Страница 64 из 101
— Вы устали, коллега Кратов, — промолвил Сидящий Бык. — Вы горячо говорили и, должно быть, потратили на это много сил.
— Все только и твердят мне: устал, устал… — в сердцах сказал Кратов. — При чем тут моя усталость, когда на Церусе-1 каждую секунду творится беда? Да если нужно будет, я ползком доберусь до этого чертова рациогена.
— Мне понятны ваши чувства. Но вы берете на себя чрезмерную ответственность. Вам ли вершить судьбу цивилизации на этой несчастной планете?
— Я знаю, какая ноша мне по плечу. А судьбу вершить — не моя задача. Я просто хочу помешать тем, кто присвоил себе право ломать эту самую судьбу!
— Но вы бросаете вызов Галактическому Братству, пренебрегая мнением Совета ксенологов. Ведь вы, помнится, уже провели шесть лет в добровольном изгнании.
— Если меня обвинят, я снова уйду в плоддеры. Не разучился еще работать руками и рисковать головой. Но, по крайней мере, буду знать, что сделал все как нужно. Я не бог. Я не равнодушен.
Он помолчал.
— Послушай, Сидящий Бык, — вдруг сказал он. — Прости меня.
— Простить? — медленно переспросил тот и, неловко шевельнув локтем, ненароком смахнул со столика в изголовье брелок в виде деревянного дракончика — единственное, что уцелело от старого видеобраслета Кратова после встречи с металлоядной плазмой. — Простить… За что мне вас прощать?
Он нагнулся, чтобы поднять брелок, и в этот момент Кратов ударил его сомкнутыми в замок кулаками по затылку, вложив в этот удар весь свой вес и все свое отчаяние. Сидящий Бык молча ткнулся лицом в пол. Кратов соскочил с койки, перевернул его на спину. «Ты что, плоддер, с ума сошел?! — подумал он в панике. — Только убийства тебе недоставало». Но человек-2 дышал свободно и ровно, как если бы внезапно погрузился в глубокий сон. Глаза его были прикрыты. Кратов переступил через него, подобрал куртку и скользнул за дверь.
Как только он вышел, Сидящий Бык открыл глаза и встал. Подбросил на ладони брелок и зачем-то сунул в карман. Привел себя в порядок, пригладил волосы. Стянул со своей койки плед, скомкал и уложил на место Кратова, накрыв сверху другим пледом и придав этой композиции некоторый объем. Затем ушел к себе в угол и лег.
Через какое-то время на его запястье тихонько пикнул браслет.
— Это Лерман. Как там наш больной?
— Все хорошо, кажется, уснул. Хотите поговорить с ним?
— Нет, не стоит его тревожить. Пусть отдыхает. Он очень устал на этой планете.
— Вид у него и в самом деле утомленный, — согласился Сидящий Бык и усмехнулся непонятной своей усмешкой.
Кратов торопливо шел по коридору корабля, на ходу натягивая куртку. «Где бы раздобыть скафандр? — думал он. — Ну, фогратор у меня есть, хотя не помешало бы что-нибудь помощнее. На худой случай обойдусь и этим…» Он достиг уже конца коридора, когда дверь кают-компании сдвинулась, и появился крупный, свирепого вида, человек в костюме с нашивками раддер-командора. Завидев Кратова, он мигом утратил свою суровость и расплылся в радушной улыбке.
— А, пропавший без вести! — сказал он. — Здравствуй, Кратов! Как дела, Кратов? Как здоровье? Ноги ходят? Или еще не ходят? Вроде бы ходят, а?
Кратов молчал, трудно соображая, как ему поступить.
— Меня зовут Шебранд, — продолжал тот. — Не помнишь? Я тебя на себе тащил, да еще этот дедушка, Энграф. Разве тебе вспомнить. Ты же себя тогда не помнил, где уж тебе меня запомнить! Постой, — вдруг насторожился он. — Ты же вроде бы лежать должен?
«Если поднимет тревогу…»
— Или ты не Кратов? — засомневался Шебранд. — Может быть, ты — Сидящий Бык? Или ты не Сидящий Бык?
— Разумеется, я Сидящий Бык, — убрав из голоса все оттенки, раздельно проговорил Кратов. — Неужели нас можно спутать?
— Еще как можно, — сконфузился Шебранд. — Ты извини меня, очень уж вы похожи. Я-то думал, ты — Кратов. Ну, а коли ты Сидящий Бык, тогда извини.
Кратов холодно кивнул и целеустремленно пошагал в направлении тамбура. Ему казалось, что Шебранд продолжает глядеть ему вслед, и он прилагал неимоверные усилия, чтобы не обернуться. Если он — Сидящий Бык, то с какой стати ему оборачиваться? Но за спиной лязгнула другая дверь — должно быть, Шебранд позабыл о нем и ушел по своим делам.
«Повезло. Повезет ли дальше? И вообще — надо бы поворачиваться попроворнее. Допустим, Шебранд между прочим обронит в разговоре: встретил, мол, Сидящего Быка, а принял за Кратова, похожи — спасу нет. И тут Лерман подскочит на месте как ужаленный: что значит — встретил, когда они оба спят в одной каюте?!»
До самого тамбура ему никто не попадался. Но проникнуть в гермозону со скафандрами он не смог — не знал кода. «Вернуться, разыскать Шебранда? Мол, извини, дружище, я ваш код подзабыл, память у нас, людей-2, нетвердая… — Кратов с досадой стукнул кулаком по замку. — Или шут с ним, со скафандром? Как там, снаружи, улеглась эта лютая пурга? Отступать мне, собственно, уже некуда».
— Закрыть переходник, — скомандовал он автоматам. — Открыть люк.
— Наденьте скафандр, — забубнил динамик. — Наденьте скафандр. Наденьте…
— Выполнять! — рявкнул Кратов.
Диафрагма люка бесшумно разошлась, и холодный воздух Церуса-1 весело, напористо ворвался в тамбур, нырнул Кратову за шиворот, походя прихватил мигом занывшие ноги. «Ничего, звездоход! Где наша не пропадала? Перебежками — да прорвемся».
— Чудушко! — позвал Кратов. — Ко мне, Китенок!
Темная туша биотехна, перекрыв на миг унылый предзакатный свет, обрушилась в сугробы.
— Летим отсюда, — сказал Чудо-Юдо-Рыба-Кит. — Здесь плохо. По ночам мороз. А я уже отдохнул. Мы же куда-то летели с тобой.
— Разворчался, — с нежностью произнес Кратов. — Холодно ему! Абсолютный нуль ему нипочем, а на Церусе он замерз. Не хнычь, скоро улетим. Далеко-далеко. Только вот одно дельце сработаем.
— Садись, — позвал Чудо-Юдо. — Поскорее. А то простудишься.
Кратов нырнул прямо из тамбура в придвинувшуюся почти встык родную, уютную кабину. Первым делом он извлек на свет фогратор, проверил батареи.
— Набери высоту, — приказал он. — И малым ходом — вдоль леса.
«Когда я доберусь до цели, мозг у меня снова, как тогда, расколется на тысячи враждующих кланов. Сообразить, что надо будет предпринять дальше, я уже не смогу. А я должен пройти внутрь, сквозь эти дьяволовы молнии, увидеть рациоген и шарахнуть по нему из фогратора. Не уничтожить — так хотя бы привести в полную негодность. Чтобы никто никогда не смог его восстановить. И действовать я должен автоматически, рефлекторно, потому что моему сознанию в эти минуты будет, к сожалению, не до тела. Вошел — увидел — выстрелил. Как Юлий Цезарь какой. Вошел — увидел — выстрелил. Вошел — увидел — выстрелил. Если, конечно, смогу увидеть. Глаза-то, они тоже работают через мозг, а мозг у меня будет в отказе. И это очень досадно, потому что мне просто необходимо увидеть рациоген. Увидеть — и запомнить на всю жизнь, на что похожа эта дрянь. И я буду бороться с ним в его последнюю минуту, чтобы отвоевать хотя бы участочек мозга для себя, для своих глаз, для своей памяти. Ну, а не совладаю… Значит, цепочка команд упрощается: вошел — выстрелил, вошел — выстрелил. Еще и войти надо, под нескончаемым огненным ливнем. Ну, что загадывать наперед? На месте разберемся. Вошел — выстрелил. Вошел — выстрелил. И — не худо бы — увидел. Вот они, заклятые пещеры! Белеют костищем неудачливых искателей чужой мудрости. Не за тем вы ходили, братцы, и не той дорожкой. К мудрости у каждого свой путь — если только она ему впрямь так нужна, что жить без нее никак…».
— Вниз, Рыбуля!
«Ага, заволновалась, закипела, тварина. Почуяла лакомый укус, фонтаны завзбрасывала? Ну нет, нынче я с тобой поквитаюсь. За себя, за этих бедолаг!»
— Кит, атакуем плазму!
Биотехн встрепенулся. Ни разу еще он не слышал от хозяина такого приказа, от неожиданности едва не попросил повторить. Но сработали программированные инстинкты подчинения — и короткие импульсы искаженного гравитационного поля вдавили белесое бурунящееся месиво в камень, вмяли его, расплескали и разметали в клочья. «Может, и по пещерам — так же? До чего просто — срыть их до основания, перемолоть в щебенку! Кстати, откуда я взял, что рациоген будет торчать на виду, словно волшебная лампа, дожидающаяся своего Аладдина? Его вполне могли замаскировать либо снабдить дополнительной защитой от шустрячков вроде меня. Пусть. Я должен войти в пещеру и увидеть его своими глазами — если, конечно, мне вообще что-то увидится в этот миг…»