Страница 7 из 48
Ткачев словно преобразился. Он шагал по ковровой дорожке, все время поворачивая к Макарову свое оживленное лицо с умно поблескивающими раскосыми глазами.
— На буграх Дарваза, в Каракумах Ферсман нашел богатейшие залежи серной руды. И вот сера найдена здесь, в горах Кугитанга. — Ткачев ткнул указкой куда-то в нижний угол карты и тотчас же принялся что-то искать в бумагах, лежащих на столе. — Там исключительные богатства. Сера, свинец, калийные соли. Возможны уголь и нефть. — Улыбка появилась на его лице. — Чарующий уголок, Макаров. Имейте в виду. На том берегу Аму-Дарьи — Афганистан, а чуть дальше — Индия, страна чудес. В горах строится дорога, и вы туда поедете прорабом. Нравится? Но должен предупредить: люди жалуются, на дороге развал… Там сейчас руководит работами Федоров — старый железнодорожный волк. Вы замените его. Но вы должны знать, что наши дороги не усыпаны розами. Местный колорит — это не только фаланги, малярия и жара. Это тысячи неожиданностей. И потом это не безопасно. Геологи, производившие разведку в этом районе года два тому назад, точнее — в 1930 году, были вооружены винтовками и даже гранатами. Вот и все, что я вам хотел сказать, как коммунист коммунисту.
Макаров встал.
— В качестве кого я поеду, Федор Николаевич?
— Как в качестве кого? — удивился Ткачев. — Я ведь сказал — вас назначили прорабом.
Макаров был поражен. Он не верил своим ушам. Его, молодого техника, и сразу же прорабом, да еще взамен «старого волка»? Нет, этого не может быть!
— Кому же и доверять, как не вам, — усмехнулся Ткачев. — А Петрова и Костенко поедут с вами. Не хочется вас разлучать на первых порах. Ну, вот пока и все. Желаю успеха. А я сейчас буду выколачивать ваши пропуска. Это действительно безобразие.
Ткачев устало прикрыл глаза.
В приемной по-прежнему сидела за столом девушка в красном платке. Макаров простился с ней и, выйдя из приемной, плотно прикрыл за собой дверь.
— Тоушан, — услышал он ласковый голос Ткачева, — дорогая моя девочка, зайчик мой, уже час ночи. Иди, пожалуйста, спать.
Макаров уже вышел на улицу, когда почувствовал за собой чьи-то быстрые и легкие шаги. Он оглянулся. Его догоняла девушка, которую Ткачев назвал этим красивым именем — Тоушан.
— Дорогой товарищ, — запыхавшись, заговорила она. — Вы едете в Мукры на постройку дороги?
— Да, — ответил Макаров, останавливаясь.
— Пожалуйста, не забудьте взять письмо для моей сестры. Она там живет. Ее зовут Дурсун. Только ей отдадите. Хорошо?
— Хорошо, — согласился Макаров.
«Тоушан, Тоушан, — вспоминая все это, покачал головой Макаров. — Видно, сильно ты ранила сердце Федора Николаевича!».
И вдруг Макарову послышался какой-то неясный шум и говор. Он прислушался.
А на дворе происходило вот что: уже полчаса сторож Дурдыев стоял у окна конторы, приглядываясь к тому, что происходит внутри. Он видел широкую спину Макарова, склонившегося над столом, его давно уже не стриженный затылок.
Разные мысли мучили старика. Все новое и новое надвигалось на него, на его уклад и быт. Богачи-баи лишались своих земель и богатств, пастухи тянулись к грамоте и не хотели подчиняться. Все больше нарушителей обычая-шариата становилось вокруг.
«Что будет, что будет? — думал старик, со злобой глядя на Макарова. — Что им нужно, зачем приехали сюда? Наши горы принадлежат нам и никому больше».
Вдруг Дурдыев резко обернулся. Он услышал чьи-то торопливые шаги. В свете луны у ближнего карагача мелькнула чья-то тень.
— Кто это? — спросил старик.
Не дождавшись ответа, он шагнул к дереву и в тени его увидел женскую фигуру. Женщина или девушка в длинном платье отворачивалась от него.
— Дурсун? — испуганно вскрикнул Дурдыев. — Ты зачем сюда пришла?
Дурсун повернулась к нему. Она вся дрожала. На нее упал лунный свет и озарил ее по-детски припухшие губы, тоненькие брови на круглом бледном лице.
— Я в контору пришла, — запинаясь ответила она. — Начальник из Ашхабада приехал. Может быть, весточку от Тоушан привез. Ты не сердись, пожалуйста.
Голос ее звучал просительно и покорно.
Лицо Дурдыева исказилось от злобы. Он схватил женщину за плечи и сильно потряс ее. Она зашаталась, как молодое деревцо, и заплакала.
— Прочь отсюда! — прошипел Дурдыев. — И чтоб никогда здесь ноги твоей не было. Никогда!
Он сильно толкнул Дурсун, она заплакала и убежала во тьму.
Дверь конторы отворилась. В освещенном проеме появилась фигура озабоченного Макарова. Он настороженно вглядывался во тьму и прислушивался.
Дурдыев вышел из тени.
— Это ты, старик? — узнал его Макаров. — Заходи в контору.
Когда они вдвоем вошли в помещение, Макаров достал папиросу из найденной им пачки и закурил. Дурдыев отсыпал на ладонь специальный табак-нас из пустой тыковки и бросил себе под язык. Некоторое время они молчали.
— Слушай, Дурдыев, — заговорил, наконец, Макаров. — Ты в горы часто ездишь?
Старик помолчал, подумал и ответил:
— Ездил в горы. Пять раз, десять раз, не помню.
— А весной ездил? — оживился Макаров, потирая по привычке переносицу.
Старик снова задумался. Он словно ждал от Макарова какого-то подвоха.
— Ездил и весной, — ответил он. — Баранту в горы гонял.
— А как ездил?
Старик недовольно насупился: «Вот еще пристал, ей-богу, — вероятно, думал он. — И чего ему надо?»
— Подойди-ка сюда, папаша, — подозвал его к столу Макаров. — Вот смотри, здесь такир, а здесь горы. Ты по какой дороге в горы ездил?
Дурдыев положил свой заскорузлый черный палец на бумагу и повел им по холмам, шедшим вдоль трассы.
— Вот здесь ездил, начальник. Сначала Ак-Джар, потом Ак-Косшар, до колодца Узун-Хайрачек, а тут уже горы.
— Правильно, — обрадовался Макаров. — Я же им, чертям, так и говорил, трасса должна в другом месте проходить.
Под «ними» он подразумевал своих невидимых противников — авторов старого проекта.
На радостях он предложил старику чаю. Дурдыев отказался.
Он немного потоптался, переминаясь с ноги на ногу, и неожиданно спросил:
— Ты письмо привез, начальник? Из Ашхабада? Для Дурсун?
Макаров удивленно поднял глаза. Письмо лежало на столе. Но при чем тут Дурдыев?
— Это же для Дурсун письмо, — ответил он. — Для девушки какой-то.
— Дурсун моя жена, — потупился старик. — Давай письмо сюда. Передам.
Макаров после минутного колебания отдал письмо Дурдыеву.
— Шел бы ты, папаша, отдыхать, — добродушно произнес он. — Делать тебе здесь нечего. А я поработаю еще немного.
Старик поклонился и вышел. Сжимая в руке письмо, он прошел по пустынной улице и уже было хотел свернуть к своей усадьбе, как его кто-то окликнул.
— Ниязов? — тихонько спросил он, когда человек приблизился к нему.
— Ты что ночью бродишь, может, какой красавице свиданье назначил? — рассмеялся Ниязов коротким, деланным смехом.
— Тебе бы все шутить, — обиделся Дурдыев. — На работе я был. Сторожем работаю. Большой почет для Дурдыева, правда?
Ниязов снова рассмеялся. Луна освещала его коренастую фигуру в халате, клочковатую бороду и широкое пятно на щеке — след пендинки.
— За тобой мне не угнаться, — продолжал Дурдыев. — Ты уже башлыком стал, председатель Совета. Большой начальник!
— Вот что, старик, — серьезно сказал Ниязов. — Ты, видно, совеем ослеп?
— Почему ослеп?
— Ничего не видишь, что делается вокруг. Землю у тебя отобрали. Скоро кибитки отберут, баранов отберут, жен отберут, понял?
Дурдыев злобно сплюнул.
— А что делать? Сам эмир не удержался. У них сила большая.
— Ты погоди сдаваться, — сурово нахмурился Ниязов. — Ты думаешь, я в сельсовет пошел, чтобы ковры перед ними расстилать? — Он помолчал немного, словно что-то обдумывая, и наконец, как бы между прочим, произнес: — Скоро большие дела начнутся. Большие люди сюда приедут. — Он кивнул головой в сторону границы. — Оттуда. Нужно действовать, Дурдыев.
Он наклонился к самому уху ночного сторожа и что-то зашептал. Тот резко отшатнулся.