Страница 68 из 101
— Ах, зачем вы так!
Миг — и она уже за спиной Валерия Рафаиловича. А тот, кашлянув в кулак и отстранив с пути Иштвана, шагнул к незнакомцу.
— Добро пожаловать на «Пальмиру»! — сказал он и сделал приглашающий жест, понятный, наверное, любому гуманоиду.
— Очень приятно! С удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, — на чистейшем интерлинге ответил пришелец, неуловимо-ловким движением подхватывая вывалившийся из глаза монокль. — Разрешите представиться: Ланшерон. С кем имею честь?
— Валерий Гущин, консультант экипажа, — бывалый космический волк чувствовал, что в более дурацкую переделку он еще не попадал.
— Иштван Запа, — представился второй механики Гущин поймал его отсутствующий взгляд сомнамбулы.
— Жанна, — сказала Жанна и покраснела.
— Кому я могу вручить верительные грамоты? — важно спросил гость и, изящным движением подобрав с пола Жаннин чемоданчик, вручил его Запе.
— Я как консультант экипажа имею право принять верительные грамоты, — помедлив, сказал Гущин. — Правда, таких прецедентов еще не было в моей практике, но…
— Вот и прекрасно! — не очень вежливо перебил его пришелец и, сунув ему тяжелый свиток с большой висячей печатью, появившийся, казалось, из воздуха, подхватил под локоток донельзя смущенного главного механика.
А развеселый комсомольско-молодежный экипаж ошалело таращился на эту странную парочку.
В честь прибытия Ланшерона был устроен банкет. Корабельный кибер-кулинар с красивым и звучным именем Бон Аппетит постарался на славу. Были вскрыты банки лучших консервов, раскупорены заветные бутылки безалкогольного шампанского «Астронавт», размочены лучшие экземпляры сублимированных дынь и ананасов.
Экипаж был возбужден. Но задушевная беседа не клеилась. Все взоры были обращены во главу стола, где царствовал звездный гость. Ланшерон действовал по-хозяйски: произносил спичи и здравицы, отдавал должное корабельной кухне и флиртовал с главным механиком.
Когда в разгар трапезы Бон Аппетит принес и водрузил в центре стола блюдо, на котором лежал, сжимая яблоко в улыбчивых устах, жареный поросенок с хреном, никто, даже суровый шкипер, не смог удержаться от рукоплесканий.
— Какой он лапушка! — вдруг просюсюкал Ланшерон, хватая поросенка с блюда и ласково прижимая его к крахмальной манишке. — Жалко такого кушать! — Он показал поросенку «козу рогатую» и спросил его тем же сюсюкающим тоном: — Ты нам полетаешь, сюся-масюся? Дяди и тети тебя очень просят, полетай, рыбонька!
— Какая я тебе «рыбонька»? — задорно ответил поросенок, задрыгал копытцами и начал порхать по столовому отсеку, роняя с поджаристой шкурки сочные брызги хрена.
Валерий Рафаилович от неожиданности поперхнулся, Эдик Шилов долго и с удовольствием колотил его по спине увесистым кулаком. А Ланшерон продолжал любезничать с Жанной, при этом подкладывая себе расстегаи и хмелея все больше от безалкогольного шампанского.
Он раздобыл где-то старенькое, не очень хорошо настроенное банджо и заставил под эту музыку парочку ананасов сплясать на столе. Потом, накрывая один из ананасов цилиндром, он превратил его сначала в пучок редиски, потом — в красноглазого кролика, в бронзовую статуэтку «Рабочий и колхозница», в восковой муляж гриба-мухомора и, наконец, в малюсенького двойника Эдика Шилова.
Мини-Эдик с жалобным писком соскочил со стола и убежал под стеллаж, чтобы, через мгновение, выкатиться оттуда в прежней, ананасовой, ипостаси. Ланшерон отрезал от ананаса изрядный ломоть и вручил его онемевшему Эдику. Тот машинально принял дар и сжевал его.
Через полчаса Ланшерон уже знал всех по имени. Все стали для него «котиками» и «рыбоньками», с каждым, исключая разве что Валерия Рафаиловича, он был на короткой ноге. Когда он неожиданно встал из-за стола и объявил, что собирается отбыть баиньки в любезно предоставленную ему шкипером каюту, в компании раздался гул разочарования. Но вот дипломат отбыл в сопровождении добровольного гида Иштвана Запы, перелетного поросенка и ковыляющего на тонких ножках шелкового цилиндра. Экипаж умолк. До всех наконец-то дошла необычайность сегодняшних приключений. Подавленные, они молча расходились по каютам.
— Стас, Джон, пройдите ко мне! — окликнул Валерий Рафаилович.
К ночи жареный поросенок вырос в здоровенную жареную свинью. Бон Аппетит долго гонялся за ней по корабельным закоулкам, пока не загнал в холодильник. Долго еще она пела оттуда воронежские частушки голосом древней певицы Марии Мордасовой. Голос ее хрипел и потрескивал.
А в каюте консультанта тем временем шел совет. Шкипер нервно расхаживал по каюте, меряя шагами узкое пространство между койкой и письменным столом. Он покусывал молодой редкий ус и говорил, как всегда, запальчиво, не слишком следя за своей речью:
— Нет, всего мы могли бы ожидать от космоса, любого контакта с любыми пришельцами, но такого… Ей-богу, товарищи, мне проще было бы контактировать с каким-нибудь непарноухим тараканоидом, чем с таким Ланшероном! Контакт всегда представлялся мне по-другому. Подвигом, что ли. А тут… Влазит черт те кто на субсветовой скорости и начинает тушенку левитации обучать. Очаровывает экипаж. Кошмар какой-то! А что мы, собственно, знаем об этом типе, кроме того, что его зовут Ланшерон?
— Ничего не знаем, — задумчиво произнес Валерий Рафаилович. — Та штука, которую он назвал верительными грамотами, этот свиток… Он не разворачивается. Когда я позвал на помощь робота сопровождения, свиток просто-напросто рассыпался в порошок. Вот так-то, ребята!
Слово взял комсорг экипажа. Он кашлянул, прищурился и начал:
— Вообще-то все происшедшее можно было бы оформить в четкую логическую систему. Предположим, Ланшерон прибыл к нам на космическом корабле, который некоторое время летел бок о бок с «Пальмирой». Его мы почему-то не заметили, хотя все датчики судна в полном порядке. Итак, контакт! Ланшерону удалось открыть снаружи люк второй шлюзовой, хотя это в принципе исключено. Он попадает внутрь корабля, представляется как полномочный представитель, кстати, неизвестно чей, и ведет себя так, будто каждому из нас он друг детства.
— И действительно, — согласился Стас. — Я понимаю твою иронию, Джон! Тут вероятность — сплошные нули!
— А как по-вашему, ребята, кто этот Ланшерон, существо или механизм? — вдруг спросил Гущин, внимательно глядя в глаза шкипера.
— Человек, конечно! Ест, пьет, дышит. Наклюкался даже.
— А ты, Джон, как думаешь?
— По-моему, человек, — сказал комсорг после минуты раздумий. — Все факты за это.
— Я тоже так сначала думал. А на поверку выходит — машина. Он ведь к нам без скафандра пожаловал. Заходил я во вторую шлюзовую — нет там его скафандра. И то, что на нем надето, — тоже не скафандр. Гость наш уважаемый перед визитом космической пустотой дышал.
— А что там было, во второй шлюзовой? — с интересом спросил Джон.
— Ничего не было, только на полу — тонкий слой космической пыли. Похоже — впереди будет еще одно пылевое облако. Много пыли в шлюзовой. И у порога внутреннего люка — два следа ног. Вот и все.
— М-да-а-а! — протянул Коваль. — Значит, все-таки робот!
— Выходит, так! — отозвался Валерий Рафаилович.
— А жаль!
Утром Ланшерон объявил, что в целях укрепления дружественных контактов между двумя цивилизациями он намерен вступить в законный брак с главным механиком «Пальмиры» Жанной Охлопковой.
«Вот тебе и робот!» — подумал Валерий Рафаилович.
Бедная Жанна стояла в толпе и была краснее собственной губной помады. Эдик же, наоборот, был бледен и готов начать жестокую битву за свое сокровище.
Консультант подкараулил Жанну у каюты и спросил прямо, как она собирается выпутываться из этой ситуации. Жанна еще раз охотно покраснела и убежала от Валерия Рафаиловича.
«Что ж, гостем придется заняться вплотную», — подумал Гущин и отправился на поиски Ланшерона. А тот уже шествовал ему навстречу во главе целой процессии. В руках он держал пеструю брошюру из серии «Народные праздники». Звездный дипломат время от времени заглядывал в нее, не переставая одновременно играть на пластмассовой дудке-сопелке. Сопелка сопела. Отчаявшись, Ланшерон отбросил ее и затренькал тот же нехитрый мотивчик на губе.