Страница 74 из 84
Липунович, не выдержав, порывисто вздохнул.
— Бросьте вы! — директор поморщился. — Пора бы уж отвыкнуть. Мы ведь НИИ, авангард, так сказать. Что же это за пример! — он мягко вытеснил Липуновича за дверь. — И другим там передавайте. С атавизмом пора покончить.
Татьяна Титова
СУБЛОГРАММА
Рассказ
У Олега не нашлось свободной кассеты, и он попросил, чтобы я взяла свою. Еще он сказал, чтобы я торопилась, Артуро вызвал нас срочно, толком не объяснив задания. Намечалась грандиозная проверка. В нашем училище он комплектовал рабочую группу, отбирая людей с хорошей образной памятью. Артуро не называл цели, стоявшей перед несколькими из нас, но интуитивно мы понимали всю ее важность: старый межпланетник не посетил бы из праздного интереса художественную школу. Словом, я моментально собралась и помчалась. Чуть-чуть кассету не забыла.
С Олегом я столкнулась на лестнице, мы обменялись кивками и поспешили наверх. Сублограф он тащил свой, портативный, в чехле, как у заядлого граммера. И ни капли не волновался. Поговаривали, что Олег Дуплев был одним из первых, кого выбрал Артуро, так что Олег поднимался себе спокойненько по ступенькам чуть впереди, и меня это раздражало.
Он очень способный и пишет здорово, кадры получаются великолепные, но я давно хотела ему сказать, что он может делать только фрагменты, два или три в сублограмме: яркие, четкие, резкие, о которых потом гудит все училище, а остальная запись идет на полутонах; может быть, это стиль, но скорее всего, уловка, творческий прием. «Вот граммер несчастный», — думала я, поднимаясь.
На площадке четвертого этажа Олег обернулся. Странно, мне показалось, будто он ищет поддержки.
— Задание будет на воображение. Причем все варианты должны остаться в записи, Артуро особо предупредил.
— Это тебя смущает?
— Да. Я не умею работать сразу.
— О чем речь, Олег. Никто не умеет. Если Артуро должен видеть, как мы возимся, пусть видит.
— Я хотел бы сразу найти сюжет, достойный его внимания.
— Упражнения еще никому не вредили.
— Если бы просто упражнение, — вздыхает Олег, — ты ведь знаешь, куда ведет результат…
— Это ничего не меняет. Он должен знать и наши слабости, и наши способности, — отвечаю я и замолкаю. Результат важен для нас, это несомненно, но неужели Олег собрался подгонять вопрос под ответ?
Артуро не ждал нас или делал вид, что не ждал. Перед ним лежал альбом с фотографиями: толстый, с потертыми уголками. Лучшие кадры или старые друзья?
— Можно? — спросил Олег.
— Пожалуйста, — развернул альбом Артуро.
Я отошла. Не могу смотреть чужие снимки. Все равно ничего не знаешь. А спрашивать неудобно. И работать сейчас, записывать, причем набело. А вместо своих мыслей и образов вдруг пойдут фотографии.
Олег отложил альбом, бегло перелистав.
— А вы не хотите? — сказал Артуро с улыбкой.
— Простите, не сейчас. Я не смогу работать, — ответила я откровенно.
— Вы человек понятливый, — Артуро уже не улыбался, — однако мне хотелось бы вас проверить.
— Да, конечно.
Я раскрыла альбом наугад.
Маленькая девочка лет четырех с игрушечной лопаткой стояла, нахмурив бровки, в ухоженном палисаднике. Была весна или осень, девочка хмурилась, и сандалия в капризном жесте была поставлена на носок. В ребенке угадывались черты Артуро, но Артуро никогда не говорил нам о дочери, мало того, мне показалось, что Артуро напряженно смотрит на меня, ожидая вопроса и опасаясь его. Под снимком была дата: почти двадцать лет с того осеннего дня. Она старше… но зачем, зачем мне понадобилось думать о ней именно сейчас, когда Артуро смотрит так, будто хочет взглядом отнять альбом… Какая связь может существовать между мной и дочерью Артуро, нет и не может быть никакой связи, если я не дам импульс в сублограмме, а импульс я не дам.
— Вот вам задание, — сказал Артуро. — Попытайтесь изобразить бесконечно далеких от нас людей, знакомых только по историческим описаниям…
— А конкретно… — начал было Олег, но Артуро предупредил вопрос, протянув билет, в котором стояло: «Фрагмент сублограммы. Семь минут. Средневековье. Четыре действующих лица».
— Совершенно ничего не оговорено, — сказал Олег, когда мы вышли. — Четыре болвана, семь минут средневекового конфликта, итог — безнадежная ерунда, — снова пожаловался он.
Я промолчала.
Мы нашли пустой кабинет, Олег расчехлил сублограф, я достала пленку, новую, еще в обертке. Олег бы такого не потерпел. А я люблю хранить новые пленки, по крайней мере, кажется: не начну — не испорчу. Я не работала с Олегом раньше и поэтому, наверное, испугалась небрежного жеста, каким он содрал упаковку с кассеты: резко, почти зло. Ему неприятно, что я смогу вмешаться, поняла я. Испортить его коронные приемы. Испортить его отношения с Артуро.
Артуро… Он сейчас один!.. И в нас он ищет прежде всего детей, похожих на его дочь, а уж потом сотрудников, способных сублографировать. Если представить, что мы нужны на одной из недавно открытых планет Первого радиуса, где нет возможности объясниться иначе, как наглядно, имея экран, сублограф и мысль, достойную показать любое чудо Земли… И если представить, что она не смогла показать… нет, я же не знаю ничего абсолютно. Может быть, Олег?..
Он уже работал, и я не стала отвлекать его. То, о чем он думал сейчас, прямиком шло на пленку. Он начал, не поговорив со мной, значит, был уверен. Ладно, не буду вмешиваться. Пусть делает что хочет. Артуро его уже выбрал, а вот выбрала ли его я?
Олег мне нравился, это верно. Но не настолько, чтобы можно было дать ему это понять. Вообразил, что будут ценные кадры… Сказать ему про фрагменты? Обидится. Я ему скажу, что он мастер делать красивые декорации, вот что я ему скажу.
Олег закончил и откинулся на спинку кресла. Сразу же толкнул ко мне запись.
— Я так понимаю, что можно взглянуть?
— Конечно, — сказал Олег. — Забыла, что вместе работаем? Я начал, а ты продолжишь.
Непонятно, ирония или простота.
Я вернула пленку к началу и включила контрольный экран. Олег самоуверенно работал с выключенным. Всегда.
…В ночном сумраке пронеслись лошади. Стук копыт замер и повторился эхом под арочным сводом. Всадники возвращались, звенела сбруя и оружие.
— Дьявол, куда он мог уйти?! — крикнул средний всадник. Конь дернулся под ним. — Ищите!
Двое быстро спешились и прошли под арку. Вернулись.
— Огня бы, — сказал один.
— И так найдем, — бодро ответил второй, косясь на всадника, замершего в седле.
— Да найдем, чего уж… Не в поле травим… Собак бы…
— Толку-то от них, как от тебя, — шепнул второй, — смотри, я не я буду, если он сюда не заполз…
— Чего возитесь? — крикнул всадник. — Кнута просите? Где мерзавец?
— Не подох бы он там… — боязливо говорит первый.
— А проверь, — усмехается второй. — Зря нанимался, что ли? Живо! — шипит он.
Конь под всадником пляшет от нетерпения. Сдерживая его, всадник шагом подъезжает к узкому провалу между стенами домов. Он ждет недолго и облегченно вздыхает, увидев, что наемники возвращаются не одни. Беглец висит у них на руках. Вдвоем они привязывают его к седлу, садятся на лошадей и дают шпоры. Скачут не оглядываясь…
— Ну, видела? — спрашивает Олег. — Как?
Слишком гладко, слишком спокойно, думаю я. Лошади — только что с фрески Пизанелло, красивые итальянские тяжеловозы… Пятнадцатый век… Что ему сказать?.. Неужели он сам не чувствует?
— Извини, — говорю я. — Будто ты не имеешь понятия о феодализме. Будто ты ничего не знаешь. Ты увлекся бутафорией, только и всего.
— Исправляй, — смеется он.
Импульс. Мне он обязательно нужен здесь.
— Дай на секунду. Для импульса.
— Ты ведь этим ничего не улучшишь. Во всяком случае, качества не добавишь. Импульс действует только тогда, когда в картине все уже есть и без него, иначе это просто чужое, поверхностное чувство, — раздраженно говорит Олег.