Страница 58 из 72
Память зафиксировала еще, что стояли над ним два милиционера, сказали кому-то: «Да что вы, он ведь трезвый! Просто перегрелся, наверно». Отнесли в тень, прислонили к грибку. После них набежала старушка, принесла попить и таблетку. Славка съел таблетку, и через некоторое время ему стало легче. Он встал, ушел со двора.
Идти на базу уже не было смысла: время катилось к вечеру. Славка почему-то решил идти в тот самый скверик, где в выходные дни они продавали Стасикову книгу. Ему показалось, что там должен обязательно появиться дядечка, купивший ее за сто десять рублей, и они должны очень серьезно поговорить. До скверика он добирался с трудом, с долгими остановками, добравшись же, сразу упал на скамейку и очнулся только утром, в кабинете врача. Увидал хлопочущих дядю Шалико и Ваську Тарабукина и ощутил счастье. Вот как: даже Ваське он был рад в этот момент! Да, и так-то тяжело в незнакомом городе, среди чужих людей, а каково больному человеку?
На овощебазе Васька дождался, когда Стасик вернется за новым грузом, подошел к нему и сказал:
— Есть разговор.
— Тю! — хлопнул его по плечу шофер. — Куда ж вы запропали, друзья? Вчера тот не вышел, сегодня смотрю — и тебя нет. Может быть, что-то стряслось? Я могу помочь?
— Да. Славка просит обратно свою книгу.
— Какую книгу?
— Ну, которую я тебе позавчера продал за трояк. Очень переживает, непонятно отчего.
— Во-он что… Тяжелый случай. Не могу я вам, ребятки, ее возвратить, вот ведь какое дело…
— Но почему?! — растерялся Васька.
— И вообще разговор, который ты только что затеял, — не разговор деловых людей. Я что, вымогал у тебя эту книгу?
— Нет, не вымогал…
— Вот видишь. Просто спросил, не можешь ли ты ее уступить. Ты тогда, похоже, даже обрадовался. Я отдал тебе деньги — гораздо большие, чем она стоит, — и стал ее владельцем. Все было честно, верно?
— Да, так. Но…
— А честная сделка, — перебил Ваську шофер, — не подлежит пересмотру. Это принцип деловых людей. И, в частности, мой принцип. Усек?
Васька молчал, глядя в сторону.
— Да что это с тобой, Василий? — весело воскликнул Стасик. — Зачем тебе надо заниматься такой ерундой? Ну, друг твой — мямля, мамкин сын, это понятно, но ведь ты-то — деловой же парень! Я тебя сразу так и понял. Ну, думаю, этот парнишка не пропадет. Даже хотел через тебя кое-какие связи наладить. А ты… удивил, ей-богу! Стихи, видите ли, обратно понадобились. Да брось забивать голову такой чушью. Давай лучше поговорим откровенно, как мужики: что, почему и почем. Я чувствую, что мы найдем общий язык. А на билет до дому я тебе дам. Оставь ты этого Славика, пускай сам выкручивается, если такой нежный!
— Отдай книгу, Стасик, — не своим, звенящим голосом сказал Васька. — Отдай книгу.
Шофер грустно покачал головой. Костяшкой указательного пальца вдруг больно ударил Ваську в спину.
— Иди, отдыхай. Охолонись немножко, подумай. И когда поймешь, что потерял, приходи снова. Поговорим… возможно. Я в тебя еще верю. Привет!
Он сел в кабину, включил мотор и поехал к складу. Васька стоял, думал. Что за наваждение! Ведь если бы Стасик не сказал последней фразы про Славку — пускай, мол, он сам выкручивается! — Васька наверняка вступил бы с ним в какие-то разговоры, переговоры и, возможно, даже занял бы у него денег на билет. А может быть, так и надо было сделать? Но нет, Славку он не мог простить шоферу. Видно, сам Стасик никогда ни с кем не дружил, если допускает, что можно оставить в беде друга!
С книжкой Васька уже распрощался и теперь соображал, как бы Славке объяснить ситуацию, да так, чтобы он снова не разозлился, не убежал куда глаза глядят. Временами накатывала жуткая неприязнь к Стасику. А может, надо было все-таки дать ему по морде?..
К Васькиному приходу Славка спал, ровно и глубоко дыша. Васька сел рядом с ним и стал жевать саечку. За едой он шумно вздыхал и тем разбудил Славку. Тот, увидав рядом друга, обрадовался, и теперь в нем уже не было ни презрения, ни гнева: видно, тоже настрадался в одиночку. Сказал:
— Привет, Тарабукин!
Ваську аж выгнуло дугой от счастья и благодарности. Тут же чувство вины за то, что друг заболел, когда его не было рядом, за то, что больной столько был один, без всякого присмотра, черт-те где, вспыхнуло очень сильно.
— Ты, Славка, извини меня, если виноват. Я хотел, как лучше. Ходил вот на базу, говорил со Стасиком — не отдает он обратно книжку твою, зараза! Все, мол, было честно, а честные сделки не переигрываются. Но ты не переживай. Приедем домой — я тебе такую книжку достану. Обязательно достану, даю слово. А твоей матери какая разница — что эта, что другая? Верно ведь?
— Да при чем здесь, Васька, мать? Ей-то, может, и все равно. Книжка мне нужна, мне самому, понимаешь? Причем сейчас, теперь именно!.. Да ладно, чего уж там…
Васька, хоть и выглядел виновато, но глаза у него были удивленные, и Славка горько подумал: неужели он до сих пор не понял, что книжка — не просто вещь, которую можно купить, или продать, или обменять? Что она может быть дорога человеку еще и чем-то другим — тем, что в ней скрыто?
На другой день Славке стало легче, а температура упала даже до нормальной. Он был поглощен процессом своего выздоровления: сидел или лежал и все ощупывал себя, дотрагиваясь то до одного, то до другого места на теле. Трогал икры и говорил:
— Одрябли.
О руках:
— Пальцы утратили гибкость.
О голове, наконец:
— Нет твердости мышления.
Ни на какую работу он, конечно, не пошел. Сказал Ваське:
— И ты тоже не ходи. Мне одному будет скучно.
Васька подумал, помялся и махнул рукой: да ну ее, в самом деле, эту овощебазу, с ее стасиками, бичами, махнюками, галинами христофоровнами… Имеет он или нет право побыть день с выздоравливающим другом, а не гнуть горб с утра до вечера, круглое катать, плоское таскать? И еще ему не хотелось встречаться со Стасиком, намекавшим на какой-то разговор, который может между ними состояться. Завтра будет день в конце концов! И Васька словно снова ощутил больной, острый удар Стасиковой костяшки в свой позвоночник.
Они чинно позавтракали в дешевой столовке и отправились гулять по городу. Глазели на витрины, цветочные клумбы, изучали объявления, заходили в магазины, справлялись о ценах на товары. Идти на пляж, на жару, друзья все-таки остерегались: Славку еще немножко познабливало. Однако напрасны были страхи и предосторожности — к обеду они все равно оказались там и ныряли, и загорали, и, растопырив глаза, выскакивали из воды, преследуя визжащих девчонок.
Славка недолго занимался такими веселыми делами. Он перестал купаться и то лежал на гальках, притихший, то начинал крутиться на одном месте, кусая ногти.
— Что с тобой? — встревожился Васька. — Опять заболел, что ли? А ну-ка пошли отсюда!
— Нет, я один пойду, а ты купайся! Мне надо идти, понимаешь? Я хотел к вечеру, но чувствую, что уже не могу. Ведь я ее больше двух суток не видел.
— Кого?
— Да Мариамку, кого же еще?!
Васька вздохнул и сказал:
— Хоть бы ты меня познакомил. А то все — Мариамка, Мариамка…
— Ладно, приходи в парк вечером, там встретимся!
Что за радость купаться и загорать в одиночку? Три раза они приходили на этот пляж, и два раза Славка покидал его ради какой-то Мариамки. Вот и говори тут о верной мужской дружбе!
При виде Славки Мариамка чуть кивнула, сухо поздоровалась и снова застыла за прилавком: надменная, точеная голубоглазая азиатка! Славку смутил такой прием: он остановился чуть поодаль и промямлил:
— Вот… пришел…
— Я вижу. Ну как, сходил тогда в баню? Купил арбузов?
— Ага. Сходил. Купил.
— Ты хоть бы голову-то вымыл, когда сюда шел, врун несчастный! Уходи давай!
Славка понурился, у него защипало в горле. С трудом он произнес:
— Я правда наврал тебе тогда, Мариамка… Я… я заболел…