Обманная весна

— Зачем их засовывать? — пробормотал Иван, досадуя про себя собственной тупости.

— А зачем надо, чтоб вампиры мозолили людям глаза? — ответил Грин вопросом же, подобрал головы и закинул их в багажник. — Ну, чего стоим, кого ждем?

Иван, тщетно пытаясь подавить приступ тошноты и ужаса, заставил себя прикоснуться к телу парня. Труп был холоден, неожиданно тверд, довольно легко сгибался в суставах, как пластмассовый манекен на шарнирах, и оказался неподъемно тяжелым. Иван отнес это за счет своих дрожащих рук и подгибающихся ног, поднял ледяную тяжесть, дрожа от напряжения, бросил в багажник с каменным стуком — и только успел отскочить в сторону. Его вывернуло на обледенелый газон, да так, что омерзительный вкус рвотных масс оказался во рту, в носу, чуть ли не в глазах — и уж явно в душе. Он постоял с минуту, мотая головой, боясь обернуться — и тут ему почудился ужасный смешанный запах ладана и гнилого мяса. Ивана вырвало снова, он стоял и кашлял, а сзади, от автомобиля, слышались такие звуки, будто Грин сыпал в багажник комья стылой земли. Потом раздался мягкий хлопок крышки — Иван понял, что Грин закончил все сам, и обернулся.

— На эту ночь достаточно, — сказал Грин, запирая багажник на ключ. — Молодняк, но все-таки… Ну все, кончай блевать, поехали.

Вид у него при этом был такой, будто состояние Ивана его позабавило, но все-таки не откровенно издевательский. Уже за это Иван был ему горячо благодарен. Вышло неловко.

Иван неуклюже забрался в машину и сел рядом с Грином. Он внутренне окаменел; все происходящее воспринималось как-то отстраненно, будто происходило не с ним, а с героем полузабытого запутанного фильма. События не укладывались в голове, да он и не пытался их уложить. Просто принять.

Принять несколько простых вещей. Я сижу в автомобиле Грина. Грин всегда знает, что делать. У него в багажнике пара трупов, но это не человеческие трупы. Все, вроде бы, понятно?

Этот… это… существо хотело меня убить. Грин опять меня спас, как всегда, когда кто-то хочет убить человека Грина. Одни враги, другие враги — какая разница…

Подумаешь — вампиры. Это нужно просто принять. Не думая. Все.

Грин включил зажигание.

— Грин, — сказал Иван, — он ее любил?

— Кто? — спросил Грин удивленно. — Ты о чем?

— Ну… этот… парень.

— Какой? Слушай, Джон, ты где, вообще?

— Я здесь. Я говорю… ну тот парень… Вампир, — выдавил Иван с диким трудом.

— Что — вампир? — Грин закурил и опустил стекло.

— Это ты — где? Я говорю — он ее любил? Да?

Грин коротко хохотнул, поперхнувшись дымом.

— Ванюха, ты чего? Я же тебе, вроде, все показал. Ты чего, так и не понял? Они оба — нелюди. Твари. Ходячие трупы. Кто кого любил, окстись!

Иван отвернулся.

— Он так… крикнул, — пробормотал он фонарям, мелькающим за стеклом. — Мне даже больно стало… Динка… Ее так зовут — Динка, да?

— У нее это на могилке написано, — бросил Грин, сворачивая на пригородное шоссе. — Ее так звали при жизни. Слушай, ты должен врубиться: если ты со мной, то должен четко себе кое-что представить. Ты много эффектной спецухи увидишь. Тебе батя потом объяснит, как они это делают и зачем это надо. Но все это — обман. Иллюзия. То, что они что-то чувствуют — иллюзия, то, что им больно — иллюзия, то, что они похожи на людей — иллюзия. Это отвлекает от главного: они — твари из ада. И убивают людей. Пьют кровь. Дошло до тебя?

— Она такая красивая была, — сказал Иван, все еще пребывая в шоковом безвременье. — И грустная. А стала…

— Если бы они воняли и разлагались на ходу, все было бы легче. Ты, Вань, такой забавный… по-твоему, враги должны и выглядеть, как враги, да? Чтобы тебе приятно было их отстреливать, как монстров в компьютерной игре, да?

Иван пристыжено молчал. Грин был прав. Грин был необычной личностью, вообще не способной на неправоту. Иван уже давно, еще в горах, понял, что даже если кажется, что Грин неправ, то это так, временное явление, а потом все равно окажется по-гриновски. Вот и сейчас — Ивана трясет, как под первым обстрелом, у Ивана голова пухнет от невозможных событий, Иван растерян — а Грин спокоен. Докурил, выкинул в окно бычок, скинул скорость перед постом ДПС… Лицо такое, как всегда. Ему не кажется, что все рушится, и что нельзя жить в мире, где возможны такие вещи, где мертвые не остаются мертвыми, где…

— Приехали, — сказал Грин и затормозил у обочины.

Вокруг был черный лес в белом снегу. Грин вышел из машины.

— Помогай давай, — сказал он Ивану спокойно и весело. — Чего расселся?

Иван вышел. Было очень холодно и очень темно. Фары выхватывали из темноты кусок обледенелого шоссе и черные прутья, торчащие из снега у обочины. Грин возился с багажником.

— Тяжелые, суки… Знаешь, интересно: пока ходят — легонькие, как перышки, следы в снегу, можно сказать, не продавливаются, а как сдохнут окончательно — гораздо тяжелее, чем средний жмурик. Просто неподъемные… Ну, ты чего, спишь?

Иван послушно взялся за твердую ледяную ногу в золотистом чулке. Его била крупная дрожь.

— Тащи ее сюда. В лес, в снег. Они быстро разлагаются, быстрее, чем люди. За пару недель одни кости останутся, а то и кости рассыплются, так что проблем не возникнет.

Какие проблемы, Грин? О чем ты? О милиции, да? О том, что нас могут искать, что мы убили людей? Они же не люди, да? И это не мы их убили — они уже были мертвые…

Грин вытащил из багажника их головы. Отошел подальше, зашвырнул за деревья. Отряхнул руки.

— Бр-р… — и рассмеялся. Если бы смех прозвучал нервно, Иван, быть может, что-нибудь понял бы.

Безголовые тела забросали снегом. Иван пытался бороться с мерзким ознобом, но его трясло так, что лязгали зубы. Снег казался холоднее, чем всегда — дико, смертельно холодным.

Закончив возню с трупами, сели в машину и Иван включил печку, пытаясь согреться. Теплее не стало. Вдобавок, Ивану показалось, что от печки тянет отвратительным сладковатым душком тухлого мяса, и он снова выключил обогреватель, глотая рвотные спазмы.

Грин взглянул на него, улыбнулся.

— Тебе плохо, малек?

— Нет, мне хорошо, — огрызнулся Иван.

— Все ясно, — Грин протянул руку и вытащил из бардачка плоскую фляжку. — Отхлебни и успокойся.

Иван выпил коньяка, как холодного чая. Потом еще немного. Стало чуть полегче и не так холодно, но острая пружина внутри грудной клетки никак не желала разжиматься.

Грин смотрел вперед, щурил глаза и насвистывал «Прощание славянки». Ивану хотелось с ним заговорить, но он не мог избавиться от ощущения, что опять скажет смешную глупость. Только когда за ветровым стеклом замелькали первые фонари, и пришлось затормозить у светофора, он решился.

— Грин, а их искать будут?

Грин посмотрел, снисходительно улыбаясь, как на ребенка, который боится отпустить папину руку.

— Ты не понимаешь, — сказал он с выражением привычного терпения. — Искать — некого. Они мертвые. Они не существуют. У них нет документов. Они — нечисть. В них никто не верит, милиция тоже не верит. Пойди, подойди к менту и спроси, верит он в вампиров или нет.

— Грин, — сказал Иван, внутренне содрогаясь, — а может, мы с ума сошли? Ведь вампиров действительно не бывает…

Грин рассмеялся.

— Малек, с ума по одиночке сходят. Только гриппом вместе болеют, помнишь? Ты просто неверующий. Мне батя все объяснил. Знаешь, Бог, ангелы, бесы — они все есть, только их не все видят. Для того, чтобы увидеть, нужен толчок. Определенное состояние души. Вот святые, например, те могут…

Иван нервно хихикнул.

— Ты святой, Грин?

Грин отвесил ему подзатыльник.

— Не богохульствуй. Нам это нельзя.

— Тогда как тебе…

— Потом расскажу, — Грин припарковался. — Пойдем ко мне. Не хочу тебя одного оставлять. Можешь глупостей наделать. Ты скажи, главное: ты мне веришь? Лично мне?

Иван на минуту запнулся. Все кругом летело в тартарары, но…

— Верю, — сказал он тихо. — Ты же знаешь.

Они вышли из машины, и Грин захлопнул дверцу.