарушил закон, почему бы его не нарушить? Если в лесу пропадет пара туристов, это ведь не обязательно будет делом рук леших. Мало ли что может случиться в лесу… Тем более что лешие считают это своей территорией, и тут они опять ведут себя прямо как люди: раз уж ты зашел на нашу территорию, пеняй на себя.

«Сложно сказать, то ли лешие ведут себя как люди, то ли люди ведут себя как лешие», – подумала Настя, но факт оставался фактом – на нее только что напал леший, и Покровский убил его двумя выстрелами в спину. Лионея, Большой Совет и возвышенные разговоры о мирном сосуществовании Двенадцати великих старых рас были в этом лесу просто мифом.

Она посмотрела на труп лешего и не ощутила дрожи в коленях, не почувствовала холодного узла под ложечкой; она смотрела на этот труп просто как на факт своей биографии, какой бы странной она от этого ни становилась.

– Значит, дыра в голове? – спросила она.

– Да-да, – торопливо кивнул Покровский. – Хватит на него любоваться, валим отсюда…

– Ага, – сказала Настя и сначала пошла, а потом побежала вслед за Покровским в направлении припрятанной среди деревьев машины.

Леший остался лежать на опушке леса, и в его черепе были лишь те отверстия, что положены природой. Душа его тщетно билась о темные своды черепной коробки и никак не могла найти выхода.

– Только кровная месть, и ничего, кроме кровной мести, – сказал тогда Покровский.

Настя верила ему на слово и не хотела, чтобы ей предоставили доказательства во плоти. Поэтому она бежала так быстро, как только могла.

Приходится признать, что когда с тобой на протяжении долгого времени происходят неправильные вещи, то это значит, что неправильность не в вещах, а втебе самой. Мир, принимая твою неправильность, послушно дает трещину, и вот уже ты заходишь в книжный магазин, чтобы купить учебник к ближайшему экзамену, а в результате оказываешься на борту самолета, выполняющего рейс Москва – Лионея. Потом ты выбираешь себе платье для первого официального появления при Лионейском дворе, а в итоге оказываешься на лесной дороге и вытираешь лезвие ножа о труп убитого тобой лешего. И остается лишь сентиментально вздыхать: ах, где же ты, мое первое настоящее вечернее платье, и где же ты, Лионея?

Ответ прост: они-то на месте – платье на вешалке, Лионея на карте – а вот где ты, Настя? Куда тебя занесло на этот раз? Что бы сказал король Утер, увидев тебя над трупом лешего? Что бы сказал Денис? Что бы сказала твоя некогда лучшая подруга Монахова?

Я знаю лишь, что сказал насмешливый голос, без приглашения забравшийся внутрь моей головы:

– Как же далеко ты зашла, Настя, в поисках собственного «я»…

Он повторял эту дурацкую фразу в третий или четвертый раз, и мне захотелось сказать в ответ что-то резкое, но я слишком долго придумывала достойный ответ, а когда придумала, то поняла, что Люциус не стал дожидаться моего ответа и оставил меня на лесной дороге наливаться бестолковой злостью.

Потом-то я сообразила, что это была не просто ироничная реплика.

Это была черная метка.

Получите и распишитесь.

Покровский пропал следующим вечером, хотя точно определить время его исчезновения Настя не могла. Она в очередной раз проснулась и не увидела рядом никого. Обычно майор спал сидя, привалившись спиной к дереву и держа руки на сучковатой дубине. Костра они не зажигали, чтобы не привлекать внимание, и сначала Настя подумала, что Покровского скрывает темнота. Она попыталась заснуть, но безуспешно; все последние ночи у Насти вместо нырка в глубокий спокойный сон получались лишь краткие моменты забытья, которые быстро разрывались ночным шорохом или же тревожной мыслью о том, что Покровского и в самом деле нет на месте.

Настя еще немного поворочалась в спальнике, а потом включила фонарик и посветила кругом. Покровского действительно не было, как не было на месте и его дубины. Впрочем, это еще ничего не значило. Майор мог отойти по нужде или же отправиться на разведку.

К рассвету стало понятно, что обе версии неверны. Покровский просто исчез. Настя осталась одна посреди леса и – немаловажная деталь – на территории леших, озлобленных неправедной смертью собрата. То есть вообще-то неправедная смерть случилась за пару десятков километров отсюда, тем самым Покровский хотел отвлечь внимание леших от того маршрута, которым они с Настей собирались идти. Но без Покровского сам маршрут становился бессмысленным словом, а что касается леших – очень может быть, что они оказались умнее, чем думал о них Покровский.

Когда стало понятно, что Покровский пропал, Настя уже перестала бояться. Во-первых, рассвело, во-вторых, она уже устала бояться. Надо было что-то делать, и правила хорошего тона подсказывали, что надо идти искать Покровского, выручать его, если он попал в беду…

Однако Настя решила, что хороший тон здесь категорически неуместен. Покровский не был ей другом, он был лишь инструментом для достижения цели, причем инструментом, который сам напросился в руки. Если инструмент теряется, то цель все равно остается, и надо думать не о судьбе пропавшего инструмента, а о том, как достигнуть цели уже без пропажи.

И еще – о, да – надо было позаботиться о том, чтобы не пропасть подобно Покровскому. Рецепт напрашивался один – хватать то, что можно унести, и побыстрее шагать отсюда. Так она и сделала, прихватив помимо спальника и части продуктов нож Покровского (хотя бы для вскрытия консервов) и его же пистолет.

Почти восхищаясь собой за смелость и решительность, Настя отправилась в путь, придерживаясь того же направления, которым шли вчера они с Покровским. Вскоре выяснилось, что идти с Покровским и без него – это совершенно разные вещи. Во-первых, все вещи приходилось нести самой; во-вторых, под тяжестью вещей Настя уныло таращилась себе под ноги, в то время как нужно было смотреть по сторонам, убеждаясь, в частности, что главный ориентир – зеленый холм с волнистым контуром – по-прежнему остается справа. Покровский иногда даже залезал на дерево, чтобы уточнить маршрут; Настя посмотрела на уходящие в небо сосны и вздохнула, не представляя себя в роли древесного альпиниста.

Постепенно восхищение собственным героизмом куда-то исчезло, словно выскользнуло в дырку в кармане. Взамен появилась усталость, и все явственнее приходило ощущение, что Настя сбилась с пути; поначалу это чувство было непостоянным, словно выскакивало из чащи, хлопало Настю по плечу и с гиканьем убегало прочь. Но часа через полтора оно самоуверенно взобралось Насте на шею и сообщило, что уже никуда отсюда не слезет. Идти с таким грузом было невозможно, Настя сбросила поклажу и села под дерево.

Слегка поправив себе настроение с помощью консервированного мяса с фасолью, Настя затем сделала жизнь немного послаще с помощью пакетика сушеных ананасов, а потом поняла, что идти она дальше не хочет. Или не может?

Свой полуденный отдых Настя совместила с занятием, которое никак не могло быть отнесено к хорошим манерам – она копалась в чужих вещах, то есть в вещах Покровского, которые она захватила с собой. Вещей в принципе было не так уж и много, однако это были ценные вещи, даже очень. Самым ценным предметом, пожалуй, был мобильный телефон Покровского, который Настя обнаружила в боковом кармане Майорова рюкзака. Телефон в этой глуши, разумеется, молчал, будучи не в состоянии поймать сигнал, и Настя его немедленно отключила, чтобы сберечь батарею до того момента, когда мобильник можно будет использовать.

Настя повертела в руках нож, чувствуя, как тяжесть металла сообщает ей уверенность в себе. Пистолет был еще тяжелее и, соответственно, мог внушить еще больше уверенности, но с ним нужно было еще разобраться. Настя всегда подозревала у себя начальную стадию технического кретинизма, но оказалось, что если посидеть с полчаса и повспоминать все, что тебе рассказывали и показывали Армандо и Филипп Петрович, то кое-чего можно добиться. Сначала она научилась вынимать и вставлять обойму, дальше – больше, руки постепенно привыкали к контурам пистолета, и в конце концов палец осторожно лег на курок, чтобы попробовать – как это бывает.