Страница 2 из 22
— Он прислушивается,— это точно!
Я соглашаюсь:
— Ты прав.
— Но он прислушивается не к шагам кого-то, поднимающегося по лестнице, так как в этом случае он бы стоял около двери.
— Тогда что?
Пино отталкивает меня от трубы. Один взгляд, и он восклицает:
— Вот оно что! Я понял!
— Что?
Он уступает мне свое место.
— Посмотри сам...
Тип находится все в той же позе, словно кем-то заколдован. Он смотрит в одном в том же направлении. Я определяю объект его интереса. Это телефон. Так вот в чем дело: в его номере звонит телефон!
Оптика подзорной трубы настолько сильная, что я даже различаю капли пота на лбу нашего клиента. У него что, аллергия на телефонные звонки? Или он не хочет отвечать? А, может, боится выдать свое присутствие в номере?
Мне понятно, он не хочет отвечать на звонок!
Потому что только в этом случае можно так долго терпеть аккустический садизм, как бы в подтверждение моих мыслей, тип закрывает свои уши руками.
Заняв пост наблюдения, Пино сообщает:
— Тип нервничает все заметнее! Ты надеешься, что он сегодня расколется?
— Вполне возможно... Но не думаю, что это произойдет так скоро.
«Но мне бы не хотелось, чтобы эти два дня заточения прошли напрасно»,— думаю я.
Я возвращаюсь на кровать, которая приветствует меня гимном любви всеми своими ста сорока сантиметрами ширины. Вспоминается начало этой истории. Она кажется очень любопытной. Забегите как-нибудь в мой кабинет,— и я вам все расскажу.
Вы хотите сейчас? Тогда слушайте, но только раскройте уши пошире.
* * *
Итак... На прошлой неделе один осведомитель сообщил нам, что в Панаме[3] появился опасный международный шпион, уже трижды ранее высылаемый за пределы Франции, но вновь и вновь возвращающийся, словно муха на мед. Служба Безопасности поднята по тревоге! Но вместо того, чтобы схватить шпиона, старик организует за ним слежку и поручает ее сыщику, прозванному мной Моргуном.
За шпионом следят днем и ночью, но создается такое впечатление, что Грант прибыл в Панаму, чтобы пожить в свое удовольствие. Его видят в кабаре высшего класса, распивающего шампанское и меняющего по десять женщин за ночь... Или пожирающего молочного поросенка в шикарном ресторане, где одно блюдо стоит как целый обед достаточно богатой семьи. Это уже совсем вызывающе, так как Грант по происхождению турок!.. Моргуну удается проследить за встречей шпиона и этого самого типа, за которым мы и наблюдаем сейчас, Пинюш и я. Разговор идет на повышенных тонах. Поведение типа Моргун объясняет его несогласием со шпионом. Когда собеседники расстаются, то Моргун, как моргун, делает промах: вместо того, чтобы идти за Грантом, он решает проследить за новым объектом, очевидно, сообщником шпиона международного класса, считая, что местопребывание Гранта ему и так известно... И попадает пальцем в небо, так как Грант не появляется больше в отеле, и кажется, вообще исчезает с поля видимости спецслужб.
Что же касается нового объекта, то он, пробродив по городу целый день, словно неприкаянный, вечером заходит в достаточно шикарный отель и снимает в нем под вымышленным именем (в этом мы точно уверены!) номер на целую неделю.
Забравшись в него, он вот уже второй день сидит словно в заточении.
Он ждет! Это понятно!
Что или кого?
Наши наблюдения пока ничего не дали. Приходится ждать так же, как ждет и он. Я уверен, что именно сегодня должно что-то измениться в этой ситуации.
Конечно же, мы могли бы скрутить этого господина и как можно повежливее расспросить его, о чем это он шептался с Грантом на берегу Сены. Если бы не такое странное поведение этого типа!
О'кэй! Вот такое начало этой истории.
Мне понятно ваше брюзжание: вам нетерпится поскорее узнать дальнейшее развитие событий. Поверьте, мне тоже хотелось бы знать это! Поэтому будем терпеливы!
— А пока, мужики, делайте как я,— чтобы убить время, попробуйте понаблюдать за мухами на потолке и даже сосчитать их!
* * *
Я закуриваю «Житан»[4], но будучи малоопытным курцом, тут же гашу ее.
— Что нового? — спрашиваю я бдительного наблюдателя.
— Ничего...
— Погоди, меня посетила мысль.
Я поднимаюсь с кровати все под те же агонирующие звуки, набрасываю куртку и выхожу.
В конце коридора, упирающегося в. лестницу, встречаю интересную парочку, поднимающуюся по ступенькам вверх на седьмое небо. Он, толстый, полнокровный мужчина, нескладный, сопящий, словно эскадрон лошадей. Она, достаточно элегантна, в своих ботинках на меху, в шубе из натурального кролика, с целлулоидной диадемой в волосах! У нее все на месте: в бюстгальтере и ниже. У нее сине под глазами и красно под носом. У нее, должно быть, неплохие манеры в интимных ситуациях... И еще у нее двухметровый шарф на спине и пятнадцать метров тротуара у отеля, где и подобрал ее этот боров.
Она отстегивает мне улыбочку, одну из тех, на которую клюнул этот асматик, вынужденный теперь пыхтеть три этажа подъема.
— Ты что, Лулу[5], совсем-совсем один? — интересуется она любезно.
— Да, мадам,— отвечаю я скорбным голосом.
— И куда же ты идешь, Лулу?
— В Померанию, мадам, как все знакомые мне лулу!
Она желает мне использовать это путешествие наилучшим образом, совершить в нем массу шокирующих дел! И я, вняв ее пожеланиям, сажусь на перила и скатываюсь вниз! Вот вам и первое шокирующее дело!
Содержательница альберго[6] сидит за загородкой, словно кактус в горшке. Конечно же, она со спицами, и вяжет приданое для новорожденного кузины невестки младшего сына священника церковного прихода.
— Я могу позвонить?
Она посылает мне улыбку со знаком качества зубной пасты «Колгэйт».
— Прошу вас...
Я уточняю в своей записной книжке номер телефона отеля, в котором в самоизоляции находится наш клиент. Владелец его говорит бубнящим голосом, как будто бы одновременно запихивается артишоками.
— Это говорит комиссар полиции Сан-Антонио.
— Слушаю вас...
— Скажите, не звонили ль только что нашему клиенту?
— Звонили.
— Кто спрашивал его?
— Мужской голос.
— И как он назвал того, с кем хотел поговорить?
— Никак... Он попросил соединить его со смуглым жильцом со шрамом на виске, который поселился два дня назад без вещей.
— Любопытно... Они долго разговаривали?
— Ваш клиент не снял трубку... Кончилось тем, что я вынужден был сказать звонившему, что поскольку жилец не берет трубку, то, значит, он вышел из номера.
— Какой была его реакция?
— Он рассмеялся...
— Спасибо.
За моей спиной раздается грохот: это спешащий ко мне Пино, пропустив одну ступеньку, скатывается кубарем с последнего пролета лестницы.
— Скорее! Скорее! — Орет он.— «Наш» только что вышел из номера.
* * *
— Ты уверен? — спрашиваю я коллегу, помогая ему встать на ноги.
— Никакого сомнения! Он причесался, одел пиджак и вышел.
Я выбегаю на улицу. Пино старается не отставать от меня. Нам нельзя ни в коем случае позволить скрыться клиенту. Если это случится, то вашему покорному слуге, по имени Сан-Антонио, высшие чины сыграют прощальный марш «Выход в конце коридора».
Несясь по тротуару, я даю инструкции преподобному Пино:
— Ты садишься ему на хвост и следуешь за ним повсюду, словно тень; я же сажусь за руль и еду параллельно тебе...
Добежав до угла нашего отеля, мы останавливаемся. Господи, у тебя сегодня, наверное, нет срочных дел и поэтому ты с нами! Спасибо тебе! Вон он, наш мудак, собственной персоной вываливает на улицу. Опытным глазом оцениваю его и понимаю, что он очень осторожен, пуглив, как торговец ворованными автомобилями. Поэтому следить за ним будет нелегко. Но, к счастью, мой Пино как никто лучше подходит для слежки за подобными типами. Его невыразительная старая рожа не вызывает подозрения. Да и кто обратит внимание на такого шпунтика, как мой милый Пинюш, небрежно одетого, грязного как нищие Барселоны, и зловонного, как завалявшийся кусок сала.