Страница 44 из 48
Народ посмеялся немного, обсуждая рассказанную историю, и начал укладываться спать.
В это время в барак кто-то заглянул. Стоявший у дверей землекоп выбросил цигарку и крикнул в глубь барака:
— Нина! Белова! Тебя зовут!
— Нина, к выходу! Жених приехал, — закричали рабочие.
Девушка вздрогнула, отложила шитье и, удивленно подняв брови, пошла к выходу. У дверей ее ждал какой-то человек, который тотчас же протянул ей маленькую записку. Она хотела было взять, но тот торопливо спрятал руки за спину.
— Отойдем немного в сторону, там и прочитаешь, — вполголоса произнес он, отходя от дверей.
— Куркин? — узнала наконец Нина незнакомца. — Ты с чем это пожаловал?
— Пойдем, пойдем, — отозвался тот. — Там все расскажу.
Они не спеша пошли по направлению к станции.
В этот вечер Нина в барак не вернулась.
…Это была дикая, ни на что не похожая ночь. Нина брела по узкой, покрытой галькой тропе, спотыкаясь и теряя сознание.
— Скоро будешь дома, — посмеиваясь, бормотал ее спутник. — Скоро чайку попьешь!
Они брели какими-то дикими ущельями, подымаясь на скалы, похожие на старые развалины, опускались к берегам холодных источников, переходили их вброд и снова поднимались в горы, а иногда падали в глубокие воронки и ямы.
С ног Нины давно спали ее домашние шлепанцы, и она шла босая, ступая окровавленными ногами по острым камням. Ей хотелось плакать, рыдать во весь голос, но она молчала, стиснув зубы. Ею овладело какое-то холодное равнодушие. Как будто долго, долго боролась, а теперь наступила полная апатия, и ей было все равно, что произойдет дальше.
И она снова шагала вперед, хваталась руками за острые выступы скал, падала и вновь поднималась, как будто в этом было ее спасение.
Она давно уже потеряла всякую ориентацию и счет времени, ей казалось, что вот уже много-много часов, как они бредут вдвоем по этой страшной дороге.
— Ты бы лучше убил меня, что ли, — взмолилась она, оборачиваясь к своему спутнику.
— Не велено, — серьезно ответил тот. — Шагай, шагай, девонька…
Но она уже не могла идти. Тогда он взвалил ее себе на плечи и поволок дальше по каменистой тропе.
Нина потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то прежде всего услышала голос Курлатова. Он кого-то отчитывал, кажется, ее спутника.
— Пошли дурака богу молиться? — злился Курлатов. — Что же ты ее волок босую? Ноги себе совсем изранила.
— А я с собой, товарищ начальник, лаковых туфелек не прихватил, — дерзко ответил тот. — В следующий раз не забуду. Только надоела мне эта волынка. Еще с бабами возись.
— Ладно, ладно, — примирительно пробормотал Курлатов. — Хорошо, что притащил ее. Совсем было голову потеряла.
Наступила тишина. Нина никак не могла определить, где она находится — в комнате или в погребе. Откуда-то доносился запах сырости и прелых листьев. Голоса разговаривающих раздавались гулко, как это бывает, когда говорят в пустом помещении.
— Вот что, ребята, — снова заговорил Курлатов. — Все хорошо, что хорошо кончается. Нам пора уходить. Есть полная договоренность. Нас на той стороне ждут проводники с лошадьми.
— Так и уйдем с пустыми руками? Ничего не сделав? — раздался чей-то глухой голос.
— Нет, — живо откликнулся Курлатов. — Уходя, мы, как говорится, хлопнем дверью. Да так, чтобы она слетела с петель. Как там у них плавильный цех?
— Готов, — тяжело дыша, ответил Куркин. — А что вы с ним сделаете? Соли на трубу насыплете?
— Потом узнаешь, — равнодушно ответил Курлатов. — Это, во-первых. Во-вторых, мы возьмем с собой оперативный подсчет руды и другие секретные документы.
— Так они вам их и дали, — язвительно откликнулся Куркин. — Поднесут на серебряном блюде.
— Нужно взять, — резко произнес Курлатов. — У нас есть оружие.
— У них тоже есть. Набьют морду так, что будь здоров, с пластырями ходить будешь.
— Довольно, Куркин. Еще не поздно, и вы можете остаться. Вы же у них на хорошем счету.
Опять в помещении стало тихо. Рядом, за спиной Нины, гулко и звонко падали капли. Нина для чего-то стала их считать… пятнадцать, шестнадцать… двадцать два…
— А что с деньгами? — раздался примирительно зазвучавший голос Куркина. — Нам ведь нужны деньги.
— Будут и деньги. Сейчас явится Мирский, он…
— А! — крикнул обрадованный Курлатов. — Легок на помине.
— Наше вам, — раздался голос только что вошедшего человека. — Устал дьявольски. Я устал и хочу есть.
Нина не верила своим ушам. Это был голос Дубинки. Почему же Курлатов назвал его Мирским?
— Ну и дорожка, — продолжал Дубинка. — И с чего это вы вздумали прятаться в пещере? Тоже мне граф Монте-Кристо!
Курлатов сдержанно рассмеялся.
— Здесь нас сам черт не найдет. Взрывчатка есть?
— Есть, — неохотно ответил Мирский. — Припрятал малость. Хорошо, что они меня в караул назначили. «Что есть часовой? Часовой есть лицо неприкосновенное!» Дурак этот Борисенко.
Нина, чуть приподняв веко, взглянула на говорившего. Конечно, это был Дубинка. Какой негодяй! Ел с ними из одного котла, спал под одной крышей!
«Боже мой, — лихорадочно думала она, — как бы мне отсюда выбраться, как бы сообщить обо всем этом?» Но ведь она не знает ничего, она не знает, где находится, и если бы даже отпустили ее, она ни за что не нашла бы дороги в поселок. А если бы и нашла, то разве смогла бы сделать хоть несколько шагов этими ногами, превратившимися в сплошные раны?
— Ты бы потише объяснялся, — услышала она голос Дубинки. — Твоя-то вон лежит. Может, все слышит.
— Пускай слушает, — отозвался Курлатов. — Никуда она отсюда не уйдет. Ноги у нее изуродованы, и дороги она не знает. Я беру ее с собой за границу.
— Любовь? — насмешливо спросил Дубинка.
— Может, и любовь, — сухо ответил Курлатов.
Словно стараясь в чем-то оправдаться перед слушавшими его людьми, он негромко заговорил:
— А то, что она этого старого верблюда выдала, это даже лучше. Все карты путал своими выдумками, аллахами да мономахами. Золото у правоверных собирал для какого-то сукина сына, представителя мусульманской лиги. Тоже мне, нашел себе бога на земле, старый пес.
— Да, — согласился Дубинка. — Золотишко это нам пригодится. Выходит, девка сработала правильно.
— Полегче, милостивый государь, — сухо и неприязненно бросил Курлатов.
— Извините, — демонстративно расшаркался Дубинка. — Миль пардон!
— Будем кончать, — резко произнес Курлатов. — Вы берете на себя плавильный цех и… — он что-то быстро зашептал на ухо своему собеседнику.
— Нет, это невозможно, — послышался отчетливый ответ Дубинки.
— Что, благородство?
— Я с этими людьми жил и работал, командир!
— Значит, среда влияет.
— А вы что же, может, и этот закон ниспровергаете? Валяйте за один раз и все учение Карла Маркса.
Курлатов немного помолчал, словно собираясь с мыслями.
— Знаете что, Мирский, — снова заговорил он. — Мне с вами ругаться и ссориться невыгодно. Поэтому прекратим этот разговор. Мы все это сделаем без вас. А что касается Маркса…
Он чиркнул спичкой и, видимо, затянулся дымом.
— Что касается Маркса, то чем больше мы будем нападать на божество правоверных коммунистов, тем больше они будут задумываться над тем, а божество ли это в самом деле?
— Надежда юношей питает, — насмешливо протянул Мирский. — Знаете что, надоело мне все это до печенок. Давайте скорей уходить. Прав все-таки Буженинов, что отошел в сторону. Знаете, Макаров ему доверил получение большой суммы денег. Так он потребовал и добился охраны.
— Убить его за это мало, — злобно протянул Курлатов. — Нам же очень нужны деньги для обмена. Придется нанести ему прощальный визит.
«Шайка негодяев», — думала Нина, свернувшись комочком на своем неудобном ложе.
Нина услышала движение, шарканье ног. Огонек светильника заколебался, отбрасывая на стены угловатые тени. Она лежала неподвижно, не открывая глаз. Потом все смолкло. Помещение, в котором она находилась, опустело. Но ей все время казалось, будто кто-то над нею стоит. И действительно, чья-то рука осторожно коснулась ее плеча.