Страница 44 из 47
— А какая разница — собака или человеческая рука? — пожимает плечами Уралов. — Фотореле «ежа» и в том и в другом случае должно было сработать, ибо ваш Шайтан на какое-то мгновение перекрыл доступ света к фотоэлементам.
— А может быть, этот «еж» и не взрывается вовсе?
— Не думаю.
— Тогда выходит, что этот чертов пес чуть все дело нам не испортил, — грозно смотрит Джансаев на Шайтана, поджавшего хвост и виновато опустившего морду.
А капитан Уралов, задумавшийся о чем-то, восклицает вдруг:
— А может быть, наоборот, дорогой Ахмет! Может оказаться, что ваш Шайтан хорошую службу нам сослужил.
Джансаев удивленно мигает черными глазами.
— Непонятно, товарищ капитан…
Уралов некоторое время молчит, обдумывая неожиданно родившуюся догадку, сам еще не веря в ее достоверность. Потом произносит уже более спокойно:
— Мне думается, Шайтан остался жив только потому, что ему очень повезло.
— Как всякому шайтану, — смеется Джансаев. А опальный пес, почувствовав, что гроза миновала, подползает поближе к своему хозяину, кладет морду ему на спину и тяжело вздыхает.
— Насчет прочих шайтанов не знаю, а этому определенно повезло, — совершенно серьезно повторяет Уралов. — Ваш Шайтан перемахнул через «электронного шпиона» как раз в то время, когда тот вел передачу. На это, видимо, уходила вся энергия «ежа», и остальные его механизмы, в том числе и фотореле, бездействовали. Вот почему не сработал его взрывной механизм и уцелел Шайтан. Как по-вашему, естественно такое допущение?
— Очень, — соглашается Джансаев. — Во всяком случае, ничего другого в голову пока не приходит. А этот пес сослужил нам службу, значит. Ай, молодец Шайтан! Будет тебе за это королевский обед. Весь мой шашлык получишь до последнего кусочка! При свидетелях говорю.
19
Выслушав Уралова, полковник Астахов задумчиво качает головой. Он не очень верит в догадку капитана. Уж очень все просто получается. Зато инженер-полковник Шахов, который еще совсем недавно больше всех во всем сомневался, сразу же всему поверил.
— А меня убеждает именно эта простота объяснения происшествия с Шайтаном, — твердо заявляет он. — В связи с этим я хотел бы предложить следующий план дальнейших действий.
Торопливо вытирая потную шею, он продолжает:
— Поскольку во время передачи «еж», видимо, безопасен, в эти мгновения его и нужно попробовать взять… Подождите улыбаться, я ведь не все еще сказал. Как, однако, это сделать в короткие двадцать пять секунд, не зная его устройства?
Он снова делает паузу.
— Да не выматывайте вы наши нервы, — полушутя, полусерьезно просит Астахов. — Драматизма тут и без того хватает.
— Ничего, ничего, — усмехается Шахов, — для наших нервов это хорошая закалка, ибо то, что я предложу, потребует от нас большого хладнокровия. А теперь хотелось бы, чтобы вы вспомнили, что когда-то я работал экспертом в отделе научно-технической экспертизы военной прокуратуры.
Все смотрят на него с удивлением. А изнемогающий от жары тучный Шахов расстегивает гимнастерку.
— Вот мы и воспользуемся моим опытом в этой области и произведем техническую экспертизу «ежа», — очень просто заключает он, будто речь идет не о рискованном эксперименте, а об исследовании вещественных доказательств какого-то заурядного уголовного дела.
Полковник Астахов, начиная злиться, собирается заметить Шахову, что сейчас не до шуток, а инженер-полковник, покопавшись в своем чемодане, торжественно кладет на стол небольшой свинцовый контейнер цилиндрической формы, металлический штатив и несколько рентгеновских кассет.
— Знаете, что это такое? — спрашивает он. — Гаммаграфическая установка. Я захватил ее, полагая, что нам придется кое-что просвечивать. Капитан Уралов, конечно, знает, что это за штука, остальным я коротко объясняю. В общем это почти то же самое, что и рентген, только гораздо проще и удобнее. Заряжается она различными радиоактивными изотопами, в зависимости от того, какие предметы нужно просвечивать.
— Тут что, кобальт-60? — спрашивает Уралов.
— Нет, тулий-170. Из всех известных в настоящее время радиоактивных изотопов с мягким гамма-излучением он наиболее приемлем для просвечивания не очень толстых стальных пластинок, алюминия и пластмасс. «Еж», видимо, сооружен именно из этих материалов. Снимки, произведенные гаммаграфической установкой, обладают хорошей контрастностью и дают возможность отчетливо различить все детали внутреннего устройства просвечиваемого объекта.
— А какая экспозиция необходима для этого?
— Я зарядил установку тулием самой высокой активности, — заверяет Шахов. — Кассеты тоже заряжены очень чувствительной пленкой, так что величина экспозиции будет незначительной. Думаю, что за двадцать пять секунд мы вполне успеем сделать несколько снимков.
— А я бы не стал рассчитывать на двадцать пять секунд. Нужно уложиться в пятнадцать, — советует полковник Астахов.
— Да, это резонно, — соглашается Шахов. — Нужно к тому же отработать все необходимые действия с гаммаграфической установкой на макете «ежа». Это позволит приобрести необходимую сноровку. Ну так как же, Анатолий Сергеевич, благословляете вы мою идею?
Прежде чем окончательно решиться на эксперимент, предлагаемый Шаховым, полковник Астахов, на котором лежит ответственность за всю операцию, долго раздумывает. Другого выхода, однако, нет, и он соглашается, наконец, на план инженер-полковника.
Но тут возникает новая трудность: кому поручить? Уралов молод и отважен, но ведь он никогда не работал с таким аппаратом. Шахов же хотя и опытен в подобных делах, но немолод, тучен и неповоротлив… «Репетиция», которую собирается он провести, мало что даст, да и времени для этого почти не остается…
— А над тем, кого благословить на это, вы голову не ломайте, Анатолий Сергеевич, — будто прочитав мысли Астахова, спокойно произносит инженер-полковник. — Доверьте это мне как человеку, имеющему необходимый навык в обращении с гаммаграфическими установками. Живот мой этому не помешает. Придется ведь не художественной гимнастикой заниматься. А руки у меня еще достаточно крепки и проворны. Дайте мне только старшего лейтенанта Джансаева в помощники, он парень толковый. За Ураловым останется потом, может быть, самое трудное — обезвреживание «ежа».
Разве можно что-нибудь возразить против этого? И Астахов молча кивает в знак согласия.
А когда Шахов с Джансаевым уходят отрабатывать технику гаммаграфирования «ежа», полковник решает посоветоваться с Загорским, какой «спектакль» организовать на стартовой площадке, чтобы привлечь еще большее внимание «электродного шпиона» и вынудить его вести более частые передачи.
— Инсценируем неудачу, — предлагает Загорский. — Сделаем вид, будто обнаружились неполадки в системе управления нашей ракетой. А «еж», производящий, видимо, довольно частую съемку всего происходящего у нас на стартовой площадке, зафиксирует это и передаст в первый же сеанс связи своим хозяевам. Конечно же, их не может не заинтересовать наша неудача, а еще более — каким образом будем мы исправлять недостатки нашей ракеты. Надо полагать в связи с этим, что «еж» получит команду вести более частые передачи.
— Ну что ж, давайте попробуем разыграть такую сценку, — соглашается Астахов. — Только не переигрывайте.
20
Может быть, и не так уж много времени уходит на осуществление рискованной операции, предложенной Шаховым, однако полковнику Астахову кажется, что длится она целую вечность. Но вот, наконец, инженер-полковник и старший лейтенант стоят перед ним живые и невредимые, и он крепко жмет им руки.
— Ну, герои, рассказывайте, как вам это удалось, — радостно говорит он, похлопывая по плечу старшего лейтенанта Джансаева. — Можете мне на слово поверить, до чего я туг за вас переволновался.
— А рассказывать особенно нечего, — каким-то усталым голосом неохотно отвечает инженер-полковник, с ожесточением выжимая носовой платок. — Пришлось, конечно, слегка струхнуть, сами понимаете, работали не в фотоателье. Да и «еж» тоже ведь не девица, готовая сидеть перед аппаратом сколько угодно, лишь бы хорошо получилось… В общем пришлось поторапливаться. Никогда еще, пожалуй, не ощущали мы так остро, что такое время… Задержись мы еще хоть на одну секунду, снимать было бы нечего… и некому.