Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 30



– Но нам нужно бесспорное доказательство, шеф.

– Не морочьте мне голову, Кастелле, не вам меня учить!

– Прошу прощения, шеф.

– Если вы воображаете, что я до сих пор не разобрался в вашей игре…

– Простите?

– Как и моя жена, вы готовы на любые ухищрения, лишь бы спасти этих старых дураков от тюрьмы! А на то, что они убили двоих… нет, теперь уже четверых, вам плевать, да?

– Нет, шеф, но…

– Но – что?

– Я очень любил Антуана Пьетрапьяна и Анну…

– Думаете, я их не любил? Но это не повод изменять присяге! Пусть судьи решают, допускает закон вендетту или нет!

– А если всех этих несчастных стариков посадят в тюрьму только из-за того, что они мстили за своих мертвых, разве вас не замучают угрызения совести, шеф?

Комиссар мгновенно пришел в бешенство.

– Понятия не имею! И вас это не касается! – заорал он. – И прекратите задавать дурацкие вопросы, Кастелле!

Очень недовольные друг другом, полицейские больше не перемолвились ни одним словом до самого управления, откуда Сервионе сразу же позвонил в лабораторию. Ему сообщили, что, по первым впечатлениям, взрывное устройство принадлежит к числу самых примитивных самоделок. К счастью для того, кто смастерил бомбу, у него оказался под руками безукоризненно отлаженный часовой механизм.

– Безукоризненный часовой механизм…

Комиссар вскинул голову.

– Я знаю убийцу, Кастелле, – торжественно объявил он.

– А?

– Это Шарль Поджьо.

Гастон Консегюд не сомневался, что, если будет продолжаться в том же духе, он либо умрет от инфаркта, либо заработает язву желудка. Он с наслаждением ел приготовленные Жозетт равиоли – удовольствие, ничуть не потускневшее за двадцать лет, как вдруг по радио в числе прочих новостей сообщили о печальном конце Эспри Акро. Сначала Гастон не мог издать ни звука, а его жена застыла с блюдом в руках, даже не замечая, что обжигает пальцы. Наконец Гастон поднял глаза, и Жозетт прочитала в его взгляде самый отвратительный страх.

– Эспри… – пробормотал он.

– И Мирей.

– Когда наша очередь?

Однако, едва прошли первые минуты панического ужаса, Жозетт снова превратилась в ту крепкую женщину, на которую всегда можно рассчитывать в трудную минуту.

– Надо его опередить!

– Что ты имеешь в виду?

– Мы должны разделаться с Кастанье, прежде чем он уничтожит всех нас по очереди.

– А как быть с его письмом легавым?

– Если Кастанье его и вправду написал – тем хуже. В любом случае, письмо – не доказательство, и потом, милейшего Полена всегда можно малость обработать перед смертью и, пообещав жизнь, выпытать, где письмо… Это, конечно, не помешает вам от него избавиться, как только вы найдете эту чертову писанину.

Замечательная натура у этой Жозетт, и к тому же она ни разу не посрамила своей репутации!

– Ладно! Я позвоню Фреду и Жозе, и мы вместе обмозгуем, как нам быть.

– Нет, Гастон, я сама скажу им, что надо делать!

Консегюд бесконечно доверял жене, но существуют вещи, которых не потерпит ни один мужчина.

– Ты, случаем, малость не того, Жозетт? Совсем голову потеряла?

– Это ты ее потерял.

– Хочешь, чтобы я напомнил тебе об уважении к мужу хорошей трепкой?

– Только попробуй поднять на меня руку, дурень несчастный, и я сама прикажу ребятам отправить тебя к праотцам! Ты конченый человек, Гастон, тебе крышка.

Весь гнев Консегюда испарился. Сам-то он знал, что его времена ушли, но никак не думал, что это заметили и другие.

– Так и ты тоже против меня? – простонал он, опускаясь в кресло.

Жозетт подошла к мужу и ласково положила руку ему на плечо.

– Да нет же. Мы с тобой будем вместе до самого конца. Но уж разреши мне сделать то, на что ты сам больше не способен.

Сервионе, а следом за ним Кастелле вошли в дом Поджьо. Шарль, вставив в глаз лупу, сидел за рабочим столом и чинил часы. Барберина вслух читала газету. Не давая старику времени встать, комиссар угрожающе навис над ним.

– Ну, Шарль, значит, вы решили поиграть в анархистов, когда уже стоите одной ногой в могиле? Нашли время!

Часовщик степенно вытащил лупу и повернулся к полицейскому:

– О чем это вы?

– Я обвиняю вас в изготовлении бомбы, которая убила Эспри и Мирей Акро.



– Странная мысль! И что вас на нее натолкнуло?

– Так признаете вы или нет, что сделали бомбу?

– Нет! Вот уж никогда не забавлялся подобными играми!

Сервионе поглядел на старуху:

– А вам что понадобилось сегодня около десяти утра на авеню Сирно?

– Я даже не знаю, где это!

– Оба вы – одинаковые лгуны! – проворчал Оноре.

Вне себя от ярости, он встряхнул старика за плечи.

– Да признаешься ты или нет? Ну?

Кастелле остановил шефа:

– Осторожно! Подумайте о его возрасте!

Комиссар отпустил Шарля, и Барберина бросилась целовать мужа.

– Как вам не стыдно так обращаться с человеком, который годится вам в дедушки! – крикнула она полицейскому.

– Ладно-ладно, прошу прощения, Шарль… Но почему вы так упрямо отрицаете правду? Во всей «малой Корсике» вы один способны отладить часовой механизм так, чтобы бомба взорвалась точно в назначенную секунду. Что до Барберины, пусть отнекивается сколько угодно – я все равно знаю: это она была в десять утра на авеню Сирно! Ну, так каким образом вам удалось подсунуть бомбу в машину Акро?

Барберина нагнулась к мужу.

– Тебе не кажется, что он сошел с ума? – прошептала она.

Кастелле с трудом сдерживал смех.

– Нет, я не сумасшедший! – зарычал комиссар. – И в доказательство забираю вас обоих!

– Куда это? – поинтересовался Шарль.

– Сначала ко мне в управление, оттуда – в тюрьму.

– В тюрьму!

Старая Барберина беззвучно заплакала, и эта немая скорбь глубоко потрясла инспектора.

– Шеф… вы не можете…

– Замолчите, черт возьми! Или я вас разжалую!

Положение казалось безвыходным, как вдруг у двери раздался спокойный голос:

– Что у вас тут за шум? На улице слышно.

Радуясь, что может выместить злость на более крепком противнике, Оноре воскликнул:

– А, вы пришли очень вовремя, Базилия! По вашей вине они сядут в тюрьму!

– А что они такого сделали?

– О, ничего особенного… Просто развеяли по воздуху Эспри и Мирей Акро, так что потом останки пришлось собирать по всей улице.

– Эти двое были плохими людьми.

– А мне плевать! И вас это тоже не касается!

– Я с вами не согласна.

– Хватит, Базилия! Из-за вас, из-за ваших безумных поступков я рискую потерять место!

– Вот видите! И вы еще хотите, чтобы мы доверяли правосудию тех, кто даже не способен оценить ваши достоинства?

Кастелле счел реплику Базилии очень ловким ходом и с любопытством ожидал реакции шефа. Тот немного помолчал.

– Базилия, – наконец проговорил Сервионе изменившимся голосом. – Вы что ж, совсем потеряли совесть? Все эти мертвые… У меня нет против вас прямых улик, но косвенных вполне достаточно, чтобы, как того требует мой долг, лишить возможности и впредь преступать закон.

– Так вы и меня тоже отправите в тюрьму?

– Для начала – в больницу.

– А мои внуки?

– Я уверен, что ими займутся ваши друзья.

– Нехорошо вы поступаете, – немного подумав, заявила старуха.

– Послушайте, Базилия, я даю вам сутки на то, чтобы привести в порядок все дела. Завтра в это время я за вами приеду. Что до вас, Шарль, я постараюсь доказать, что вы замешаны в этой истории с бомбой, и, если у меня это выйдет, можете распрощаться с Барбериной!

Все это угнетало комиссара. Не выдержав, он стал изливать душу своему обычному собеседнику, инспектору Кастелле:

– Знал бы я только, чем обернется для меня это назначение, о котором я столько мечтал! Просто руки опускаются… Станут говорить, будто я выгораживал соотечественников… В какой-то мере это верно, пусть даже я так поступал не вполне осознанно… Видите ли, Кастелле, Базилия и ее друзья принадлежат к миру, очень непохожему на этот… Хотя все эти люди уехали с нашего острова очень давно (а может, как раз поэтому), они лишь внешне приняли здешние обычаи, в душе же остались верны тому, как жили старики во времена их юности, и даже не догадываются, что на Корсике все это тоже давно ушло в прошлое. Все поступки Базилии и других продиктованы уверенностью, что так повелевает им долг и любое уклонение было бы изменой. Можно ли судить по нашим законам людей иного времени? И однако… Я обязан помешать им продолжать вендетту… Но как?