Страница 7 из 12
— Отчего все молчат? Мы скучаем, как во время чумы! — спросил Петр Иванович. Присутствие Шубы и княжны действовало на него элекриэлезующе.
Внесли жареных цыплят — недавних медиков генерал-майора.
Осьмилетний англичанин ущипнул Осетриную Спину, отвел ее к потайной дверке и спросил: «Вы знаете, что из рыбы можно вынуть желчь?»
— Я уже получила назначение в Константинополь, — отвечала Осетриная Спина.
Осьмилетний англичанин завлек химерами к потайной дверке серебряное Блюдо Щучины.
— Вы знаете, — сказал он напрямик, — что серебро может вступить в реакцию с настоящей кислотой?!
Белужья Башка, подойдя вплотную к персидской княжне и понимая, что такого другого случая не представится до конца жизни, выбросила княжну в окно, в волны.
Осьмилетний англичанин вынужден был на несколько мгновений оставить Блюдо и, вернувшись с княжной в мансарду, устроил ее к огню.
Петр Иванович вновь присел подле и продекламировал: «Не сяду весело на шумных я пирах, любви не призову, друзья, в беседы наши и с именем твоим, о Нина! на устах я не напеню чаши!»
Осетриная Спина в восторге унесла собеседницу Петра Ивановича и выбросила ее вновь.
Осьмилетний англичанин оставил разработку кое-каких деталей с Блюдом и вернулся с княжной, потратив на это время более обычного.
После чего вновь уединился с Блюдом.
Относясь более всего к княжне, Ардальон Треснулов обратился к Петру Ивановичу:
— А вот и мой подарок в столь великий для вас день. Медальон с крохотной характерной миниатюрой…
Он вскрыл камеру медальона.
— Видите?! В одной из зал дворца Амфитриона юный Алкид лежит на львиной шкуре в позолоченной колыбели и задушает змей…
Петр Иванович был вынужден прервать ухаживания за княжной.
— …Их послала Юнона, вот она видна в верхней части картины среди облаков — видно ли вам, княжна? В сопровождении двух преступных павлинов. Маленький Ификл в ужасе уходит… Можно ли понять Ификла? — добавлю от себя…
Ардальон Ардальоныч не выдержал более собственных объяснении и, собрав княжну в охапку, выбросил в окно, в волны.
Осьмилетний англичанин значительно позднее обычного вернулся с княжной, пододвинув ее кресло вплотную к камину.
Переговоры с Блюдом продолжались с прежним успехом.
У Петра Ивановича был великий день: Почетная Шуба, патент на право появляться в Сент-Джеймсе произвольно — не выбросить княжну, чтобы потом вечно укорять себя в малодушии, он не мог.
Осьмилетний англичанин на сей раз последовал вслед за княжной в твердом союзе с Блюдом насчет того, чтобы наделать серебряных портсигаров.
Белужья Башка не утерпела и, видать, где-то хорошенько треснулась: по всей Фонтанке плыли мозги.
— Характеристическая черта возможностей нашей столицы, — отметил Петр Иванович, взбираясь на Осетриную Спину, — Мозги плывут в неограниченном количестве толщиной в палец, являясь необходимым витамином государственного организма. Сколько у нас все-таки умов и талантов!..
Появилась и сама Белужья Башка, заметно без мозгов поглупевшая и примитизировавшаяся, стала звать пить пьяное пиво.
— Шубу надо вспрыснуть!..
— Да полно! И так вся до нитки, — неуверенно отнекивался Петр Иванович.
_ Это не в счет, — не засчитывала Белужья Башка.
Между тем вода стала заметно спадать.
Прошла мимо, по колено, Отсебятина, несшая впереди на руках Отсебятину побольше. Осетриная Спина встала и начала разминать косточки с таким кошмарным хрустом, что пришлось колотить ее с полчаса, пока она не распрямилась без недостатков.
— Ты с нами? — спросила Белужья Башка, и они вошли в трактир «Испания, Англия и Алжир».
Там уже сидел осьмилетний англичанин, пропивал последний фальшивый рубль, отлитый из Блюда Щучины. Щербатое, но довольное Блюдо сидело напротив и не верило ни одному его слову.
Здесь же уселась и Отсебятина, положив перед собой на стол Отсебятину побольше. Поскольку других свободных мест не было, Петр Иванович сел за стол осьмилетнего англичанина. Ему поскорее хотелось уладить все формальности с так называемым обмыванием Шубы.
Вскоре появился и отвратительный половой, поджегший как бы нечаянно Ярославль. На суде ему удалась мистификация, после каковой он был отпущен.
Пива поставил самого скверного и перебродившего.
— Хочется спокойствия, а не потакая ложным интересам, — заявило пиво, ухватившись за края и стараясь выбраться из кружки. — Мои документы об отставке уже находятся в пути…
Петру Ивановичу наскучила и раздражила пьяная болтовня, и он осушил кружку до дна. То же сделали и Белужья Башка с Осетриной Спиной.
Отвратительный половой принес вторую порцию.
— Чаша, заглядывая в которую видишь истинное дно!.. — заглядывая в пустую кружку, заметило пиво, перегибаясь из второй принесенной кружки.
— Заткнись! — крикнул Петр Иванович и выпил вторую кружку.
Отвратительный половой принес жаркое, и Петр Иванович ахнул: на расписном блюде лежал отъявленный гусь из подвала лавки купца Драмоделова. притворившись прожаренным, по сторонам обнимали его вступившие в гнусную сделку лимоны.
_ Ну что, негодяй?!! — спросил Петр Иванович гуся напрямую. — Сам ли уйдешь, или тебя вывести?!
Гусь нехотя встал и вперевалочку, сквернословя, вышел из трактира.
Блюдо Щучины отвело Блюдо из-под гуся в сторону и согнуло вчетверо.
На стол уставилась третья кружка.
— Вы спрашиваете меня, почему в Англии так хороши и многочисленны дороги?!
— Спрашиваю, — подтвердил Петр Иванович, хотя не спрашивал осьмилетнего англичанина ни о чем.
— Я вам объясню. По английскому законодательному Уложению, уличенный в клеветничестве должен собственными руками вымостить от 2 до 3 английских миль на большой дороге шириною в 12 футов.
— Вы клеветали?! — догадался Петр Иванович.
— Да, я клеветал! — гордо подтвердил осьмилетний англичанин. — Я подарил Англии практически все дороги.
— Ваши ли дети, — неизбежно встречающиеся по дорогам мосты и тоннели? — спрашивал Петр Иванович.
Подошел отвратительный половой с четвертыми и пятыми кружками и, теша себя безумной идеей, что Петр Иванович пьян, спросил:
— Это правда, что Петербург расположен между 59 59 46 и 59°54’18" с. ш. и между 30°13’38" и ЗСГ25 26 в. д.?
— Между, — отвечал Петр Иванович.
_ Не перестаю удивляться остроте мысли, отдавшей все наши сухие места под кладбища, — сказала Осетриная Спина. — Смоленское, Преображенское…
— А отчего молчит Отсебятина Маленькая и Отсебятина Большая?! — спросил Петр Иванович.
— Обескуражены пребыванием не так далеко от колодца Истины, ответила Отсебятина Большая.
Растроганный Петр Иванович перенес на колени Отсебятину Большую и стал дружелюбно гладить.
Пиво, принесенное в двенадцатой кружке, повело себя нигилистически С криком: «Пиво принято считать дюжинами!» — оно выбросилось из кружки на колени Петру Ивановичу и залило почти всю любимую Отсебятину. Петр Иванович окончательно оставил мысль о его возможном исправлении и вышел из трактира, прижимая к груди теплую и мокрую Отсебятину.
Вода сошла окончательно.
Вместе с Петром Ивановичем, обступив его плотным кольцом, вышли и осьмилетний англичанин, Белужья Башка, Осетриная Спина и Блюдо Щучины. Но перед самым домом Петр Иванович заметил, что остался совершенно один.
— Оно и к лучшему! — решил он, вошел к себе и рухнув на постель.
Утром, восстав ото сна, Петр Иванович первым делом почувствовал, что Почетной Шубы с ним нет. Он заснул, как пришел, — в полушубке из Отсебятины.
Шубу подменили!!!
И подменил (в чем не было ни малейшего сомнения) осьмилетний англичанин! Он завлек его в бесконечную беседу, напоил пьяным разнузданным пивом и — подменил шубу!
Горе Петра Ивановича было безмерно. Скоро весь Петербург узнал о лютом злодействе осьмилетнего англичанина. Осьмилетний же англичанин как в воду канул…