Страница 54 из 72
И чуть не покаялся: танцевала она весьма неважно, гораздо хуже его. Однако знакомство с кем-то все равно надо было заводить — куда ж деваться, если решился на курортный роман? — и Васька, проводив свою даму после танца, не отошел, а остался рядом и спросил, чопорно поклонившись:
— Как вас зовут, простите? Лично меня Василий.
Она несколько удивилась и помолчала. Затем протянула руку и сказала:
— Муза.
— Интересное имя! — Васька обрадовался, что так быстро нашлась тема для разговора. — Ведь, если я не ошибаюсь, это покровительница стихов и поэтов? А известно ли вам, кстати, такое стихотворение…
— Вы как раз ошибаетесь, — холодно произнесла Муза. — Если уж вы такой знаток, то скажите: кто такая Талия?
Васька глуповато хихикнул. Она поморщилась:
— Это совсем не то, что вы думаете. Талия — тоже муза. Муза комедии. А у поэзии свои музы. Например, Каллиопа — это муза героической песни, а Эвтерпа — покровительница лирики. Значит, музы — это вообще богини искусств, а не только поэзии. Вот мы сейчас находимся среди танцующих, — тоном экскурсовода продолжала девушка. — Следовательно, и нам, и всем здесь присутствующим покровительствует муза Терпсихора, богиня танца.
— Ну уж, ну уж! — усомнился Васька. — Терпсихора — это я слышал. Это когда балет, или классический танец, или ансамбль пляски. А здесь что? — скачут, вопят, балдеют…
— Все равно! И потом, откуда нам знать — может быть, когда мы будем старенькими, эти танцы тоже будут считаться классическими?
Ваське представилась его партнерша старенькой, сгорбленной, с длинноносым подслеповатым личиком, и он из сочувствия к ней круто переменил тему разговора.
— Вы здесь диким образом отдыхаете, Муза? Или по путевке?
— Да, я в санатории. Лечу нервы. Купания и морской воздух удивительно помогают, я поправляюсь на глазах.
— Что это у вас… нервы вдруг заболели? Такая вроде молодая.
— У меня были неприятности личного порядка! — веско сказала Муза, и Васька прекратил свои расспросы.
— Пойдем еще потанцуем, — безрадостно предложил он.
Они танцевали, а из толпы находящихся на площадке людей за ними наблюдал Славка. Ему не повезло сегодня: Мариамкин магазин, куда он побежал с пляжа, был уже закрыт, и Славка пошел искать ее дом. Но, как ни старался, так и не нашел его, хоть и казалось вначале, что это не представляет особого труда. Вроде бы двигался той же дорогой, которой провожал вечерами Мариамку, но когда подумалось, что достиг места, то ахнул: столько стояло вокруг совершенно одинаковых домов, абсолютно повторяющих друг друга. Славке-то казалось, что у Мариамки дом единственный и он сразу узнает его, — и вот, надо же, такая чепуха. Пытался примериться, ходил так и так по тесно сгроможденному в одном месте поселку, а Мариамкиного дома не нашел. Вспомнил, кстати, что и квартиры ее тоже не знает, махнул рукой и, разуверившись в жизни, побрел обратно в сторону города, на доносящиеся оттуда звуки духового оркестра.
Ваську он заметил случайно в аллейке; хотел сначала выскочить и испугать его, но передумал и решил понаблюдать за другом.
Славку удивили длинные задумчивые взгляды, которыми Васька провожал попадающихся навстречу девушек: он выворачивал шею вслед за ними, прижимал руки к бокам и менял походку.
«Стойку делает! — понял Славка. — Закадрить кого-то хочет. И про Томку Рогову позабыл!»
Потолкавшись немного в аллейках и поглазев, Тарабукин купил билет в кассе танцплощадки. Славка тоже купил билет и, проникнув следом за другом, втесался в толпу, не теряя его из вида.
Ваське стало скучно с Музой: такая она была зануда! Но покинуть ее просто так тоже было неудобно. А столько кругом вертелось красивых девчонок! И чем дальше, тем больше появлялось свободных, скучающих без парней.
В конце концов ему стало невыносимо, и он предложил почти грубо:
— Пойдем погуляем! Надоело топтаться-то.
Она пожала плечами, но последовала за ним.
Славка проводил их до выхода из парка и припустил к прокатному пункту. Ему уже было более или менее ясно, что будет дальше.
Однако события развивались совсем не так, как он предполагал.
Васька шел с Музой и думал: «Черт с ним, что она не очень симпатичная! Хоть нацелуюсь вдоволь сегодня».
Муза же, только они вышли на улицу, ведущую к санаторию, остановилась и сказала:
— Не ходите дальше, Вася. Мы еще слишком мало знакомы, чтобы я могла позволить вам провожать себя до дому.
У Васьки отвисла челюсть. «А зачем же ты на танцы-то ходишь?» — хотел он спросить ее, но сдержался.
Муза же не уходила, стояла, будто ждала еще чего-то. И он сказал отрывисто, переминаясь с ноги на ногу:
— Может, еще как-нибудь увидимся?..
Неожиданно, против собственной воли, вырвались у него эти слова, и он тотчас проклял себя.
— Ну, я не знаю, — жеманно, тягуче произнесла Муза, хотя, как Ваське показалось, ожидала именно тех слов, которые он сказал. — Я не знаю… Завтра танцы, но это по́шло, согласитесь. Хочется чего-нибудь интеллектуального, а послезавтра в парке, видите ли, конкурс духовых оркестров области и соревнования городошников. Ничего себе, а?..
«Конечно! — раздражался Васька все больше. — Тебе дай волю, так ты и городки прикрыла бы. Ведь это что — грубость, культ силы, ничего духовного. А если поиграть хочется?..»
— Но вот во вторник, — всплеснув руками, продолжила Муза, — в парке состоится праздник поэзии. Я подойду туда… возможно. Но не очень надейтесь. А сами-то вы, надеюсь, придете? — уже требовательно, с истерической ноткой, спросила она.
— Ладно, приду…
— Что значит ладно?!
— Приду, приду обязательно, — поспешил заверить ее Васька.
— До свиданья.
Тарабукин проводил взглядом ее удаляющуюся высокую фигуру. Нет, сзади она была все-таки ничего. И пожалел, что не почитал ей стихов, — ведь так старался, заучивал! Хоть бы память свою проверил.
По дороге на берег моря он прочитал их про себя — нет, вполне нормально выучил, ничего не забыл.
Славка Канаев был удивлен, увидав, что друг явился в сарайку сразу же вслед за ним.
— Как вам гулялось, синьор? — спросил он.
— Нар-рмально гулялось! — пробасил Васька, вытирая тыльной стороной руки губы. — Ат-тличная попалась кадра! Ух, нацеловался!
— Очкастая-то? Когда это ты с ней нацеловаться успел, интересно? Ведь мы почти вместе из парка вышли.
— Так ты все видел? — растерялся Васька. — А вот я тебя за это!..
Он бросился на Славку, и они стали возиться, пыхтя и фыркая. Устав, снова сели друг против друга.
— А ты как погулял, донжуан? — спросил Васька.
— Нар-рмально! Еще похуже, чем ты!
Они помолчали немного, и вдруг захохотали оба разом, припадая к гальке и показывая друг на друга.
Дверь сарайки отворилась, и на шум вошел дядя Шалико.
— О! Еще один красавец! Соблазнитель! — закатился Васька.
Грузин смотрел на них некоторое время в недоумении — и неожиданно тоже захохотал, с взвизгами, приседая.
В воскресенье народу в скверике, где собирались книголюбы, было все-таки поменьше: не очень-то, видно, хотелось жариться тут каждый день. Лучше уж на пляж.
Однако Стасик был здесь, как договорились. Он сделал знак ребятам, чтобы остановились поодаль, и сам подошел к ним с портфелем.
— Идем-ка отсюда! — сказал он, поздоровавшись.
Вышли из скверика, встали у оградки.
— Видите? — шофер указал на портфель. — Значит, система такая: книга лежит здесь. И здесь же находится еще одна книга, не такая ценная, конечно. Очерки Глеба Успенского. Объясните покупателю вот что. Сначала он берет из портфеля книжку Успенского, делает вид, что рассматривает ее, и в это время кладет туда деньги. Скажите, чтобы не вздумал жульничать. Затем протягивает вам Успенского, а вы отдаете ему взамен эту книгу. Учтите: книги должны перейти из рук в руки одновременно. Все понятно?
— Понятно-то понятно, — Славка почесал затылок. — Только к чему такие сложности?