Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 73

Идеальный мятежник должен подчиниться правилам авторитарной игры. В фильме сам Тренк пасует перед обстоятельствами, хотя он ни разу не показан настоящим бунтарем. Вернувшись в Пруссию, он встречается с Амалией — происходит их запоздалое свидание после тридцатилетней разлуки. Поскольку Фридрих разрушил их любовь и счастье, на вопрос Амалии, ненавидит ли Тренк монарха, он должен был бы ответить утвердительно. Но вместо этого Тренк протягивает Амалии рукопись своих мемуаров. Показанное крупным планом посвящение на них, составляющее финал картины, впечатляет зрителя: на первом листе написано: "Вся моя жизнь посвящена памяти Фридриха Великого, кайзера Пруссии". Эта непостижимая капитуляция Тренка подкрепляет смысл, заключавшийся в бунте Йорка; более того, она указывает на то, что и другие мятежники догитлеровского экрана тоже внутренне авторитарно настроенные люди. Завершая разговор об экранном мятежнике, заметим, что филистер из "Улицы" Грюне — прототип всех бунтарей немецкого кинематографа. Воплощенный в Тренке, он наконец встречает свою мечту наяву — Фридриха Великого, который избавляет его от ужасной скуки в плюшевой гостиной.

Тщательно выписанная фигура вдохновителя-вождя дополняла образ мятежника. Помимо "Гренка", в трех полнометражных фильмах о Фридрихе Великом (которого по-прежнему играл Отто Гебюр) изображался такой вождь: в картине Густава Уцицки "Концерт для флейты в Сан-Суси" (1931), в ленте Фридриха Цельника "Барберина, танцовщица из Сан-Суси" (1932) и в картине "Лейтенский хорал" (7 марта 1933 г.), поставленной Карлом Фрёлихом в содружестве с А. фон Черепи, создателем перрвых фильмов о Фридрихе. Эту серию продолжали уже при Гитлере. В фильме "Фридерикус", поставленном по роману Вальтера фон Моло и вышедшем на экран в первые дни нацистского режима, показывался Фридрих — кайзер времен Семилетней войны — монарх, который больше других походил на Гитлера. Эти весьма посредственные ленты, отличающиеся пропагандистским пафосом, нашли скромный отклик за рубежом. Американский рецензент, очевидно, только из жалости, назвал "Танцовщицу из Сан-Суси"- "хорошей немецкой костюмной картиной".

Новые фильмы о Фридрихе подхватывали старые мотивы и старались рационально использовать немецкую психологическую реакцию. Но то, что раньше представляло собой беспочвенные желания, сегодня превратилось в актуальные намеки. Агрессивная и властная политика Фридриха, выступающая сама по себе компенсацией психологической трусости, облечена в форму самообороны от сокрушительных происков врагов. В этом отношении показательны вводные надписи в фильме "фридерикус", которые предвосхищают официальный язык таких нацистских фильмов, как "Крещение огнем" и "Победа на Западе". "Окруженная родовитыми правящими династиями европейских стран, подымающая голову Пруссия долгие годы боролась за свое право на существование. Весь мир дивился прусскому кайзеру, который, вызывая поначалу у европейских правителей смех, а потом страх, мужественно выдерживал их натиск, во много раз превышающий его собственные силы. Теперь они хотят сокрушить монарха. Роковой час для Пруссии пробил". После таких апологетических комментариев к каждому фильму о Фридрихе его победы и парады, стремительно следовавшие друг за другом, предвосхищали гитлеровские триумфы.

Стремление рационалистически объяснить немецкий комплекс неполноценности было особенно сильным в ту пору. Во всех фильмах о Фридрихе бедность и неотесанность Пруссии противопоставляются богатству и лощеным манерам ее врагов, которые обычно трактуются с презрением. Австрийцы по-прежнему выступают в роли женственных опереточных персонажей. Французы, с другой стороны, изображаются прирожденными светскими шаркунами, интриганами и зубоскалами. Разве можно завидовать этим людям? Поэтому Пруссия — Германия относилась пренебрежительно к крупным иностранным державам — ее неимущий народ выступал против европейской плутократии, а то, что называлось в Германии культурой, противопоставлялось прогнившей цивилизации. По сравнению со своими недругами — внушали зрителю эти фильмы — немцы обладают всеми чертами господствующей расы, призванной сегодня владычествовать в Европе, а завтра во всем мире.

Вся серия этих фильмов была хорошо продуманной попыткой популяризировать в массах идею фюрера. Не кто иной, как Вольтер, был призван растолковывать ее в лентах о Фридрихе. Когда в фильме "Тренк" Фридрих защищает всемогущество закона, Вольтер говорит, что хорошие монархи лучше хороших законов — так разум просвещения отдавал дань абсолютному правителю. Лестное мнение Вольтера кайзер оправдывает тем, что играет, как прежде, роль отца народа. Его патриархальный режим представляет собою смесь старопрусского феодального порядка с фальшивым социализмом нацистов. Угнетенным земледельцам он обещает покарать губернатора в их провинции за то, что тот защищает интересы крупных помещиков ("Тренк"), он отменяет победные парады, отдавая отпускаемые на них деньги пострадавшим на войне ("Танцовщица из Сан-Суси"); накануне решительного сражения он думает о том, как бы учредить фонд на культурные нужды ("Лейтенский хорал"). Всякий, глядя на него, должен уразуметь, что благоденствия, которым пользуются подданные Фридриха, невозможно достичь при демократическом режиме, так как монарх, жаждущий благотворить и мирволить, великодушно помогает влюбленным ("Танцовщица из Сан-Суси") и даже предотвращает супружескую измену жены уехавшего майора ("Концерт для флейты в Сан-Суси").





Этот идеальный король — настоящий гений, и в таком качестве он сокрушает вражеские заговоры, обводит вокруг пальца пронырливых дипломатов и выигрывает сражения, в которых фортуна не на его стороне. В фильме "Концерт для флейты в Сан-Суси" во время музыкального представления он приказывает втайне от присутствующих на концерте послов Австрии, Франции и России объявить мобилизацию, опережая три враждебные державы, которые, мак ему известно, собираются напасть на Пруссию. В "Танцовщице из Сан-Суси" он приглашает Барберину в Берлин, чтобы внушить врагам ложную мысль о том, что он проводит время в любовных развлечениях. В "Лейтенском хорале" показываются отношения этого гения с простыми смертными. Когда кайзер решает дать рискованный бой в окрестностях Лейтена, преданные старые генералы горячо отговаривают его от опасной затеи. Конечно, сражение он выигрывает, а мораль заключается в том, что "интуиция" великого фюрера превосходит любые умозаключения обыденного разума. Эту укоренившуюся веру в немецких душах поколебал лишь Сталинград. Правый всегда и во всем, мудрец-монарх окружен ореолом, служащим ему как бы броней. В "Танцовщице из Сан-Суси" и "Лейтенском хорале" возникает достоверно воспроизведенный эпизод, как Фридрих во время стремительной рекогносцировки внезапно появляется в ставке австрийского командования. Австрийцы следят как завороженные за легендарным врагом и даже забывают взять его в плен, а когда приходят в себя, их окончательно приводит в чувство атака прусского полка.

Оборотной стороной величия вождя выступает его трагическое одиночество — лейтмотив всех фильмов о Фридрихе. Никто не в силах понять его, и среди ликующих народных толп он тоскует по человеческому теплу и близости, доступных простому смертному. По словам американского критика, в финале "Танцовщицы из Сан-Суси" мы видим, как великий монарх, милостиво соединивший Барберину с ее возлюбленным, подходит к дворцовому окну, чтобы приветствовать свой народ, и остается там до конца ленты — одинокий, несчастный, старый человек.

На следующий день после назначения Гитлера канцлером рейха УФА выпустила на экраны фильм "Утренняя заря", рассказывающий о буднях одной подводной лодки во времена первой мировой войны. Режиссер Густав Уцицки, набивший руку на изготовлении националистических лент, поставил "Утреннюю зарю" по сценарию Герхарта Менцеля, лауреата высокой литературной премии — премии Клейста. Музыку к фильму сочинил Герберт Виндт, который в последующие годы писал партитуры ко многим нацистским фильмам. Берлинский корреспондент американского журнала "Вэрайети" так писал о премьере "Утренней зари": "На первом вечернем просмотре в Берлине присутствовал новый кабинет во главе с Гитлером, доктор Гугенберг и Папен… Картину встретили оглушительными аплодисментами…"