Голые тетеньки (сборник)

А брала я водочку-то в специальном магазине. Он так и называется: “Русская рулетка”. У них там нормальный продукт и смертельный: один к одному. Но и дешевле в два раза, резон есть. Может попасться хороший продукт за полцены.

Совсем весело стало, когда Григорий пришел с баяном. Вообще-то он лауреат конкурса Чайковского по вилио… по вилион… по вилиол… по вилионол… по вили-он-ол-челли. Тьфу ты, ну скрипка стоячая. Насчет Чайковского не скажу, а то, что лауреат, подтверждаю. Он стакан водки с баяна берет зубами и выпивает. Без ущерба для полонеза Огиньского. Бабы от музыки – навзрыд, а Григорий заест грибочком и кричит:

– Помирать, так с музыкой!

Ну, разошлись все, когда все съели и все выпили. Я сказала:

– Утром всех жду, приходите, подлечу.

Ну, а на утро пришли… все!

Я говорю:

– Болеете?

– Б-б-б-олеем.

– Вот то-то же. Сегодня вся страна болеет. Ну и выпьем, за наше общее будущее здоровье.

Выпили. “Русской рулетки”. А кто назавтра придет – посмотрим.

Клава – наш президент!

Скажите, может у нас нормальный человек любить своего президента?.. А я могу. Клава – мой президент. У-у-у! Моя Клава – она даже не президент, она хуже президента. У нее на знамени на черном – герб: сковорода и скалка, крест–накрест. А внизу – моя голова. Знамя она вместо фартука носит: гербом наружу, мне в лицо!

И что обидно, президент она законный, снять ее я не могу. Если даже она будет издеваться надо мной каждый день, все равно я должен по закону терпеть ее четыре года. Потому что после нашей свадьбы у нас еще были выборы.

Демократические. Два кандидата: я и Клава. Два избирателя: Клава и я. И урна – одна штука. Я ее принес с улицы, окурки вытряхнул. Проголосовали: 50% за Клаву, 50% – за меня. Второй тур – то же самое. Что делать? Пришлось обратиться к нашей Думе. А Дума у нас из трех фракций: кот, собачка и попугай. Хотели медведя включить в Думу, но передумали. Он пока плюшевый, а уже такой подлый.

Обратились к фракции попугая. Клава с ним хорошо поработала. Он сказал: ”Однозначно! Клава – наш президент”.

Кота не могли разбудить. Обратились еще к независимой фракции. Она у нас числится, как объединение Груша. Ну, наша тетя Груша. Она сразу сказала, сами разбирайтесь, я – против всех, против – всегда и против – везде.

Осталась собачка. А она у нас, ну такая лайка. Причем, не просто лайка, а пусто лайка. В общем, спикер, то есть, сеттер.

Клава говорит, к чьему бюллетеню собачка подойдет, тот и президент. Я только потом понял, что свой бюллетень она чем-то подмазала. Заходит собачка. Бюллетени на полу. Она на мой даже не взглянула. Как рванула к Клавиному! И сожрала его на месте. И все! Клава вступила в должность. Пока я с открытым ртом стоял, Клава дала клятву честно служить народу. То есть мне. Клялась на голове этой собачки-подлючки.

Когда я в себя пришел, говорю, Клава, ты хоть тогда дай мне портфель… министра… обороны. Она говорит, хватит с тебя и министра самообороны.

– Ну тогда отдай хоть культуру, что ли, ядрена вошь.

Она говорит, забирай ее на хрен. Я сразу сказал, только ты меня профинансируй. Без денег культуру не поднять. Она говорит, а сколько?

– Ну, на пару пузырей надо.

Она дала, и я пошел. Понес культуру в массы.

А как пришел домой – не помню. Утром просыпаюсь, Клава смотрит на меня, как… президент. На министра культуры. А я все-таки уже второй день в большой политике, хитрый стал, говорю ей:

– Клава, а давай закажем, чтоб с тебя слепили статую. Статую Свободы.

Она молчит. Я дальше льстю:

– И поставим ее на видном месте… в нашем огороде.

Смотрю, она оттаивает. А я дальше жму. Уже по Дарвину. Кто настоящий мужчина? Тот, кто встает рано утром, из постели, снимает с себя костюм, ботинки и лезет к своей жене… И Клава простила мне культуру. Правда, из нее выгнала. Так и сказала, вон – из культуры! На телевидение!

Я сразу – пультик в руки и давай щелкать по программам. Сижу, руковожу телевидением. Все просто. Тут главное – кто пальчик на кнопке держит. Нужную кнопку нажал, а там мальчик, уже запрограммированный, говорит, что все честные люди – они воры. А все воры – они честные люди.

Поэтому вора из обвиняемых надо перевести в свидетели. И дальше – из свидетелей – в потерпевшие. Чтобы ему же и возместить материальный ущерб. То есть, если он украл полстраны, то ему надо срочно возместить ущерб и отдать вторую половину.

А Клава все сериал просит. Я говорю, Клава, ну ты же президент, вникай в большую политику. Она: нет, сериал. И отобрала у меня пультик – скинула с телевидения. Перевела в свои пресс-секретари. Соседка спрашивает по телефону, как себя чувствует ваша супруга? И я докладываю:

– С утра рукопожатие моей Клавы было крепкое. А удар сковородой по моей щеке был мягкий. Но мой профиль на той сковороде получился четкий. После этого здоровье Клавы улучшилось, и ее отвезли на «скорой» в резиденцию «Ямки-9». Лечиться и работать с документами. Из документов она взяла с собой паспорт.

А здоровье у Клавы и правда пошатнулось. Потому что, как только она стала президентом, запила сильно.

А как протрезвеет, в отпуск норовит, то в Сочи, то в Карелию. Из отпуска приезжает выпивши. Думу гоняет по квартире. Кот орет от голода. Собачка Клаве вообще импичмент хотела устроить, за руку ее укусила. Но не до импичмента. Потому что попугай помешал, крикнул, гад: “Клава – наш президент!”

А тут как-то к подруге поехала в Долматово, правда, не самолетом, а поездом. Да тут 100 км. Но все равно проспала. В Шадринске только проснулась.

Я говорю, Клава, ты че-то как-то не того. Давай готовь себе преемника. Думаю, кроме меня – некому.

А Клава говорит, преемник уже готов. И тут звонок в дверь. Я открываю, а на пороге – теща. С вещами. Преемник. Фартук Клавин с гербом взяла, перед моим носом потрясла и на себя надела.

Утром говорю Клаве нежно, может, ты погорячилась с преемником, с отставкой? Клава говорит, а я в отставку не пойду. Просто я пойду на повышение. Теперь я не президент, а царь.

И вот я сейчас в большом раздумье, кого на выборах избирать. Или преемника Клавы – тещу? Или плюнуть на них обеих и пойти выбрать себе новую Клаву.

Яичко

Снесла курочка яичко, но не золотое, а простое. Поступило яичко в магазин, а там его взял да и купил Огородов без очереди. Он как раз на работу шел. Думает, съем яичко назло жене, а на обед домой не пойду.

Работа у Огородова была не простая, а золотая, он эротический журнал выпускал, поэтому и любил яички. Приходит он на работу, а там его ждет коммерческое предложение: “Просим срочно явиться в Австралию для передачи опыта аборигенам. Они тоже хотят выпускать эротический журнал”.

Надо сказать, что аборигены в природе ходят вообще-то голые. Но одно дело – голая жизнь, а другое – голое искусство. Ну, хочется им посмотреть на себя со стороны. И Огородов был человеком отзывчивым и ответственным, он любил передавать свой сексуальный опыт другим народностям.

Прилетает Огородов в Австралию, его аборигены встречают, в лучшую гостиницу везут, с лучшей кенгурихой знакомят. А кенгуриха и впрямь необычная. Своя сумка у нее застегнута на замок-молнию, а детеныши из хозяйственной сумки выглядывают. Она сумку с детенышами в уголок поставила, легко так, как воробей, к Огородову подпрыгнула, руки на плечи ему положила и в глаза посмотрела томно. Потом хвостом в пол уперлась и задними ногами его за талию обняла. Такая ласковая. И давай в морду его лизать. А потом взяла сумку с детенышами и ускакала в саванну.

Решил Огородов это дело яичком заесть. Только вынул его из кармана, как тут аборигены заходят в шалаш. Не надо, говорят, аппетит яичком портить, мы тебе самого лучшего крокодила на обед приготовили. Вносят они крокодила в шалаш, рулеткой его измерили, показывают: 6 метров 20 сантиметров в длину. Кушай на здоровье. И дают Огородову прибор на одну персону: таз, топор и вилы. А Огородов, честно говоря, уже проголодался и думает, откуда его жрать-то начинать? Решил с хвостика. Думает, отрублю сантиметров 20 от хвостика, и хватит мне на обед. Да и от крокодила ровно шесть метров останется. Размахнулся он топором, как хрястнет по хвостику, крокодил аж подпрыгнул от неожиданности. И проснулся. Топор, конечно, зазубрился и сломался, а хвостик ничего, погнулся только, вверх. Крокодил посмотрел на хвостик, так расстроился, аж слезу крокодилову пустил. Потом слезу смахнул лапкой, съел тазик, топор, вилы, для разминки. Последний глоток сделал и кинулся за Огородовым. Долго они бегали по шалашу. А аборигены стоят у шалаша и хохочут. Это шутка у них такая, усыпить крокодила, горчицей его помазать и гостю подать к столу. Но хоть аборигены и хохочут, а дело знают: фотоаппараты щелкают, камеры снимают. Для будущего эротического журнала. А крокодил уже всю одежду с Огородова содрал и гонит его по саванне.