Страница 22 из 107
- На Филиппинах Тихий океан такой же, как у берегов Америки? - продолжала расспрашивать Лана.
- О, нет. Совсем не такой. Здесь он и вправду тихий, мирный. Шторма бывают очень редко. А там, у нас, случаются страшные бури. В глубинах океана рождается цунами, и на берега обрушиваются огромные волны. Они разрушают города, топят корабли. Там океан не Тихий, а Грозный.
Заметив, что мать напряженно морщит лоб, пытаясь понять Пегги, Вика взяла на себя роль переводчика.
- Мама, мама! Посмотри! Уже виден прибой. Мы совсем близко! - ворвался в их первую беседу голосок Инги.
Ее подружка тоже видела океан впервые и сидела притихшая, не спуская с него глаз. Проехав несколько миль, Давид не без труда нашел место для парковки. Девочки выпрыгнули первыми.
- Ну как? - с торжествующим видом спросила Карину Инга, будто показывала ей личные владения. - Здорово?
- Ты знаешь, - охладила ее пыл Карина, - сблизи ведь не видно, какой он большой. Я выросла на берегу Каспийского моря и, честно говоря, не вижу особой разницы. Те же песок, вода и прибой.
- Ну ты скажешь! - возмутилась Инга. - Разве можно сравнить какое-то там Каспийское море и Тихий океан!
- Нет, нельзя, - согласилась Карина. - Мне мое море ближе и дороже.
Не найдясь, что ответить, Инга лишь озадаченно смотрела на нее. К ним подошел Давид.
- Сестренка, познакомь меня со своей подругой, - сказал он, улыбаясь. - А то я всю дорогу сидел к вам спиной и не имел возможности даже ее рассмотреть. - Не дожидаясь, пока Инга исполнит его просьбу, он сам протянул девушке руку: - Разрешите представиться, мадемуазель. Давид. Самый лучший, самый старший брат.
Она аккуратно вложила мягкую теплую ладошку в его заскорузлую руку и, смущаясь, проговорила:
- Карина.
Он задержал рукопожатие чуть дольше, чем требовалось, внимательно заглянув в ее большие, бездонные глаза.
- Вы не знаете, сестрички, почему у армянок такие потрясающе красивые глаза? - спросил он, не переставая улыбаться. - Вот мы с вами полукровки, и нам до этих двух Черных морей далеко.
- Такими неосторожными репликами ты рискуешь нажить себе врага, - съехидничила Инга. - В ее глазах отражается вовсе не Черное море, а Каспийское. И вообще, о чем мы болтаем? Разве для этого мы сюда столько ехали? Бежим скорее к воде!
От кромки воды их отделяла широченная, метров в 300, песчаная отмель.
- Я таких пляжей и не видела никогда, - удивилась Вика.
- Похоже, сейчас отлив, - сказал Левон. - Океан отступил.
- А почему здесь совсем не благоустроенно? - удивилась Инга. - Дикий берег, и все. Я думала, пляжи в Америке это нечто. Ни тебе топчанов, ни зонтиков, ни душевых или туалетов. Никто не продает жареную кукурузу, чебуреки, фрукты. Одни косолапые чайки кругом.
- Ты опять про Черное море вспомнила, - засмеялся Давид. - Почему так?
А кому охота заводить такой бизнес - частный пляж на берегу океана. Ответственность-то какая. Один лоботряс утонет в волнах, хозяин век не отмажется. Здесь абсолютно все построено на том, чтобы не навредить себе. Даже врач, в первую очередь, озабочен именно этими соображениями. Во вторую - как побольше заработать. А потом уж - интересами и нуждами своего пациента.
- Наверное, это и есть капитализм, - заметил Левон.
- Не знаю, как вы, а я должна хотя бы намочить ноги, - заявила Инга, - чтобы перед самой собой похвастаться, что купалась в Тихом океане. Кто со мной?
Она скинула босоножки, заставив Карину сделать то же самое. Взявшись за руки, они побежали по пляжу к воде.Вика, грациозно ступая, последовала за ними. Левон, Давид и Пегги остались около машины. Лана тоже сняла туфли, утонув босыми ногами в нежном, как пудра, теплом песке, но пошла не за девочками, а вдоль пляжа, туда, где не было никого, только небо и вода.
Лениво-неспешный прибой, лаская камни, будто шептался с ними. Чайки с сахарно-белыми грудками и серыми крыльями не кружили в небе, не кричали, а молча прогуливались вдоль берега в поисках пищи. Одна из них подошла к Лане совсем близко, заглядывая ей в руки черной, блестящей бусинкой глаза.
- Привет, - сказала Лана.- Ты, часом, не Джонатан Ливингстон, который живет в каждом из нас?
Чайка мотнула головой, обиженно посмотрела на нее другим глазом и неохотно посторонилась, давая ей пройти. От воды тянуло спецефическим йодистым запахом. Поверхность океана была похожа на лакированную кожу крокодила.Умиротворение и покой исходили от этого дремлющего колосса, разлегшегося на доброй половине земного шара. Невдалеке от берега плавали серфингисты, ожидавшие, как чайки - подачки, высокой волны.
Чьи-то руки ласково легли на плечи Ланы. Она повернула голову и увидела Вику. Прижавшись к матери щекой, девочка взволнованно прошептала:
- Я без ума от этой земли.
- От Америки?
- От нашей планеты. Посмотри, какая она чудесная! Дух захватывает!
Слов больше не требовалось. Мать и дочь, умолкнув, всецело отдались созерцанию.
Облака над океаном казались живыми, с такой быстротой они плыли на- встречу, ежеминутно меняя очертания. Небо Калифорнии - статья особая. Это, пожалуй, то, что поражает здесь больше всего. Оно зримо сферическое, объемное и невообразимо прекрасное. Сколько раз, случайно бросив взгляд вверх, Вика застывала, пораженная и околдованная, как маленькая девочка, попавшая в страну сказок. Небесные странники, рыхлые и многослойные, будто взбитые сливки, создавали хаотические нагромождения, в которых чудились старинные башни, величественные дворцы и замки. Порой над землей проплывала целая флотилия Летучих Голландцев, перевоплощавшихся прямо на глазах в причудливо- фантастических животных. А то вдруг облака разливались по небесной лазури легчайшей перламутровой вуалью или едва касались ее живописными акварельными мазками. К вечеру начиналась феерия всех цветов и оттенков. Облака поначалу нежно алели, потом окрашивались багрянцем, и вдруг взрывались кровавым пожаром, разметав языки пламени по всему горизонту. Иной раз заходящее солнце, пробившись сквозь проплешины туч, выстреливало лучами-прожекторами ввысь, превращая всю необъятность неба в грандиозную декорацию, в звучащий в полную мощь божественный оркестр, славящий Землю и саму Жизнь. Багрянец медленно наливался свинцом, отдавая в черноту, будто остывающие уголья. А где-нибудь в углу этой гигантской панорамы медленно, как в поддоне фотографа, проявлялась, набирая силу, полная или ущербная Луна, развернутая рожками кверху. И тогда облака превращались в ажурную траурную накидку на подсвеченном лунным светом небесном челе. Вике казалось, будь у нее время, она бы смотрела и смотрела без устали на это нескончаемое небесное представление. “Инга, Инга! Да взгляни же на небо! - не раз восклицала она. - Что за чудо!” “Облаков не видала?”- равнодушно отзывалась сестра. “Нет. Не видала. Я каждый раз вижу их впервые.” И это было действительно так. Каждый раз впервые!
- Ма-ма! - крикнул Давид.- Возвращайтесь.Я хочу показать вам Пирс и Променад.
Уже возвращаться, так скоро, со вздохом подумала Лана и, обняв дочь, нехотя пошла с ней к машине. Инга укоризненно смотрела на них.
- Если бы вас не позвали, вы так бы там и гуляли до темноты? - упрекнула она.
- А сколько мы гуляли-то? Минут пять, не больше, - рассеянно проговорила Вика.
- Пять?!. А час не хочешь!
- Не может этого быть!- не поверила Лана. Но все же украдкой взглянула на часы и ощутила неловкость. Действительно, прошло уже больше часа.
А потом они бродили вдоль океана по деревянной набережной. Тут было все, что может понадобиться отдыхающему человеку - бесконечная череда сувенирных магазинчиков, где можно было купить все,что имело хоть какое-то отношение к воде - от купальников, кепочек и Т-шорт до серфинговой доски и спининга. Из магазина кораллов и ракушек Лану с Викой приходилось вытаскивать насильно.
На открытых площадках самостийные оркестрики, джаз-банды и певцы услаждали слух отдыхающей, праздно шатающейся публики музыкой на все вкусы и возрасты. Кто-то присаживался на скамейки послушать country-music, а кто-то с завидной непосредственностью пускался в пляс. Люди вокруг были на редкость дружелюбны. Стоило бросить на кого-то взгляд, и тут же лицо незнакомца озарялось приветливой улыбкой,затем следовал кивок и приятельское Hello или How are you? Столь “странное” поведение прохожих поначалу озадачивало постсоветских эмигрантов, особенно выходцев из России, привыкших к отечественной грубости, нервозности и, что греха таить, хамству. Но очень скоро им начинало это нравиться, они будто оттаивали изнутри и уже сами спешили жизнерадостно улыбнуться прохожему и пожелать ему доброго утра, дня или вечера.