Год Мудака

— раз… два… динка… будет радуга… Пе-сен-ка…

Спели. Чин вытер употевшее лицо и спросил:

— Ну как?

— Очень хорошо, Семен Семенович.

— Утютеньки, — сказал дурак Володя и сел на диван. Устал, болезный. Мэр дал ему конфету из вазочки на столе и спросил все еще продолжавшего стоять Фрязина:

— А что же вы не садитесь?

— Спасибо, — сказал Фрязин и поискал, куда сесть. Сел в стул.

— Вы это чинопочитание бросьте, — строго сказал Мэр. — Мы по-простому привыкли, по-людски. Не мараты, блядь, гельманы. Можем и водки махнуть, и матом загнуть! Вы вот, гражданин…

— Фрязин, — подсказал чин из-за стола.

— Вы вот, гражданин Фрязин, думаете, наверно, что я вас сюда позвал. Хули он меня сюда притащил, думаете вы, и очень правильно это делаете.

— Не думаю я, — возразил Фрязин, снова пугаясь.

— Думаете-думаете, — шутливо погрозил пальцем Мэр.

— Да не думаю я!

— Думаете! И, наверно, правильно, что вот такой рядовой оперативный работник удивляется визиту к столь высокому начальству. Чинопочитание нам чуждо, но субординация! Субординация — это великая сила! Я не гнушусь… не гнушаюсь общаться со всеми слоями граждан, для меня каждый гражданин — брат и друг, но субординация… Э-э, субординация — это, вам я скажу, придумано хорошо. Ну да ладно. Я вас пригласил по просьбе… ну, вы понимаете, кого. Вы же были на съезде, на стадионе?

— Был, — согласился Фрязин. Неужто иностранец, пизда, настучал?

— Вот. Поэтому хочу сообщить, что завтра, в районе восемнадцати ноль-ноль, с вами встретится… ну, вы поняли, кто. Уж не знаю, зачем, но это большая честь.

Сами-Знаете-Кто!

Встретится!

Восемнадцать ноль-ноль!

Фрязин встал из стула, потом опять сел. Зачем-то взял со стола карандаш, покрутил, положил в карман. Достал, бросил обратно. Икнул.

— Вижу, польщены и удивлены, — одобрительным тоном сказал Мэр, давая дураку другую конфету взамен съеденной.

— А может, не надо? Может, это не меня? — потерянно спросил Фрязин.

— Вас, вас, голубчик.

— Ошибка какая, может…

— У нас ошибок не может быть! — обиделся Мэр, но Фрязин уже не напугался. Мэр в сравнении с Сами-Знаете-Кем представлялся какой-то незначительной картой типа валета или дамы.

— Канпет, — попросил дурак, дергая Мэра за рукав. Мэр дал ему горсть, не глядя, и продолжал:

— Думаете, вас найти легко было? Вас там знаете сколько было таких? Целый стадион! А вы — ошибка… Пусть даже и ошибка, — зашипел Мэр, понизив голос, — а вам-то что? Что вам там сделают? Может, орден дадут! Может, квартиру новую! Машину! А вы — «ошибка»…

— Да нет, я же ничего. Я не против.

— Еще бы против он был… Слушайте, он что с ними делает? Я же ему только дал!

— Канпет, — канючил дурак.

— У него защечные мешки, как у гамадрила, — сказал Фрязин, уже хорошо изучивший способности Володи.

— В общем, завтра его не берите, — сказал Мэр. — До свидания.

Лагутин ждал внизу, на крылечке. Курил, дурак его пасся тут же, что-то ковырял в стенке.

— Ну, что? — спросил Лагутин.

Фрязин вкратце описал ему происшедшее.

— А за столом кто был? — спросил он под конец.

— Семен Семеныч? А хуй его знает. Тоже, спрашиваешь.

Фрязин подумал и согласился: степень секретности в высших эшелонах ВОПРАГ была высшей. Никто, например, не знал, кто руководит конторой и руководит ли кто-то вообще. Поговаривали, что этим занимается сам Сами-Знаете-Кто. Неудивительно, что Семен Семеныча Фрязину не представили… А ну как это и есть самый главный? Или тот, кому передает указания Сами-Знаете-Кто?

— Ты радоваться радуйся, да не спеши, — сказал Лагутин. — Я чего приехал. Байки твои слушать? Хуй. Я приехал на задание тебя взять. Сейчас едем хазу мудацкую брать.

— Что-то серьезное? — оживился Фрязин. После кабинета с конфетами и Мэром хотелось кому-то дать хорошей, бодрой пизды. Вынуть на асфальт, положить и ногой, ногой. Или по морде, чтоб упал сначала. Чтобы зубы, блядь, как ебаный попкорн, разлетелись.

— Не то слово. Когда ты в последний раз мудацкую хазу брал? А там самая что ни на есть жопа. Даже книжки запрещенные вслух читают! Этого… не помню, с-сука…

— Маратов, блядь, гельманов? — спросил запомнившееся Фрязин.

— Да не. Типа такая фамилия, как насрано. Вот, Ширянов.

— А почему насрано?

— А хуй его знает, брат. Ассоциация.

— Цаца. Цаца! — жалобно сказал дурак Володя.

— А, чтоб тебя. Книжку забыл?

Дурак печально закивал главою.

— Новую куплю. Или отберем у кого. Сегодня и отберем, — пообещал Фрязин.

Дурак оттаял и стал жевать конфеты, умело запрятанные во рту.

— Давай-ка мы их оставим, — сказал Лагутин. — Посадим вон в кондитерской, пусть жрут. А то приказы приказами, а на таком деле от них вред один.

— Давай, — согласился Фрязин.

Дураков усадили в кондитерской за столик, купили им газировки, пирожено и морожено. Продавщице велели за дураками смотреть и чуть что принимать меры.

— Это что же мне делать? — спросила толстая и наглая продавщица.

— Да хоть пизду им покажи, только чтоб не разбежались, — развязно сказал Лагутин. — Если их не будет, как приеду, я тебя в твои эклеры зарою.

Поехали на лагутинской машине — в фрязинской, как обнаружилось, дурак Володя успел насрать на заднем сиденье и даже не сказал, сволочь.

Мудацкая хаза располагалась в хрущевке, окруженной такими же ветхими строениями. Вокруг под видом праздных граждан ходили, сидели и стояли сотрудники ВОПРАГ, многие из знакомых, другие, видать, из дальних отделений. Фрязин только успевал здороваться.

— Квартира двенадцать, — сказали им. — Сейчас станем дверь ломать.

— Чуть не опоздали, — пыхтел Лагутин, топоча по лестнице. — Самое интересное пропустим!

Но самое интересное не пропустили. Дверь высадили, из прихожей заверещала толстая бабища в бигудях. Фрязин ворвался одним из первых, тогда как Лагутина придавили в дверях.

Мудаков в квартире было не продыхнуть. Штук двадцать. Они сидели на подоконниках, на полу, даже в ванной обитали два мудака. Всполошенные грохотом мудаки метались по комнатам, вопили, кто-то лез в форточку…

— А-а, бляди! — радостно закричал толстый оперативник. — Попались!

Глава 10

«Гражданский контроль над вооруженными силами это деятельность граждан как через государство, так и через свои объединения, направленная на то, чтобы состояние и применение армии отвечало потребностям и интересам общества.

Другими словами, это способность общества определять жизнь и поведение армии, не допускать таких отклонений в деятельности военных, которые представляют угрозу демократии, свободе и безопасности граждан».

Как срать, так все время передачу хорошую показывают. А в толчок телевизор не вставишь.

Кукин прикинул, что сможет не срать еще минут десять. А потом, если быстро, минуты в три уложится. Может, как раз на рекламу попадет.

В телевизоре в самом деле было интересное. Первый Президент вытирал слезы, текущие по седым мордасам, и бормотал:

— Ну и шта? Обманули, пнимаешь… Дачу, охрану, пенсию… А шта мне ваша пенсия, если вы меня теперь, как Гитлера какого, судите?

Суд на Первым Президентом, который официально был признан одним из зачинателей мудацкого движения, обещали давно, а показали как-то сразу, не предупредив. Если бы Кукин телевизор не включил, ни хуя бы и не увидел — в программе были какие-то фигурные катания.

Камера показала маленький зал какого-то районного суда, скучную тетеньку-судью, народных заседателей с пропитыми рыльцами. Первый Президент поднял руку — за отсутствием пальцев казалось, что он кажет ею некий сложный, одному ему понятный факофф.

— Это шта за комедия? Мне Сами-Знаете-Кто обещал неприкосновенность и все… это… Я бывший гарант!

Судья как раз собралась что-то сказать, но тут Кукину приперло, и он побежал срать.