Страница 57 из 84
— Здравствуйте, Олле. Рад видеть вас в наших рядах. Дин много рассказывал о вас и вашей собаке, и я почему-то ждал встречи. Позвольте представиться: профессор природоведения на кафедре экологии столичного университета. Бывший. Кафедру разогнали, признав вредоносной, смущающей умы и распространяющей зловредные семена язычества. А сейчас вот возвысился до уровня жреца-хранителя на языческом капище. Жрец-хранитель! Мог ли ты это представить, Дин, когда слушал мои лекции? Ты ведь был не худшим моим учеником.
— Да, профессор. Я хочу сказать, нет, профессор.
Жрец печально улыбнулся.
— Какое сейчас природоведение, скорее нечто из области воспоминаний. Наука о невозвратно утраченном, не правда ли, Олле?
— Не могу согласиться с вами, профессор. В ассоциированном мире я работал у Сатона в ИРП. Вам здесь в Джанатии, трудно представить, сколь быстро природа залечивает раны при разумной и ненавязчивой помощи человека.
— Если она не совсем исчерпана, Олле, не совсем исчерпана. У Сатона, счастливец… Мы участвовали в разработке глобальной программы реставрации природы, опасное, представьте, занятие в Джанатии. На программу вся наша надежда. Но мы с вами еще поговорим о Сатоне, о вашем институте…
— Поговорим, — наверное, среди убиенных экологов были люди молодые и сильные, но Олле почему-то представился сопящий анатом рядом с беспомощным в своей бесплотной старости жрецом. — Вас много уцелело?
— Я один… Те, кто случайно не были на открытии сессии, потом просто исчезали без следа. Дин привел меня… Сейчас, прошу вас, надо закончить обряд, пойдемте.
Тоннель, в котором были сняты рельсы и чувствовалась под ногами плохо утрамбованная щебенка, вывел их в обширное, теряющееся вдали помещение.
— Музей тотемов! — громко сказал жрец-хранитель. — Первый знак доверия. Смотрите, Олле, что утратила Земля по вине человека, и скорбите вместе с нами.
Белый свет залил зал с квадратными колоннами и остатками фундаментов снятых станков. Наверное, здесь когда-то были ремонтные мастерские. Олле замер: стены и колонны были увешаны цветными изображениями животных в тяжелых рамах.
Прекрасное прошлое Земли, необратимо утраченное, смотрело на него прозрачными глазами зверей, их лица, как чудилось ему, несли печать обреченности. Обреченности и вопроса: почему для маленькой газели Томсона не нашлось места на Земле? Чем провинился перед человечеством синий кит? Стеллерова корова? Тигровый питон? Ламантин? Тасманийский дьявол? Единорог? Кондор? Маленький лис корсак? Утконос? Сумчатый волк, бухарский олень? Венценосный голубь и сотни других видов, исчезнувших с лица Земли. Невозвратно исчезнувших!
Сейчас в центрах ИРП биологи всех специальностей предпринимают титанические усилия, чтобы восстановить утраты, но скуден генетический материал, мизерны успехи, и как часто приходится удовлетворяться подобием… Эти мысли одолевали Олле, пока они шли. А прошли они только раздел млекопитающих. Рыбы, рептилии, птицы, растения — это было впереди, скорбная галерея казалась бесконечной, и не было счета потерям.
— Выбирайте стезю, брат-наш-язычник. У нас каждому найдется дело по душе — и смиренному чистильщику, и стратегу-экологу.
— Моя ненависть ищет выход, отравителям нет оправдания. Я найду покой, когда оживет река.
Самодельные, изготовленные в подземных мастерских ракеты язычников, отличаясь высокой точностью, имели дальность всего три километра. В городских условиях этого было вполне достаточно. Обычно в сумерках воины Авроры, возникая на поверхности в подходящих развалинах, быстро монтировали примитивные пусковые установки и тут же исчезали. Пуск ракеты осуществлялся сигналом по радио, и ответный удар, если бывал, приходился по пустому месту. Атака с десятка точек позволяла вывести из строя безлюдное химическое предприятие-автомат средней величины на месяц-два, и, если работа потом возобновлялась, язычники проводили новую диверсию.
Карты подземных коммуникаций если когда-либо существовали, то давно были утрачены, и штаб армии Авроры организовал специальные группы, которые непрерывно вели разведку коммуникаций всех видов, для обеспечения текущих военных действий и на будущее, когда придется создавать новое безотходное, экологически чистое производство.
Центральный штаб размещался в широком тоннеле, а немногочисленный постоянный персонал так и жил здесь, в боковых ответвлениях, разделенных на клетушки, — у каждого своя. Потолков не было за ненадобностью, пластиковые перегородки создавали лишь иллюзию уединения, но Олле быстро привык и успевал высыпаться на своей надувашке за немногие часы свободного времени. Он проходил что-то вроде стажировки при штабе, постигая тактику партизанской войны в Джанатии. Времени на беседы со жрецом-хранителем не оставалось, да и резиденция жреца размещалась в часе езды на метро. Приметному Олле не следовало без крайней необходимости показываться где бы то ни было.
Олле не спешил восстанавливать связь с Нури, хотя имел возможность подать о себе весть. Он знал, чем это кончится, — Сатон немедленно отзовет его, одно дело — разведка, другое — прямое участие в разработке операций. Олле захотел остаться в нарушителях запрета, он любил поступать по-своему, если это не мешало жить другим: запреты себе он устанавливал сам. И еще Олле по утрам, когда затрагивал бритвой косой шрам на подбородке, вспоминал о допросе у Джольфа, всегда помнил расстрел пони и ощущение мокрой от крови шерсти Грома на ладонях. И как там Джольф говорил: «ликвидация шоблы мысляков-экологов»? Нет, из Джанатии он не уедет. Долги надо отдавать.
Через спутник связи и Хогарда Сатон сообщил, что командный удар по киберу состоялся и с ним можно начать работу. Но прошло еще несколько дней, пока наконец Нури, позвонив из автомата, вызвал Нормана. Серый от усталости и недосыпа, он усадил его в кресло и включил запись. Из прибора послышался тонкий писк, и почти сразу все кончилось.
— Ну как? Вам понравилось, Норман?
— И это все?
— А вы что думали, Норман Бекет? Не говорить же мне с ним часами. Вся дневная информация — за пять секунд.
Норман захохотал, облапил Нури, как клещами, и поднял его вместе со стулом.
— Вальд, наладчик! Если это так, то ты даже не знаешь, что ты сделал! — Норман поставил Нури перед собой и смущенно топтался на месте. — Давай сейчас послушаем, а?
— Конечно, — Нури был тронут столь неожиданным и бурным проявлением чувств. Что-то забытое в этой сумасшедшей гонке, в этой ненормальной жизни без просветов почудилось ему. Вот так необузданно радовались жизни его пацаны-дошколята в ИРП, так смеялся Олле, победив в беге своего пса. Норман теребил застежки шлема, глядя на него блестящими глазами.
Нури перемотал пленку, вставил ее в дешифратор, включил.
— Это третьего дня совещание у пророка. Сугубо конфиденциальное. Полагаю, перед этим они смотрели видеозапись парада лоудменов.
Послышался недовольный старческий голос.
— Не то, Джон, все не то. Взгляните на их животы и лица, разве ради них святая церковь прилагает столько усилий. Почему нет молодежи, где интеллигенция? Те, кого вы ведете, — стадо.
— Ваше преосвященство, — зазвучал командный бас. — Обойдемся наличными силами, что касается интеллигентской сволочи, то от них вся смута. Мои парни давят их и будут давить. Это они, мысляки, вечно недовольны существующим порядком.
— Вы согласны с этой точкой зрения, Джон?
— У меня нет расхождений с генералом, мы достаточно понимаем друг друга. Не надо ждать консолидации всего общества, это химера. Язычники никогда не будут с нами.
Нури взглянул на Нормана. Перед ним сидел, казалось, совсем другой человек, напряженный, с застывшим взглядом серых глаз.
— Старик — это, похоже, репрезентант Суинли, — пробормотал Нури. Норман молча кивнул.
— …Но где массовость движения? Лишний десяток тысяч хулиганствующих типов, подобных этим, не делают погоды, извините, генерал, за резкость. Движение теряет смысл. Оно идет на убыль, хоть это вы понимаете? Язычество усиливается, армия Авроры, о действиях которой мы молчим, набирает силы. Мы говорим об интересах текущего дня, они предлагают программу на будущее. Человек не может не думать о будущем, оно в его детях. Мы стимулируем выпуск машин — это для сего дня. Это хорошо, но рынок уже перенасыщен машинами, и призыв владеть машиной, пока она не овладела нами (не спорю, это у вас, Джон, эффектно получается), уже почти не действует. Я спрашиваю себя, я спрашиваю вас, Джон, вас, генерал, и вас, господин Харисидис, есть ли реальные надежды сохранить статус-кво? Или надо признать неизбежность принятия экологической помощи и постепенно готовиться к тому, чтобы войти в новые времена и порядки с наименьшими для нас потерями. В вашем движении, Джон, я искал путь, но не просветил господь слугу своего, и я не вижу, что дальше.