Страница 1 из 7
Беловежская застава
I
Вот я и на заставе. Позади — учебный пункт. Позади — пот, соленый солдатский пот... Если бы знали вы, как было тяжело молодому солдату в первые дни службы! Подъем в шесть. Зарядка, умывание, завтрак, занятия в поле, на спортивной площадке, на стрельбище. Ползешь, бывало, по-пластунски, пот с тебя градом, и слышишь: «Отставить!» Это значит надо возвращаться в исходное положение и снова потеть до тех пор, пока сержант не добьется от тебя четких и правильных действий. И так каждый день. Ни дождь, ни слякоть не могут изменить распорядка дня. Недаром наш сержант говорил: «Если выдержишь, Горин, учебный пункт, будешь солдатом». И я выдержал. Вот только зеленую фуражку пока не дали. Говорят, весной получу.
Застава наша стоит в лесу, в знаменитой Беловежской пуще. Окружают ее вековые дубы, стройные клены, величественные вязы, разлапистые ели, высоченные сосны и милые белоногие березки.
На дворе октябрь. Лес роняет золотые листья. Они летят, подгоняемые ветром, устилая землю ярким ковром. Я залюбовался. Из раздумья меня вывел чей-то голос:
— Вы чего дивитесь, рядовой Горин?! Берите метлу, и чтобы ни единого листика не было на дорожке!
Я обернулся. Передо мной стоял наш старшина, краснощекий здоровяк, с раскидистыми черными усами. Что мне оставалось делать? Взял метлу и в течение часа выполнял обязанности дворника, а потом доложил старшине. Он покрутил усы, сказал:
— Молодец! Будете исполнительным, служба пойдет как по маслу. По своему опыту знаю.
Он стоял передо мной такой сильный и мужественный, прямо богатырь. Я вспомнил, что о нем рассказывали ребята еще в первый день нашего приезда. Утверждали, будто старшина — настоящий герой. В минувшую войну не одного гитлеровца на тот свет послал.
— Метлу не бросать. Поставьте на место — вон туда, — он показал рукой на дровяник и уже на ходу добавил: — У нас на заставе чистота и порядок. Никто не имеет права нарушать установленную традицию. Поняли?
Через полчаса сержант Викулов объявил, что начальник заставы капитан Волгин приказал собрать всех молодых солдат в Ленинской комнате. До этого я мельком видел его: ночью, когда мы приехали на заставу.
Капитан резко открыл дверь, вошел, выслушал доклад, затем повернулся к нам, скомандовал:
— Вольно! Прошу садиться...
Он коротко рассказал о себе, а потом с каждым из нас стал знакомиться: откуда родом, кто родители, где работал. Дошла и до меня очередь.
— Товарищ Горин, какое у вас образование?
— Десять классов, товарищ капитан.
— Это хорошо. Нам грамотные люди нужны. Будете помогать газету делать. — Он улыбнулся и подошел ближе ко мне: — Родители у вас где?
— Папа погиб на фронте, мама работает в колхозе, на Волге.
Капитан вернулся к столу.
— У многих война отняла близких людей. У меня фашисты мать убили, дом сожгли...
На лицо капитана легла тень. Губы дрогнули, но он быстро овладел собой:
— Я говорю это к тому, чтобы мы никогда не забывали об этом. Помнили и еще лучше служили Родине...
Потом Волгин говорил о заставе, о ее традициях. С особой теплотой отозвался о солдате Мирошникове Иване Павловиче, награжденном медалью «За отличие в охране государственной границы СССР». Он в прошлом году уволился. Отличился парень здорово — задержал нарушителя! Капитан подробно рассказывал, как, выбиваясь из сил, солдат шел по болоту, преследуя нарушителя. Пять часов длился этот поединок. Мирошников победил!
В конце беседы капитан сказал, что пограничник особенно должен развивать наблюдательность, ибо тот, кто не умеет этого делать, проигрывает наполовину, если не больше. На участке своей заставы пограничник обязан знать каждый бугорок, каждый кустик, каждую ложбинку, канавку. Все это необходимо для того, чтобы в случае осложнения обстановки не блуждать, а действовать быстро, сноровисто и четко.
— Сегодня после обеда, — сказал он в заключение, — мы пройдем по нашему участку...
Ровно в два часа мы тронулись в путь. Впереди капитан. Тропа уходила вниз. Справа змеилась узкая полоска земли, сплошь засыпанная багряными листьями.
— Это очень опасно, — показал рукой капитан на полосу. — Нарушитель может пройти незамеченным. Вот в такое время пограничник должен быть особенно бдительным.
Тропа, утоптанная солдатскими сапогами, уводила нас в глубь леса. Густая крона деревьев едва пропускала солнечный свет. Тонкие серебряные нити переливались разноцветными оттенками. Картина была прямо сказочная.
Мы изредка останавливались, и капитан показывал нам особые приметы местности — то огромный сваленный дуб, то канаву, то пригорок. Мне хотелось спросить капитана: где же настоящая-то граница. Но вот мы подошли к пограничному столбу. На лицевой стороне его — герб нашей Родины. Я понял — граница проходит здесь.
Не знаю, сколько километров мы прошли по лесной просеке, только возле мостика, перекинутого через небольшой ручей, капитан остановился. Отсюда начинался участок соседней заставы. Дозорная тропа не прерывалась, шла дальше от участка к участку. И так от заставы к заставе по всей территории страны. Вот бы прошагать по ней!
Обратно шли по другой дороге. На одном из перекрестков наше внимание привлек обелиск с красной звездочкой наверху, у подножья которого стоял станковый пулемет «максим» с пулевыми прострелами на щите. А на стороне обелиска, обращенной к дороге, был врезан жестяной прямоугольник с надписью. Мы молча подошли к памятнику, прочитали:
«Обнажите головы! Здесь покоятся вечным сном герои Великой Отечественной войны — пулеметный расчет советских пограничников, сражавшихся против роты немецко-фашистских захватчиков 23 июня 1941 года. Вечная слава героям, погибшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!»
Капитан первым снял фуражку.
— Вы должны знать, — сказал он, — что мы по праву гордимся двумя безвестными героями, которые служили на нашей заставе.
Я глядел на капитана с завистью: он-то наверняка знает подробности и может поведать многое о том, что произошло 23 июня 1941 года вот здесь, на этом перекрестке. Меня волновала мысль: почему нет фамилий на обелиске.
Я подошел ближе к Волгину и тихо спросил его о судьбе безымянных героев. Мне казалось, что он знает о них больше, чем рассказал.
— Зайдете ко мне вечером, — сказал капитан, — поговорим.
После ужина я постучал в канцелярию. Капитан был один. Он вынул из ящика стола пожелтевшую газетную вырезку и подал ее мне. «Загадки великой войны», — прочел я заголовок.
«В могучем лесном массиве государственного заповедника — Беловежской пуще, раскинувшейся около границы Советского Союза, в западных областях Белоруссии, на развилке двух глухих проселков, есть скромная могила военных лет. Зеленый холмик увенчан простой деревянной пирамидой со звездочкой, какие ставили на могилах того времени. На жестяном прямоугольнике, прибитом к пирамиде, надгробная надпись, начинающаяся словами: «Обнажите головы!» И уже вдавившийся колесами в землю на могиле стоит пулемет «максим».
В этой могиле лежат два пограничника, в первые дни войны принявшие здесь, на дорожной развилке, неравный и смертельный бой с врагом. Видимо, они были оставлены прикрывать отход своих и свято выполнили приказ. Местные жители рассказывают, что бой у этой развилки шел почти целый день, пулемет стрелял, не умолкая, и больше роты фашистов нашли здесь свою смерть. Когда же пулеметчики погибли, немцы, говорят, не могли поверить своим глазам — они считали, что вели бой с крупным подразделением, а перед ними лежали тела двух храбрецов, из которых один, по словам крестьян, оказался совсем молоденьким, почти мальчиком. Даже враги были потрясены их стойкостью, героизмом, и, вырыв по одну сторону длинный ряд могил для своих убитых солдат, они по другую сторону похоронили двух советских героев и поставили на могиле пробитый пулями «максим». Все годы войны этот пулемет оберегали крестьяне соседних деревень и сохранили его до наших дней.
Никто не знал имен этих бойцов, никто не знал, откуда они. И поныне два героя Беловежской пущи остаются безымянными».