Страница 32 из 35
Васёк почему-то вспомнил, как в прошлом году он с отцом ездил в Москву. Они долго стояли на Красной площади и смотрели на Кремль. Васёк стоял с красным галстуком на шее, как стоит на посту часовой. Он боялся пошевелиться. Мысленно он давал себе клятву свершить какой-нибудь небывалый подвиг во славу Родины. И не один! Васёк видел себя на воде и на суше бесстрашным моряком и раненым командиром, он побеждал и умирал в жестокой схватке с врагом. Он стоял без шапки, с затуманенными глазами, и, когда отец тронул его за рукав, он молча пошёл за ним, унося в душе своё торжественное обещание.
И сейчас, вспомнив об этом, он выпрямился, стряхнул прилипший колбу чуб… Нет, он, Васёк Трубачёв, ещё покажет себя, он не опустит голову перед этой первой бедой в его жизни! И товарища он себе найдёт! И оба они будут сражаться за Родину и вместе победят или вместе умрут на поле битвы. И тогда все ребята узнают, что такое настоящая дружба!
Васёк не заметил, как миновал несколько улиц и очутился у своего дома.
Тётка увидела, что глаза у Васька блестят, и подумала про себя: «Прежний задор появился. Уж не знаю, что хуже, что лучше».
За обедом она торжественно сказала:
– Геройская картина идёт. Сходим с тобой под вечер?
Но Васёк вдруг поскучнел и тихо сказал:
– Спасибо, тётя, только у меня голова болит. «Не хватало ещё, чтоб меня в кино видели!» – с испугом подумал он.
– Ну, голова твоя пройдёт, – успокаивала тётка.
– Не пройдёт!
– Как так – не пройдёт?
– А так, не пройдёт – и всё! – упрямо сказал Васёк и, не глядя на тётку, снял с вешалки отцовский пиджак и, бросившись на кровать, укрылся им с головой.
– Ну, коли так, завтра пойдём, – добродушно сказала тётка.
Васёк не ответил. Он и сам не знал, что будет с ним сегодня… завтра… И только отцовский пиджак со знакомым запахом паровозной гари и табака успокаивал его сердце.
Васёк не пошёл в школу и на другой день. Митя приходил в класс, о чём-то говорил с учителем. Ребята волновались:
– Митя, а как же сбор? Ведь сегодня сбор, а Трубачёва нет.
Сбор был назначен на шесть часов вечера.
После уроков Сергей Николаевич вызвал в учительскую Одинцова и Булгакова.
– Вот что, ребята! – сказал он, перебирая на столе какие-то бумаги. – Сегодня, часиков в пять, зайдёте за Трубачёвым…
– Я не пойду, – быстро сказал Саша.
– Зайдёте за Трубачёвым, – как бы не расслышав Сашиных слов, продолжал Сергей Николаевич, – и скажете ему, что сегодня сбор… и что я тоже к нему зайду перед сбором. Понятно?
– Понятно, – пробормотал Одинцов.
Саша молчал.
– Да прихватите с собой Лиду Зорину. И никаких лишних объяснений… Одинцов, полагаюсь на тебя, – быстро сказал учитель, когда Саша вышел.
– Есть никаких объяснений! – ответил Одинцов. Он не понимал, зачем понадобилось Сергею Николаевичу послать их к Трубачёву. Его взволновало и то, что учитель сам придёт к Трубачёву.
Выйдя из учительской, он догнал Сашу. Лицо Саши выражало протест и упрямство.
– Так я и пошёл! Лучше и не просил бы.
– А он и не просил, – оглядываясь на учительскую, ответил Одинцов. – Он приказал.
– Мне это приказать никто не может.
– Тише! Ты что? Он же учитель, он же хочет как лучше сделать…
Саша смолк.
Одинцов пошёл договариваться с Зориной.
– И никаких объяснений там. Понятно, Зорина? Полагаюсь на тебя.
Лида Зорина кивнула головой. Она тоже была озадачена поручением учителя.
– Он, верно, хочет, чтобы вы все помирились? – шёпотом спросила она.
– Не знаю. Я не ссорился. Одним словом, пообедай и приходи в школу. За Сашей я сам зайду, и вместе пойдём!
Глава 31
Гости
День у Васька был мучительный, не похожий ни на один прежний будний день. Он валялся на кровати до десяти часов. На все вопросы тётки кратко отвечал:
– Сегодня нет занятий.
– Да почему же это нет занятий? – удивлялась тётка. – Все ребята в школу бегут!
– А нас отпустили.
– Чудно! А с чего же это ты в постели валяешься? – снова подступила тётка к племяннику. – Заболел, что ли?
– Да нет…
– И в кино не пойдёшь?
– Не пойду.
Тётка обиделась и говорила Тане в кухне так, чтобы слышал Васёк:
– Всё капризы какие-то у него являются. А в кино мы и сами пойдём. Уж очень, говорят, картина геройская идёт!
Васёк слышал и молчал. Ему было не до кино. Его мучила мысль о школе: «Что-то там теперь делается?»
После обеда тётка решительно подошла к Ваську, потрогала его лоб, заставила смерить температуру. Всё было нормально.
– Здоров, – снимая с носа очки, объявила вслух тётка. – Просто своё «я» показываешь! Ну и сиди один!.. Таня, пойдём!
– Ещё рано, Евдокия Васильевна, – нехотя сказала Таня.
Её не на шутку беспокоил Васёк, но она побаивалась тётки и не решалась при ней заговорить с Васьком.
«Ты мне всё воспитание сбиваешь», – уже однажды упрекнула её Евдокия Васильевна.
– Пойдём, пойдём! – поджимая губы и туго закручивая на затылке узел, торопила тётка. – Мороженого покушаем, получше места займём!
– Да места всё равно согласно взятым билетам, – со вздохом сказала Таня, надевая пальто.
Когда они вышли, Васёк подошёл к окну и стал смотреть на улицу. По улице шли школьники и школьницы.
«Из школы идут! Поздно. Наверно, совет отряда был у них, – подумал Васёк. – У нас тоже часто бывал совет отряда… я сам объявлял ребятам об этом!»
Васёк прислонился лбом к холодному стеклу. Потом быстро отодвинулся. На улице стояли три знакомые фигуры. Одна из них отделилась и быстро ушла; Васёк узнал Булгакова. «Зачем он приходил?»
На лестнице послышались шаги и голос Лиды Зориной:
– Здесь даже дверь не заперта… Трубачёв, ты дома?
Из-за плеча Зориной выглядывал Одинцов.
– Я дома, – сказал Васёк, вопросительно глядя на обоих. – Идите в комнату.
– Здорово! – развязно сказал Одинцов и тут же смутился.
– Здравствуй! Мы пришли узнать, как твоё здоровье, – поспешила на выручку Лида и вдруг заметила измятые подушки и свисающую с кровати куртку: – Ой, какой беспорядок! Это убрать надо. Сейчас Сергей Николаевич придёт.
– Сергей Николаевич? – Васёк сдвинул брови и посмотрел на Одинцова. – Зачем?
Одинцов пожал плечами:
– Не знаю.
– Нет, знаешь. И говори. А то опять… сам пришёл, а сам…
– Честное пионерское… – торжественно начал Одинцов.
Но Лида решительно перебила его:
– Никаких объяснений! Сказал – приду! И всё. Понимаешь?.. А у тебя беспорядок, на полу обрезки какие-то. Давай щётку!.. Одинцов, раздевайся.
Лида сняла шубку и платок:
– Васёк, на, повесь! И не стой с раскрытым ртом. Смотрите, что кругом делается!
В комнате действительно был беспорядок. С утра тётка ходила расстроенная и в первый раз оставила комнату неубранной. На стуле было брошено её шитьё, на письменном столе Васька валялись какие-то инструменты.
– Скорей, скорей! Ужас что делается! – заткнув за пояс полотенце, говорила Лида. – Одинцов, собирай в ящик инструменты!.. Васёк, прибери стол! Он же первым долгом на твой стол посмотрит!
Мальчики, не рассуждая, принялись за работу. Поправляя постель и взбивая подушки, Лида говорила:
– Надо, чтобы всё прилично было!
Васёк прибрал свой стол. Одинцов сгрёб со стула ворох материи:
– А это куда?
– Это тёткино! – испугался Васёк. – Не тронь, а то спутаешь ей всё, она сердиться будет!
– Подожди! – Лида накрыла всё газетой. – Нехорошо, но уж раз тёткино…
– Мы за тётку не отвечаем, – решили ребята. – Надо только просто так сказать, что это её.
На обеденном столе на чистой скатерти стояла плетёная сухарница.
– Сюда бы хорошо такую салфеточку… – сказала Лида.
Васёк пошарил в комоде и вытащил что-то белое, с кружевами.
– Можно этим, – сказал он.
– Это ж косынка! – возмутилась Лида.
Васёк полез в буфет.