Глоток дождя

Доктор наблюдал, как Перкунас стягивал руки Голейши ремнем. Веки Доктора мелко дрожали. Андрей приказал ему поднять руки, расстегнул плащ, китель, задрал нательную рубашку. Грудь Доктора охватывал холщовый ячеистый панцирь, плотно набитый чем-то. Андрей дернул за него, оборвал лямки и передал Перкунасу.

— Здесь должны быть фотопленки.

— Кто вы? — очнулась Каркачева. — Почему набрасываетесь друг на друга? Я ничего не понимаю!..

— Не бойтесь, мы не сделаем вам плохого, — успокоил ее Черняк. — Я работаю с Грошевым.

Каркачева недоверчиво переводила взгляд с Черняка на Перкунаса.

— Ну, конечно, конечно... Грошев — милейший человек...

— Давай, Сконецки, — позвал Перкунас.

Доктор в вымученной улыбке скривил губы, заложил руки за спину.

— Я беру ваш «пикап», — Черняк повернулся к Каркачевой. — Вы доберетесь до города с Перкунасом...

Черняк сел за руль, развернул автомобиль на узком клочке лесной дороги, взял у Перкунаса автомат Голейши.

— На железку?

— Да.

— Удачи!.. Я двину на пункт захвата. Может быть, они уже на месте. Тогда мы подстрахуем тебя...

...Черняк выжимал из мотора все, что мог, и машину бросало из стороны в сторону, вело юзом на глинистых участках, подбрасывало на кротовинах. Черняк впился в руль и старался не замечать стволов деревьев, угрожающе мелькавших рядом.

Почти у самой опушки мотор несколько раз чихнул и заглох. Кончился бензин!

Чувствуя покалывание в затекших икрах, оскальзываясь на мокрых листьях подорожника, Черняк бежал к железной дороге. Автомат бил по спине, словно торопил, Наконец ботинки Андрея захрустели по щебенке насыпи, и он, вскарабкавшись на полотно дороги, огляделся, потом бросился ничком, приложил ухо к холодному мокрому рельсу: ровный, спокойный гул. Теперь к Гайнцу...

Под серо-сизыми потоками дождя возник разъезд: аккуратный дом-кубик, навес на шести ногах-пилонах, безлюдный пассажирский перрон.

Черняк сбежал с насыпи и, почти не скрываясь, пробрался к разъезду в невысоком, по пояс, кустарнике.

Может быть, Гайнц на обходе?

Черняк проскользнул в коридор и, стараясь не задеть сваленные у стен путевые сигналы, подкрался к двери в служебную комнату обходчика и ногой распахнул ее.

В лицо ему ударил сквозняк, пропитанный дождевой влагой: оконное стекло было разбито. На полу извивался человек в нижнем белье. Гайнц! Он был связан телефонным шнуром.

Черняк бросился к обходчику, полоснул финкой по проводам. Гайнц, постанывая, сел. Лицо его было в кровоподтеках, белье вымарано грязью. Андрей водой из бачка плеснул Хельмуту в лицо. Осторожно промокнул полотенцем глаза.

— Кто вас так?

Гайнц начал разминать запястья.

— Наши приятели. Они рядом. Берегитесь!

Черняк выглянул в окно. Метрах в четырехстах от разъезда, там, где колея делала поворот, на рельсах копошились люди. От них шли к разъезду Удков в черной форме железнодорожника и Внук.

— И Внук здесь...

— Он пришел недавно, — забормотал Гайнц, захлебываясь ненавистью. — Просил укрыть его, говорил, что повсюду засады. Потом ворвались другие, после того, как мимо разъезда проскочила охранная дрезина... Я хотел предупредить Зеебург по телефону, но они следили за мной... Удивительно, что я жив...

Черняк повернулся к окну, прицелился в колонистов, копавшихся на рельсах, и полоснул по ним из автомата. Почти без паузы сделал несколько выстрелов в Удкова и Внука. Они шлепнулись на щебенку и поползли по откосу вниз.

— Держи, — Черняк протянул автомат обходчику. — Стреляй одиночными и не давай им свободно передвигаться. Почаще меняй позицию, иначе тебе капут. Береги патроны. Я зайду с тыла...

Бандиты открыли по дому стрельбу, рой пуль врезался в штукатурку. Гайнц, не обращая внимания на опасность, сидел на полу и натягивал на себя промасленную спецовку. Черняк видел часть перрона под окном, прикрытый брезентом белый концертный рояль, кое-как сколоченные ящики. Вдруг брезент зашевелился. Из-под него выполз Вайкис и замороченно закрутил головой. Наверное, ему показалось, что перестрелка — сонная галлюцинация, жуткий кошмар. Но вот пуля вонзилась в полированную поверхность рояля, и тот глухо заворчал, как доброе домашнее животное, кем-то обиженное. К ногам Вайкиса отлетела щепа, и он, будто слепой, заметался перед окном.

— Падай, Вайкис! — крикнул Черняк. — Это бандиты!

— Он пил вчера, — коротко сообщил Гайнц. — Квач отказался от его услуг...

Пули зацвенькали рядом с Андреем. Его засекли.

— Стойте, вы слышите, стойте! — безнадежно кричал пианист, мечась под пулями, не понимая причин беды, обрушившейся на его рояли. — Что вы делаете? Зачем вы Здесь стреляете? Здесь музыка, здесь нельзя!..

Вайкис замер подле рояля и вздрагивал всякий раз, когда пули врезались в дерево.

Чертов музыкант! Он окончательно спятил. Нужно отвести поединок в сторону, постараться спасти его...

Черняк выскочил из дома и побежал влево, вдоль хозяйственных построек. Следом прошлепал по лужам Гайнц и нырнул в проход между дощатыми сараями.

Какие-то сумбурные, придыхающие звуки... Похоже на рояль, расстроенный, отсыревший, позабывший о гармонии. Конечно, это Вайкис заиграл. Он пытается остановить вражду...

Черняк сполз в дренажную канаву и пошел на выстрелы, увязая в иле. Несколько десятков шагов по пояс в желтой, взбаламученной воде. Выстрелы становились все ближе. Андрей прислонился к осклизлому откосу, нащупывая корень покрепче, чтобы, ухватившись за него, выбраться в тыл к бандитам. У Гайнца патроны на исходе, пора брать бой на себя. Замолк Вайкис, звуки рояля оборвались на хрипящем диссонансе...

Почти над головой Черняк услышал чавканье шагов, матерщину вполголоса. Кто-то длинный, в рыжих от глины сапогах съехал на спине в канаву. Человек повернулся — морщинистое, крестьянское лицо.

— Дерьмо, запродался красным, — зашипел Иона и легко перебросил автомат из руки в руку.

Черняк рванулся к бандиту, и тот, инстинктивно попятившись, потерял равновесие. Падая, он успел ухватить Андрея за куртку и затянул его под воду. Сильные костистые пальцы старались ухватить Черняка за горло. Андрей почувствовал, что сдает, и последним усилием, собравшись в комок, оттолкнулся ногами от Ионы. Дрожа от пережитого напряжения, Черняк цеплялся за откос и трудно дышал, глядя, как рядом выбирается из воды Иона. Бандит оглушительно кашлял: видимо, порядком наглотался грязной воды; протирал глаза.

Черняк выстрелил первым. Иона зашатался и, загребая руками глину с откоса, пропал под водой.

Андрей выбрался из канавы, прополз по размякшей суглинистой земле к нагромождению шпал, в которых засели колонисты. Что-то обходчик совсем замолк. Кончились патроны? Убит? Почему же бандиты не прекращают пальбы?

Черняк приподнялся над бруствером из шпал и увидел, как впереди взметнулась фигура и тут же присела. Оглушающе лопнул взрыв: как зарница, огненный взблеск и — стремительный клуб дыма. Ближний к дому Гайнца сарай зашатался и рухнул.

— Крышка! — это исступленно заорал Удков.

Бандиты, позабыв об осторожности, поднялись в укрытиях из шпал. Три спины — Удкова, Борусевича, Внука.

— Эй! — позвал Черняк и дважды выстрелил.

Вскрикнул Борусевич — бородатый, чем-то напоминающий святого Флериана из своего дома в Кирхдорфе, — и словно провалился.

В мгновение ока Удков и с быстрой опасливостью Внук развернулись к Черняку. Он выстрелил снова и, пригнувшись, перебежал к пилону.

Щелкнул одиночный выстрел Гайнца. Жив, жив Хельмут! Молодчина! Черняк маневрировал среди шпал и ящиков, по шорохам, выстрелам, сиплому дыханию определяя положение врагов.

— Бросайте оружие! Сопротивление бессмысленно! — кричал он и получал в ответ скрещивающиеся трассы очередей и вопли ярости...

Удков возник внезапно, как будто высветился из кинопроектора. Андрей был в проходе и уже не успевал уклониться от столкновения в лоб. Удков полоснул очередью и с бешенством ринулся на Черняка. Андрей почувствовал ожог в правом боку и только потом поднял парабеллум и выстрелил...