Страница 4 из 7
– Завтра с утра все тумены выступают. За день и ночь вы должны дойти до оговоренных в плане мест и с рассветом атаковать орысов, – закончил военный совет Бурундай.
2
Полком левой руки войска Великого Князя Юрия Всеволодовича командовал воевода Дорож. По велению князя полк встал на высоком правом берегу Сити в районе деревень Мышлица и Боженка. Князь опасался, что татары придут со стороны Бежецкого верха. Потому он и повелел воеводе занять именно здесь оборону и сдерживать татар до подхода главных сил княжеского войска. Аналогичная задача была поставлена и полку правой руки, но этот полк прикрывал основные силы уже с противоположной стороны. Почему великий князь не имел точных сведений о местонахождении и передвижении противника? Да потому что с такого рода противником он столкнулся впервые и откровенно растерялся. Враг, казалось, повсюду и он его ждал отовсюду, потому так опрометчиво и распылил свои полки по берегу реки на довольно значительном расстоянии друг от друга. За то небольшое время прошедшее после взятия Владимира, татары последовательно овладели и разграбили почти все города владимиро-сузальского княжества: Ростов, Суздаль, Юрьевец, Дмитров, Москву, Кострому, Переяславль-залесский, Юрьев-Польский и другие. Потом основные силы татар пошли на Тверь, а отдельные отряды продолжали рыскать в пределах княжества Юрия Всеволодовича. Последние известие, которое получил Великий князь было неутешительным – Тверь долго не продержалась и тоже была взята. Юрий Всеволодович совсем пал духом, ибо надеялся, что под Тверью татары завязнут, и у него, наконец, появится время, для раздумий и формирования новых войск. Но, увы, ни думать, ни собирать новые войска было некогда – он ждал нападения со дня на день, ждал отовсюду.
Полк Дорожа уже восьмые сутки стоял в Мышлице, ожидая татар. Ночевали дружинники в деревенских избах, выставив караулы. Первые дни прошли в нервном ожидании, но время шло, а татар не было. Бдительность дозоров постепенно слабла. Воевода столовался и ночевал в доме деревенского старосты, где ему всячески угождали – как же, человек знатный, приближенный к самому Великому Князю. Вот и сейчас тучный воевода, в одной исподней рубахе восседал за столом в хорошо протопленной избе, а старостиха ему прямо из печи принесла чугун на ухвате и стала наливать в деревянную чашку аппетитно пахнущее дымящееся говяжье хлебово. Воеводе было чуть за сорок лет, мужчина он был осанистый, и вполне соответствующий своему высокому положению. Поглядывая на суетящуюся вокруг него ядреную старостиху, он не удержался и легонько шлепнул ее по широкому заду:
– Ну, ты хозяюшка хороша и хлебово, нюхом чую, у тебя знатное. И вообще снедь готовить ты горазда. Сколь уж дней столуюсь у тебя, а каждый день все разное и одно вкусней другого.
– Благодарствую батюшка-воевода за похвалу, ради удовольствия твоего готова стараться…
Старостиха представляла из себя тот редкий тип сельских женщин, которые в свои средние годы не выглядели уработанными. Разве что грубые ладони рук с шелушащейся от стирки кожей, да набухшими от переноски тяжестей вены выдавали в ней крестьянку. А все остальное, плечи, бедра, грудь, были у нее пышными, округлыми, визуально-нежными. По всему с тех пор как ее муж стал старостой, ей уже не приходилось тяжело работать в поле и бегать по лесам в поисках пропавшей скотины. Работала она в основном у себя дома, где и научилась хорошо готовить пищу. Хороший муж став своего рода наместником Великого Князя в одной из его малых вотчин, как смог облегчил жизнь жене.
Зачерпывая деревянной ложкой куски мяса воевода принялся с удовольствие их жевать, то и дело кося глаза на хлопотавшую у печки старостиху.
– Если сюда татары нагрянут, и ты к ним в полон попадешь, ты здесь самой дорогой добычей будешь, потому как во всей деревне самая гладкая баба. А оне таких очень любят, я то уж их порядки знаю, – хотел вновь высказать нечто вроде комплимента хозяйки воевода, но…
– Ох, господи… да неужто эти нехристи поганые сюда, к нам придут… он напугал ты меня батюшка-воевода! – старостиха в испуге едва не выронила с ухвата чугун с кашей.
– Да не бойся ты… я же шучу… Отобьемся, а там и сам Великий Князь с главными полками подоспеет, вспять погоним поганых, – довольно улыбаясь, успокоил женщину воевода.
– Как же… вон говорили, они сколь городов больших разорили, и зачем им мы распонадобились у нас-то тут и взять нечего, – продолжала испуганно причитать старостиха.
– Ну, нашла кого равнять. Кого они разорили, Рязань? Рязанцы, разве ж то оружники. Ты их не видала, а я видал. Низкие, широкие как пни, все они в мокшанскую да в мещерскую породу, какие с них воины. А моих дружинников видела, все витязи, высоченные, в поясах узкие в плечах широкие. Такой мечом как махнет, разом три поганых головы срубит.
– А как же тогда эти поганые стольный-то град Владимир разорили, раз витязи у князя такие? – выразила недоверия словам воеводы старостиха.
– Потому и разорили, что с главным княжеским войском там не встретились, кабы встретились и от Владимира бы их погнали… Что ты там кашу-то не несешь, давай, хлебово-то твое я уж съел…
В горницу вошел караульный дружинник:
– Дорож Семенович, тут к тебе сотцкий Милован просится.
– Ну, так что, не видишь, полдничаю я? Пусть попозже придет, – недовольно отреагировал воевода, отодвигая одну чашку и принимаясь за кашу.
– Да я ему про то сказывал, а он прям как бык уперся. Говорит, доложи воеводе дело у меня к нему, оно ждать никак не может, – виновато развел руками дружинник.
– А, чтоб его… – в сердцах выругался воевода и тут же опасливо скосил взгляд на иконы. – Ты хозяйка кашу прикрой чем-нибудь, чтобы не остыла. А то с этим сотским, чую, быстрого разговора не выйдет.
Воевода нехотя вышел из-за стола и пошел в сени. Он не хотел, чтобы сотский увидел, как угощается его начальник. Полк-то харчевался весьма скудно. Деревни Мышлица и Боженка хоть были и не маленькими, но бедными и прокормить три тысячи здоровых мужиков просто не могли. Потому каждый день небольшие отряды посылались во все окрестные деревни за провиантом, фуражом и попутно для ведения разведки. Часто эти отряды возвращались с пустыми руками, ибо многие смерды вместе с семьями побросали свои дома и прятались в лесах, туда же угоняли и скотину. От кого прятались? Конечно, в первую очередь от татар, но и своим далеко не всегда были готовы, за здорово живешь отдать теленка, овцу или кур. И разведка тоже пока не дала никаких результатов. Хоть слухи повсюду ходили один невероятнее другого, об татарском «озорстве», но пока, что в округе татарское войско не появлялось. Правда иные смерды утверждали, что видели небольшие группы каких-то нездешних людей в чудной одежде, которые сразу же завидев их, поворачивали коней и быстро пропадали из виду. Так и стоял уже восьмой день полк Дорожа на высоком берегу Сити, занимаясь в основном поиском пропитания.
– Здоров будь воевода! – поздоровался, входя в сени Милован, рослый, худощавый, рыжеволосый, молодой, но уже далеко не юноша. Он снял шапку и взмахнул ею, не то приветствуя воеводу, не то просто стряхивая с нее снег. Тут же движением широких плеч он отряхнул снег с длинного шабура и с сапог, постукивая один о другой.
– И тебе не хворать, – насмешливо-пренебрежительно отозвался Дорож. – Зачем пожаловал, что за дело у тебя такое, которое никак отложить нельзя? Если ты за прокормом для своей сотни пришел, так я тебе уже говорил, нету у меня прокорма, сам охотников отправляй в лес, может дичину какую подстрелят.
– Какая дичина… Здесь на тридцать верст вокруг ни какого зверья не осталось. Да и не за тем я… Разговор у меня к тебе. Вот что я хочу тебе воевода доложить. После того как моя сотня сменилась с дозора, ночами нас почти уже никто и не охраняет. Дозорные с других сотен с холода в избы уходят и там спят. Я сам таковых ловил, сотцким ихним говорил, а те только отмахиваются, де уж больно ночами студено, вот и бегают греться. Так дела не будет воевода. Проспим мы татар, они нас тут всех сонными порежут.