Холодное блюдо

Хохот согнул самозваного экзекутора пополам и душил его, пока по щекам не побежали слезы. Когда приступ смеха закончился, Артем разогнулся, промокнул тыльной стороной ладони скопившуюся на ресницах солоноватую влагу, посмотрел на бренное бандитское тело и глубокомысленно изрек:

– Живи, засранец!

Вышеупомянутое тело, пребывая в глубоком ауте, отношение к данному соизволению выразить не соблаговолило. К счастью, а то в последнее время оно, то есть тело, реагировало на все слишком…экспрессивно. Хоть форточки с окнами настежь открывай.

Осознав, что уподобиться мяснику на бойне и хладнокровно добить беспомощного человека или даже, пардон, на худой конец, отрубить ему руку, он не сумеет, Артем неожиданно испытал облегчение. Словно в жаркий апрельский день опостылевшую за зиму меховую куртку с плеч сбросил. И хотя исполнить собственный приговор не получилось, жалеть об этом не стоит. Все же, наверное, хорошо, что кроваво-красный плащ палача оказался Артему не по плечу; меньше грязи – чище совесть. Клешни поганцу посек, и довольно. Неплохо бы, конечно, вдобавок ампутировать еще какую-нибудь лишнюю, невостребованную деталь организма, лапу отчекрыжить или кастрировать для острастки и назидания, но…запала не хватит. Сразу не пришиб, а теперь поздно – размяк. Интеллигентские замашки не позволят. И ладно. И без того урок Величев получил…наглядный. Пусть дальше небо коптит поганец.

Невообразимая жалостливость! Никчемный человечишка ведь, насекомое, инфузория, а рука больше на него не поднимается. Стрельцов сам себе удивлялся, с каких пор он добреньким и мягкосердечным стал. В порыве милосердия он не только решил оставить Велика живым и относительно целым (руки – 2 штуки, голова, ноги, яйца – полный комплект, лишь пальцев недобор), но и освободить бедолагу от наручников. Казалось бы, глупость несусветная, но Артем почему-то был уверен, что изрядно – вплоть до членовредительства – пострадавший от него бандит, освободившись из плена, о мести и помыслить не посмеет. И к дружкам-отморозкам за помощью не побежит, и в милицию обращаться не станет, и сам в темной подворотне с пистолетом в руке караулить мучителя не будет. Разве что в больницу помчится вприпрыжку (или ползком сподобится), но данное деяние к мести имеет примерно такое же отношение, как поедание маринованных устриц к хоровому пению.

Не посмеет он мстить, и точка. Наоборот, Величев, постарается забыть про Стрельцова и все, что с ним связано, словно страшный сон. На чем основывалась эта беспричинная уверенность, Артем и сам не понимал, но в том, что Величев теперь в его сторону и посмотреть косо побоится, убежден был твердо. Кишка тонка у бравого парня, не осмелится. Убедить в обратном Стрельцова не сподобился бы и красноречивый лауреат конкурса проповедников. Он не обращал внимания на изъяны собственной логики и был готов отдать пару пальцев на отсечение, что Величев даже исподтишка ударить не рискнет. Залог чего – аккуратная лужа на кафельном полу и…аромат. Отнюдь не гладиолусов или ландышей.

Милосердие милосердием, но бдительность – местами даже близкую к паранойе – Стрельцов не утратил. Наручники расстегнул, а вот ногу отвязывать не стал. Очухается – сам развяжется. И кляп – обрывок полотенца – изо рта пленника вытащить не соизволил. Чай не в пятизвездочном отеле, пусть займется самообслуживанием. Стальные браслеты и использовавшиеся для усмирения и устрашения ножи, то бишь "тесак" с "рыборезкой", Артем присовокупил к ранее упакованным пистолетам. С одной стороны, вроде как лишние улики, а с дрогой – сувениры на память. Хотя зачем ему они понадобились, особенно нож для разделки рыбы, Стрельцов и сам не знал. Прихватил машинально. Вместе с тем забирать отрубленные фаланги пальцев – тоже ведь улики и сувениры не из последних – не стал, побрезговал.

Существует много точек зрения на то, как должно покидать чужой дом. Одни считают, что воспитанному гостю лучше уйти тихо, по-английски, другие, напротив, полагают верхом изысканности долгие церемонные прощания. Стрельцов поначалу склонялся к первому варианту, уже обулся и взял пакеты с подарками (два пистолета, две коробки патронов, наручники и далее по списку), но затем передумал и решил напоследок пообщаться с хозяином гостеприимной берлоги. Выразить сердечную благодарность за прием, заверить в лучших дружеских чувствах, произнести слова соболезнования и утешения и откланяться. Для чего Артем, не разуваясь и не возвращая пакеты на законное место у порога, вернулся в ванную комнату.

Владелец уютного трехкомнатного гнездышка валялся на полу и признаков активности не подавал. Невзирая на отсутствие наручников. Иными словами, развязать ноги не пытался, более того, глаз не открывал и не шевелился. И беседовать с кем-либо не намеревался. Впрочем, намерения товарища Величева Артема заботили мало, поэтому для приведения бандита в чувства по сложившейся традиции он прибег к водно-массажным процедурам. Однако, в отличие от предшествующих случаев, отказался от пинков и поливания водой, а вполне культурно намочил тряпочку – все тот же обрывок полотенца – и от души хлестанул товарища по морде. По прислоненной к холодной кафельной стене морде. Вернее даже – по той части морды, которая была не прислонена к стене.

Эффект оказался предсказуемым – Величев дернулся и открыл глаза. И не просто открыл, а сразу выпучил. А едва разглядев, кто перед ним стоит, обхватил покалеченными голову руками, замычал и забился еще глубже под ванну. Стремление оказаться под ванной Артему было непонятно, не таракан ведь, за плинтусом не спрячется, не затаится – вон туша какая здоровая, и при необходимости из облюбованной щели этого придурка можно извлечь на "раз-два". К счастью для придурка, вытаскивать его из-под ванны Стрельцову не требовалось. Он же лишь попрощаться зашел.

– Ты это…не мельтеши…- поморщился Артем.- Никто тебя уже кончать не собирается.

Величев мыкнул что-то сквозь кляп и попытался засунуть голову в промежуток между стеной и ванной. Он и раньше неоднократно пытался проделать нечто в подобном духе, но не получалось – мешали наручники, а теперь, обладая относительной свободой движения, бандит практически наполовину протиснулся в узкий промежуток.

– Циркач…- усмехнулся Стрельцов.- И как такая туша туда помещается?… Слушай ты, придурок, выползай обратно!

Выползать обратно "придурок" явно не желал. Наверное, он бы залез в щель полностью, но габариты не позволяли. К тому же дальнейшему продвижению препятствовала привязанная к ножке ванной нога. Вышеупомянутая нога конвульсивно дергалась, словно обозначая потуги порвать или ослабить путы, а вторая нога елозила по кафелю, исполняя роль поршня-толкача. Надо признать, почти бесполезного.

– Копытами не сучи и выползай! Выползай, говорю! Никто тебя больше не тронет.

Величев упорствовал и обратный ход не включал.

– Слышал, что я сказал? Не буду тебя кончать. Вытаскивай башку, мне с твоей задницей общаться не интересно, – и, чтобы успокоить перепуганного бандита, добавил незатейливую шутку:- Неприлично культурному человеку задом перед собеседником вертеть. Я ведь и возбудиться могу…

Отсутствие реакции. Лишь усилившееся подергивание привязанной конечности.

– Оглох что ли?…

Столь пренебрежительное отношение к лучшим образцам его юмора, вывело Стрельцова из равновесия. Неожиданно для самого себя он разъярился и от души пнул бандита по оттопыренному… афедрону.

– Вылезай, гнида! А то я тебе сейчас в очко дубинку вгоню по самые помидоры, так вгоню, что кровью дристать будешь до второго пришествия!

Прямая явная угроза применения насилия в извращенной форме возымела действие. Величев перестал сучить ногой по кафелю и начал вытаскивать верхнюю часть туловища из щели между ванной и стеной. Вытаскивал медленно, долго, больше минуты, хотя на то, чтобы забиться в щель потратил едва ли пару секунд. У Артема едва хватило терпения не ускорить процесс парой тумаков. Наконец бандит полностью извлек собственную упитанную тушу из щели и развернул перекошенную от страха и разукрашенную синяками физиономию к своему мучителю. Стрельцов присел перед ним на корточки и произнес: