Страница 28 из 35
– Потому что ты говоришь, как чужая, – твёрдо сказала Валя Степанова.
– «Чужая»… – протянула Синицына, глядя на неё злыми глазами. – А ты своя?
– Она своя! Она наша! – крикнула Надя Глушкова. – И потому ей всех жалко. А тебе никого не жалко.
– А кого мне жалеть? Вот ещё! Не надо было фамилию замазывать! Я за других не отвечаю. И нечего ко мне придираться.
– Да кто к тебе придирается? Отстань, пожалуйста! – с досадой отмахнулась Валя Степанова.
– Ладно, ладно! Я всё понимаю… И насчёт стихов тогда придрались. Завидуете мне – вот и всё!
– Завидуем? – Девочки удивлённо переглянулись.
– Да, завидуете! А больше я ничего не скажу! И кто замазал – не скажу! – крикнула Нюра.
– Синицына, на кого ты думаешь, говори прямо! – подбежала к ней Зорина.
– На кого думаю? Это моё дело! – сказала Синицына, уходя в класс.
– Бормочет какие-то глупости, – пожала плечами Валя.
– Я знаю, про кого она говорит, – хмуро сказал Медведев, поглядев вслед Синицыной. – Ладно, Митя скорей нас разберётся! А я прямо скажу: довели человека до зла. Одинцов не имел права…
– Нет, имел!
– Если дружишь, так не подводи товарища, вот что!
– Одинцов звеньевой… да ещё редактор!
– А Трубачёв – председатель совета отряда!
– Ну и пропал он теперь!
Девочки собрались в кучку и шёпотом разговаривали между собой.
– Лучше прямо сказать, чем за глаза, – слышался взволнованный голос Лиды Зориной.
– Конечно, это обидно… Надо прямо спросить, – соглашалась с ней Степанова.
– Нет, нет! Не надо! Лучше подождать. Он и сам сознаётся, если это он! – горячо возражали им девочки.
В коридоре показался Мазин.
Он замедлил шаг, нагнул шею, крепкой головой раздвинул ребят и уставился на газету. Потом поднял руку, почесал затылок, глубоко вобрал воздух, шумно выпустил его и, глядя себе под ноги, сказал:
– Эх, жизнь!
И тут только заметил Петю Русакова.
Петя стоял в сторонке и растерянно улыбался товарищу. Но Мазину было не до него.
– Трубачёв пришёл? – шёпотом спросил он.
– Нет ещё.
Мазин сел за свою парту: «Если сейчас сказать про мел? Не поможет Пропадёт заряд… Как же это он? Сгоряча, верно… Эх, ты!.. Что же теперь делать-то? Я же ему сказал: выручу, а он давай фамилию чёркать. А теперь вовсе каюк будет…»
Мазин встал и, засунув руки в карманы, направился к Одинцову.
Коля Одинцов, окружённый кучкой ребят, горячо спорил с кем-то:
– А если товарищ мой человека убьёт, я тоже молчать должен?
На лбу у него выступили капли пота, лицо было серое, нос заострился.
Мазин взял его за локоть:
– Ты это ладно… потом объяснять будешь. А сейчас давай-ка… сними статью. Пусть Белкин заново перепишет. Одинцов повернулся к Мазину.
– Ты это что, с ума сошёл? – заикаясь, спросил он.
– Нет ещё, не сошёл. Это ты… – Мазин с презрением посмотрел прямо в лицо Одинцову, но сдержался и только глухо сказал: – Давай Белкина!
– Мазин, ты что, ещё хуже хочешь сделать? – стискивая зубы, сказал Одинцов. – Всё обманом? А пионерская честь у тебя где?
– Эх ты, пионер! Пионер – это товарищ, а ты кто? – остро поблёскивая глазами, сказал Мазин.
В класс вбежал Саша. Он кого-то искал.
– Одинцов! Одинцов!
– Булгаков, видел? – подбежали к нему ребята.
– Видел… Где Одинцов?
– Саша! – Одинцов спрыгнул с парты и подошёл, к товарищу.
Саша крепко сжал его руку:
– Там фамилия зачёркнута.
Одинцов усмехнулся.
– Ты думаешь, это он? – шёпотом спросил Саша.
Одинцов кивнул головой.
– Что же будет, Коля? Ведь это же… совсем уже… – Саша запутался в словах. – Наверно, на сборе вопрос будет…
Саша умоляюще взглянул на Одинцова.
– Я не знаю, что делать, Саша… Понимаешь, он, верно, сгоряча, со зла, что ли, – с отчаянием сказал Одинцов. – Надо с Митей поговорить. Всё равно он узнает.
– И Сергей Николаевич узнает. Вся школа будет знать, – с испугом сказал Саша и вдруг горячо зашептал: – Я с ним в ссоре, но это ничего не значит, я буду защищать его… Я скажу, что он хороший председатель, что ребята любят его. А ты, Одинцов?
– Я тоже, конечно! Надо просить, чтобы ему только предупреждение сделали в случае чего, понимаешь?
У Саши покраснели веки.
– Ему это ужасно… Он гордый очень.
В класс вошёл Сева Малютин. В синей курточке с тугим воротником он казался очень тоненьким и бледным. На щёки его не то от длинных чёрных ресниц, не то от больших синих глаз ложилась голубоватая тень. Он оглянулся на чей-то голос и громко сказал:
– Это неправда! Он сам скажет всем, что это неправда! – Сева тяжело дышал, но голос у него был сильный и звонкий.
На минуту в классе всё стихло.
– Ручаешься? – спросил чей-то насмешливый голос.
– Ручаюсь!
Надя Глушкова подбежала к Севе:
– Малютин, не спорь! Тебе нельзя…
Петя Русаков втянул голову в плечи и боком подошёл к Мазину:
– Коля, мне нужно тебе сказать что-то…
Мазин даже не взглянул на него:
– Сядь на место, не до тебя мне!
Петя замолчал и тихонько сел на место.
«Сказать или не сказать Мазину? Ведь я же лучше хотел сделать! Я же не знал, что так выйдет, – тоскливо думал он, искоса поглядывая на Мазина. – Пусть лучше он меня по шее стукнет!»
Он снова близко придвинулся к другу:
– Мазин, слушай…
– Ты что лезешь ко мне? У меня и так в голове всё вверх тормашками! – повернулся к нему Мазин. Лицо у него было красное, сердитое.
«Потом скажу, – решил Петя. – Сейчас он, верно, придумывает что-то».
Мазин не придумывал, он думал: «Дело пойдёт дальше… вопрос поставят на сборе. Тогда я и про мел скажу. Честно. Из-за чего дело вышло».
В классе было очень шумно. Ребята кричали, спорили, нападали на Севу.
– Нам его не меньше твоего жаль! – кричал Медведев. – Но раз это он сделал, нечего на других тень наводить.
Лицо Севы вспыхивало от волнения, он часто кусал сухие губы:
– А я говорю, что это не он! Трубачёв этого сделать не мог! Он не трус! И это сделал не он!
– А кто же – ты? – крикнул кто-то из ребят и осёкся.
Васёк Трубачёв остановился на пороге, откинул со лба волосы и встретился глазами со всем классом.
Стало очень тихо.
Васёк посмотрел на Мазина: «Выручил, нечего сказать!» Он сел за свою парту и снова посмотрел на лица ребят: «Ещё подумают, что это я сделал!»
Никто не говорил ни слова, никто не смотрел в его сторону. Молчание было так тягостно и напряжённо, что Лида Зорина не выдержала. Она поднялась с места и громко сказала:
– Трубачёв! Мы хотим тебя спросить всем классом: кто зачеркнул твою фамилию в газете?
Мазин сделал Ваську предупреждающий знак бровями. Он хотел сказать: «Подожди сознаваться! Может, я ещё что-нибудь придумаю».
Но Трубачёв понял этот знак по-своему. Он вспомнил, как Мазин ждал его вечером у крыльца, какое было у него виноватое и трогательное лицо, и решительно ответил:
– Я не знаю, кто это сделал!
И вдруг ясно понял, что именно его, Васька Трубачёва, подозревает весь класс в этом трусливом поступке. Он вспыхнул от новой неожиданной обиды, вскипел от злобы, но… посмотрел на Мазина и опустил глаза.
– Он! – тихо и отчётливо сказал кто-то на задней парте. Звонок заглушил эти слова, но Васёк слышал их, и, когда Сергей Николаевич вошёл в класс, он даже не поднял головы.
– Я знаю, что у вас большая неприятность, – сказал Сергей Николаевич, избегая смотреть на Трубачёва. – Но сейчас мы её обсуждать не будем. Такие вещи разбираются на пионерском сборе организованно, по-товарищески, сообща… А пока успокойтесь, и будем заниматься.
Он начал вызывать к доске.
В число вызванных попал Петя Русаков. Он ничего не боялся и даже был рад, что Сергей Николаевич вызвал его, так как считал, что хуже случившегося ничего уже не может быть. Кроме того, занятия в землянке действительно укрепили его знания, и Русаков отвечал спокойно и уверенно. Сергей Николаевич остался доволен им.