Страница 12 из 17
Кроме того, на мою сторону без особого сопротивления перешли те небольшие войска Ю-но-Куни, что располагались на северном побережье и вдоль Рисового Пути. Гарнизоны на дозорных аванпостах и в крошечных фортах не щеголяли многочисленностью, но в итоге с учетом добровольцев набралось около четырех с лишним сотен, при этом в достаточном количестве имелись строевые десятники и офицеры. После первых трех дней заключения о желании присоединиться заявили даже пленники первой "разгромленной" сотни. Были, конечно, и те, кто остался "сидеть", были и те, кто дезертировал в первую ночь, но общее их число оставалось ничтожным, а я продолжал гнуть ту линию, что мы вообще-то совсем не хотим воевать по-настоящему, а просто предпринимаем необходимые шаги, чтобы в столице нас стали воспринимать предельно серьезно. Именно поэтому даже те несколько инцидентов во время моего "объединения северных земель", что из-за излишней упертости собеседников все же закончились некоторой малой кровью, быстро затерялись и растворились на общем "информационном поле" конфликта.
К середине лета, спустя десять дней после моей победы на "божественном суде", военная ставка "северян" была перенесена из предместий Ю-но-Сато (в самом городе я не стал ее располагать, к чему стеснять и пугать гостей и караванщиков?) в большую деревню Иба, которая теперь находилась на фактической границе, разделявшей страну надвое. Под моими знаменами, кроме "ударного кулака", было уже около полутысячи человек. Кроме того, в Ибу привели свои небольшие отряды еще около полутора десятков буси, живших на подконтрольных мне территориях и служивших у местных мелких помещиков, либо сами являвшиеся таковыми. Вопрос с сохранение верности присяги эти ребята решили для себя довольно просто.
Поскольку никаких официальных нот из столицы по-прежнему не поступало, кроме разве что объявления меня и моих последователей предателями, преступниками и мятежниками, то самураи, не стесняясь, завялили о своем "полном непонимании творящегося в стране". Никаких личных писем и приказов они также не получали, а в Юимото-Оки, по их же словам, явно творилась какая-то хренотень, в которой следовало разобраться. И, пока суд да дело, буси предпочли примкнуть к реальной силе, контролирующей регион, тем более что вела себя эта сила пока сугубо положительно, уравновешенно и спокойно. Разумеется, что при всех своих навыках и возможностях, поместные самураи Ю-но-Куни не очень-то желали связываться с народными массами, бывшими на стороне Тамеруйо и его людей. Однако никого из них к активным действиям я тоже не побуждал, и многие на самом деле предпочли вообще отсидеться по своим усадьбам. Стоит ли упоминать, что примкнувшие ко мне буси оказались поголовно дзяшинитами? Думаю, нет.
Таким образом, завершив все подготовительные мероприятия, я снова замер в ожидании следующего хода Юмагавы, который должен был последовать в самое ближайшее время. Почему я был так в этом уверен? Исключительно потому, что давно мною прикормленные чиновники из резиденции даймё, не знавшие друг о друге, передавали мне совершенно одинаковые сведения. Сведения, свидетельствовавшие о том, что положение Юмагавы становится все более и более шатким, а ситуация как при дворе, так и вообще на юго-востоке страны неуклонно продолжает накаляться.
Даймё начал стягивать в столицу все доступные силы, включая даже полицейских из деревень, и вербовать то самое ополчение, причем очень активно и не гнушаясь методов тролля Детрита из творений Терри Пратчетта ("Принимай присягу или тебе проломят голову дубиной!"). В итоге в распоряжении у Юмагавы на данный момент оказалось чуть больше двух тысяч солдат и почти столько же новобранцев, отнюдь не горящих желанием идти на битву во благо своего господина. Отток защитников правопорядка в провинциях за пределами столицы привел к неизменному в таких случаях всплеску преступности, вплоть до нападения пиратов на один из богатых южных портов. Но решать эти проблемы сейчас у Юмагавы не было ни времени, ни желания. И реакцию простых людей на это всё нетрудно было представить. Чего больше всего не прощают своим властям обыватели, так это нарушений в своей размеренной сытой жизни по вине последних.
Но хозяин страны не обращал на это должного внимания, и к тому же впервые явно начал нервничать, что было заметно по его "мечущимся" последним указам. Видимо, к этому моменту Юмагава понял, что не сможет в борьбе со мной воспользоваться помощью скрытых деревень, а кроме того к этому моменту сработали первые "бомбы", заложенные под учение Дзясина. И попав в капкан, даймё снова сумел усугубить положение.
Слухи на тему дзяшинитов и нехороших поступков Юмагавы продолжали циркулировать во дворце все это время и набрали, по-видимому, к данному сроку критическую массу. Правитель, терзаемый подозрениями, начал довольно мягкие, но в мгновение ока ставшие общеизвестными "репрессии" в отношении моих единоверцев. Многих дзяшинитов, не скрывавших своей приверженности к этому религиозному течению, доверенные люди даймё задерживали, допрашивали и пытались установить, не связаны ли они как-то с группировкой восставших "северян". В число "подозреваемых" попали многие буси, по меньшей мере, половина из той полусотни, что пока оставались в столице у трона, а не отсиживались в провинции под разными благовидными причинами, как и на севере. И хотя в итоге никого не нашли, несколько человек попали под "сильное подозрение", что закончилось изъятием мечей и "домашними арестами". А недооценивать тот негативный осадок, что, разумеется, остался после этого в душе у всех остальных самураев, пусть даже и не-дзяшинитов, явно не стоило. Юмагава сам нанес по фракции "лоялистов" такой удар, который я точно не сумел бы организовать. Во всяком случае, в таких размерах. К тому же после разлетевшихся слухов о "наезде" даймё на дзяшинитов в полевом лагере под Ибой стали появляться люди, не желавшие афишировать свое присутствие, поскольку они были жителями совсем других стран, но при этом хотевшие "как следует проучить человека, решившего, что их братьев по вере можно обижать". Официально никакого религиозного знамени я метафорически так и не поднял, но в общественном сознании и без того четко отложился отпечаток того, что все эти события постепенно уже стало противостоянием не только Юмагавы и Тамеруйо, но и всего культа Дзясина. Причем, как-то так получалось, что верховный жрец Хидан этого умышленно и не провоцировал, а вот излишне "резкие телодвижения" даймё...
На двенадцатый день в Ибу со своими людьми добрался Дзюмпей, все-таки сумевший избежать задержания и ареста. Строительный магнат и контрабандист пребывал в весьма паршивом положении духа, но глаза его горели радостным предвкушением чувства мести. И речь шла отнюдь не о предстоящем походе "северян" на столицу. Многие люди дельца, оставшиеся на юге, начали действовать примерно в это же время, еще более усугубляя те беспорядки, что там творились. В итоге различия между бурлящим котлом на юго-востоке и чуть ли не пасторально-идиллической картиной на севере стали настолько разительны, что не заметить их не смог бы даже слепой. А потому, активных действий со стороны моего уже бывшего сюзерена я больше ждать не стал, рискуя упустить слишком хорошую возможность, что предоставлял мне именно такой момент.
Сложившееся положение на социальных весах вряд ли могло бы быть еще больше в пользу "северной" фракции, к тому же недовольство населения "лояльной" части страны было на пике. Чтобы завершить войну, оставляя ее и дальше "бескровной", я должен был сделать ровно один шаг - лишить Юмагаву армии, причем сделать это стремительно и, по возможности, в рамках заявленной концепции: "Миру - мир! Землю - заводам! Крестьян - пароходам! Закон для всех! Порядок во всем! Наш пришлый кандидат-диктатор лучше вашего потомственного короля! Голосуйте за Тамеруйо!"