Страница 24 из 104
— Я думаю, пани Гелена, вам нужно умыться, — деловым ровным тоном, в котором все же звучала нотка сочувствия, предложила девушка. — После этого мы с вами можем позавтракать.
Гелена молчала, настороженно изучая лицо девушки, ее руки, одежду. Она была убеждена, что незнакомка появилась неспроста и от нее ничего хорошего, кроме подвоха, не следует ожидать. Оксана ободряюще посмотрела на нее, спросила с веселым удивлением:
— Пани не хочет умываться и завтракать? Пани не желает даже отвечать, когда к ней обращаются? Почему?
Насмешливо–язвительная улыбка появилась в глазах Гелены.
— Кто есть пани? — вдруг спросила она резко. — Полька?
— Нет, — без колебаний ответила Оксана. — Я украинка.
— Я так и думала… — удовлетворенно кивнула головой Гелена. — Благодарю пани за то, что она сказала правду.
— Может, и пани скажет мне правду? Кто пани? Полька?
Гелена задержалась с ответом, наконец произнесла твердо:
— Так. Я полька.
— Замечательно! — засмеялась Оксана. — Условимся говорить друг другу правду.
— Нет. — Глаза Гелены расширились и как бы окаменели. — Я ничего не скажу пани. Напрасны надежды.
— Почему?
— Потому, что пани не скажет мне правды.
— Зачем гадать? Давайте попробуем, я согласна ответить на любой вопрос пани. Допустим, пани спрашивает, сколько мне лет. Отвечаю — двадцать два. А сколько лет пани?
— Хорошо. — Гелена впилась глазами в девушку. — Пусть пани, в таком случае, скажет мне, кто она такая.
— Согласна. Но, если я скажу правду, пани тоже скажет, кто она?
— Так! — почти вскрикнула Гелена, отбрасывая рукой упавшие на глаза волосы.
— Слово гонору?
— Слово гонору. Богом присягаю. Но только правду!
— Верю. — Оксана открыто посмотрела в глаза женщины. — Я — советский человек и борюсь с врагами своего народа — гитлеровцами.
— Что? — презрительно рассмеялась Гелена. — Советская… За кого пани меня принимает? За маленькую девочку? Откуда здесь…
Она вдруг замолкла и, с внезапно появившимся на лице выражением душевной боли, прислушалась к донесшемуся откуда–то издалека звуку, похожему на плач ребенка.
— Зачем пани морочит мне голову? — печально, уже без злости, продолжала Гелена. — Пани прислали ко мне, чтобы она нежно и ласково пролезла мне в душу, все выведала, узнала. Напрасные надежды! Я католичка. Я буду молчать и терпеть, как молчали и терпели первые христиане, не страшившиеся никакой муки. Мать божья даст мне силы.
Оксана села на невысокий чурбачок, вынула сигареты, предложила Гелене. Та жадно посмотрела на сигареты, но отказалась. Оксана закурила.
— Послушайте, пани Гелена, и подумайте над моими словами. Я скажу вам еще одну правду. И не одну, а сразу две. Да, меня послали, чтобы я, беру ваши слова, залезла пани в душу и все узнала. Пани этому верит?
— Так.
— Прекрасно. Теперь еще одна правда. Мне невыгодно ее открывать, потому что она настроит пани против меня и я бы могла эту правду скрыть. Но я не скрою. Пани — католичка, верит в бога, а я в бога не верю. Я — атеистка.
— О–о! — словно стон вырвалось из груди Гелены. Она смотрела на Оксану, приоткрыв рот, с нескрываемым страхом.
— Вот видите, вы испугались меня, — с огорчением произнесла Оксана. — Но я сказала правду. Я не собираюсь спорить с пани о религии, но пани прекрасно знает, что среди религиозных людей есть и негодяи, и преступники. Разве среди гитлеровцев мало католиков, но ведь это не мешает им убивать католиков–поляков. И не только взрослых, но и детей. Я говорю правду, пани Гелена?
— Правду, но я пани не верю.
— Как же так? — усмехнулась Оксана. — Пани признает, что я говорю правду и…
Разведчица не договорила, заметив, что Гелена не слушает ее. Опять появилась тоска в глазах, опять тревога, боль, радость на лице — Гелена снова услышала плач ребенка. «Она мать…» — догадалась Оксана.
— Пани Гелена, сколько лет вашему ребенку?
Женщина вздрогнула и, не в силах скрыть своего изумления, уставилась на девушку. Поняла, как та догадалась, облизала распухшие губы.
— Я попрошу у пани сигарету…
Закурила, жадно затягиваясь дымом, сказала потерянно:
— Год и восемь месяцев моему ребенку.
— Он остался там? — тихо и сочувственно спросила Оксана.
— Так… — с легким вызовом подняла на нее глаза Гелена.
— А муж? Его нет в живых?
— Так! Пани быстро обо всем догадывается. Муж погиб год назад. А пани замужем?
— Нет, — сказала Оксана. — Тот, кого я любила, тоже погиб. На моих глазах… Пани верит мне?
— Верю, — задумчиво кивнула головой Гелена. — Этому могу поверить. Пани тоже могла много испытать тяжелого. Война,.
— А тому, что я вам друг, а не враг, поверить не можете? — с горькой улыбкой спросила Оксана.
Глаза Гелены снова стали каменными.
— Зачем пани хочет меня обмануть? Ведь я вижу пани насквозь, как на рентгене.
— Это было бы хорошо… — повеселела Оксана.
— Пани хочет, чтобы я поверила, что она советская… — насмешливо продолжала Гелена. — Это смешно. Неужели пани считает меня дурочкой?
Дело принимало странный оборот. Оксана догадалась, что крайняя враждебность Гелены вызвана каким–то недоразумением, которое необходимо было рассеять как можно скорее.
— Кто же я такая, по–вашему? — спросила девушка удивленно.
— Только не советская…
— А кто же?
Теперь Гелена не скрывала своей ненависти. Да, она ненавидела сидевшую перед ней девушку яростно, всей своей душой, как самого опасного и презираемого своего врага.
— Кто же я такая? — начала терять терпение Оксана.
— Украинка! Бандеровка! — выкрикнула в лицо девушки Гелена.
Это было так неожиданно, что Оксана рассмеялась.
— Пани Гелена, в таком случае мы с вами уже друзья, — заявила она весело. — Вставайте, умывайтесь и будем завтракать. Признаюсь, я проголодалась.
Женщина не спускала с нее горящих ненавистью глаз.
— Так, пани хорошая актриса, потому ее послали сюда. Пусть пани скажет, если она советка, где она так хорошо научилась говорить по–польски?
— А разве я хорошо говорю?
— Для украинки неплохо.
— Спасибо, — улыбнулась Оксана и перешла на английский. — Где вы жили в Англии? Вам понравилась эта страна? Правда, что там часто бывают туманы?
Тут впервые на лице Гелены появилась растерянность.
— Вы все поняли? — продолжала Оксана по–английски. — Поняли, я вижу по глазам. Видите, я не спрашиваю, где вы проходили подготовку, учились радиоделу, прыгали с парашютом и как звать того, кто послал вас сюда. Меня это не интересует. Вставайте, пани Гелена. Будем завтракать.
Оксана протянула руку женщине, чтобы помочь ей встать, и пораженная Гелена приняла ее руку. Но прежде чем выйти из землянки, она спросила:
— Пани, скажите, как вы оказались здесь, среди бандеровцев?
— Каких бандеровцев? Пани ошиблась. Здесь советские партизаны.
— Не верю. Здесь не может быть советских партизан. Доказательства?
— О! За этим дело не станет. Неужели вам не объяснили обстановку перед тем, как посылали?
— Я знаю обстановку… — мрачно сказала Гелена.
Ординарец командира сидел у дуба, рядом с часовым, курил. Увидев выходившую из землянки Оксану с задержанной в лесу парашютисткой, он вскочил на ноги. Видимо, от его взгляда не ускользнуло, что девушка довольна состоявшимся разговором, и его губы тронула одобрительная улыбка.
— Откуда вы родом, товарищ? — спросила его Оксана.
— Здешний… — уклончиво ответил партизан.
— Украинец?
— Так.
— А вы, товарищ часовой?
— То же самое, — ответил часовой, лениво подымаясь на ноги.
— Поляки в отряде есть?
Ординарцу не был понятен и приятен этот разговор. Он хитровато улыбнулся:
— Спросите у командира. Он знает…
Оксана понимающе засмеялась. Гелена, поджав губы, недоверчиво, пытливо смотрела то на одного, то на другого партизана и, кажется, убедилась, что хлопцы не играют и их ответы не заготовлены заранее. Когда она начала умываться, снова, на этот раз уже явственней, донесся детский плач, и она застыла с намыленным лицом, не поднимая головы.