Страница 57 из 101
— Ты сильный, — сказал Бубб уважительно. — Ты странный. Кто ты? Леший тебя разберет.
В полумраке под вонючими шкурами сердито забормотали, забубнили заговоры от дурного глаза, от злой силы, от леших и упырей. Бубб собрался с духом и презрительно плюнул на просочившийся сквозь хворостяной завал тусклый солнечный зайчик.
— Гадил я на леших! — объявил он, храбрясь. — Пусть только сунутся. Я тоже сильный!
— Сильный Бубб, сильный, — зашелестели по углам сидевшие истуканами молодые самцы. — Умный, хитрый.
— Вот, — с удовлетворением сказал Бубб. — Не бог ты, говоришь? А сам на звере спустился с неба, одет не по-людски, болотом не пахнешь, рыбой не пахнешь, змеей не пахнешь. Третьего глаза у тебя нет, это как понять? Нет, ты мне уши не заплетай, не здешний ты. То вообще ничего не говоришь, только похрюкиваешь по-чудному. А то по-нашему заладил, да так, что слушаешь — не переслушаешь. Вот ты сказал: получишь, Бубб, по рогам. А у меня никаких рогов нет. Выходит — ты мне их додумал. Это что же — ты додумывать можешь почище моего?
— Это я просто так сказал, — смутился Кратов. — В шутку.
— Нет такого слева «шшутхха», — веско заметил Бубб. — У вас там, на небе, может, и есть, а в нашей грязи нет. Слушай, а вдруг ты мне снишься? Нет, не снишься — сны так больно не дерутся. А чего ты в Огненное Капище сунулся? Тебе туда зачем?
— Низачем. Я от вас хотел укрыться.
— Уэхх, — сказал Бубб смешливо. — Дурень. Стали бы мы тебя есть такого, жди дольше. Будь ты болотник или скальник — тогда, конечно, заели бы. А того, что нам неведомо, мы не трогаем. Нас мало. Передохнем от твоего мяса — кто самок от леших оборонит? Пропадать им, что ли? Жалко. Они раньше красивые были, самки-то, гладкие, шерсть серебристая, пуховая. Это они сейчас завшивели, когда нас всякая нечисть в берлоги загнала.
— А что это такое — Огненное Капище? — в сотый раз попробовал с разбегу преодолеть барьер запретной темы Кратов.
— Опять ты за свое, — проворчал Бубб. — Да ну его, Капище это. Давай лучше слова придумывать. Здорово у тебя получается. Я иной раз гляжу перед собой и чувствую, что слов мне недостает, а додумать — ума нет. Вроде голубое — а не голубое. Зеленое — а не зеленое. На самку погляжу, захочется ей хорошее слово сказать, а на языке одна дрянь да пакость. Ну и бухнешь ей, бывало, с досады-то. Между рогов, хэхх… А ты только глянул — и сразу нужное слово говоришь. Откуда у тебя их столько? А еще врешь, будто не бог.
— Я не бог. Просто мой язык богаче твоего. Потому что старше. В моем мире было много языков, некоторые умерли, а другие слились воедино, как ручейки в реку. А реки текут в море, и все их капельки — в морских волнах. Так и мой язык.
— Это верно. У нас, Длинных Зубов, одни с Тупыми Топорами слова. А те, что за лесом живут, Грызопяты, только ругаются по-нашему. Ну а, скажем, Пескоеды, что на побережье обосновались… Я вот думаю: может, мне выучить твой язык? И тогда мне легче жить будет. Тогда я сразу придумаю, отчего нам поначалу хорошо было, а теперь стало хуже некуда.
— Ты все таишься от меня, — укоризненно промолвил Кратов. — Про Капище не говоришь. С чего ваши беды начались, молчишь. Как я тебе помогу?
— Никак, наверное. Ты один. Это ты сейчас немного в силу вошел, а еще третьего дня лежал кисель киселем. Что ты сможешь, один-то?
— Я не один буду. Уже сейчас нас должно быть много здесь. И все такие же, как я. Ищут меня, а я с тобой тут в слова играю.
— А вдруг не такие? Ты же сам говорил, что сперва хотел помочь болотникам. Потом пожалел скальников и пошел к ним, да тебя лешие остановили. А ну как твоим дружкам болотники больше поглянутся? Или, скажем, русалы? Гадили они тогда на нас.
— Нет, Бубб. Ты не понимаешь. Мы жалеем всех вас. Мы хотим, чтобы все вы жили хорошо. И не ели друг друга.
— Как так? — хмыкнул Бубб. — Кого прикажешь нам есть? Траву? Или тебя? Я тебя есть не стану, и не уговаривай, сдохну еще.
— А ты думаешь, болотникам хорошо живется? Они тоже мне жаловались. На вас, наверное. А скальникам разве приятно, когда их болотники скрадывают? Ты умный, Бубб. Но и болотники тоже умеют думать, правда — слов у них совсем мало.
— Хэхх. Я знаю. Лешие вокруг берлог ходят, между собой аукаются. Сидишь, бывало, слушаешь — и понимать начинаешь. Страшно это, Хрра-тов. Страшно, когда все умные. Идешь на охоту, а сам думаешь: ведь и за тобой кто-нибудь да охотится! Нет, не жизнь же это.
— Расскажи мне про Огненное Капище, Бубб. Мне кажется, я смогу вам помочь.
— Далось тебе это Капище! Нет, зря мы тебя вытащили. Лежал бы ты себе в киселе, морозил бы косточки. Пойдем-ка в угол, а то перепугаем всех своими разговорами.
Кратов приподнялся на локтях и пополз следом за Буббом, волоча парализованные ноги. Странно получилось: молния задела плечо, а отнялись ноги. Правда, утром ему почудилось легкое покалывание в кончиках пальцев. Но потом все прошло, и снова он вынужден карабкаться по загаженному полу огромной берлоги, будто передавленная гусеница. Бубб выждал, пока Кратов устроится на новом месте, и подоткнул под него вытертую до лоска шкуру.
— Я тогда детенышем был, — сказал он, примащиваясь рядом. — Ты не поверишь, но добыть болотника было мне проще, чем почесаться. Выйдешь на охоту, а он сидит на снегу и гляделками лупает. Ты к нему, а он сидит. Ну и подберешься вплотную, да и хватишь дубиной. Между рогов… И лег на сопки туман — густой, плывучий, шагу ступить невозможно. День лежит, ночь лежит. Мы с Ггахом, соутробником моим, на дерево вскарабкались посмотреть — а возле сопок из тумана струи бьют под самые облака. На третий день шаман плясать пустился. Наплясался, устал и говорит: туман долго лежать будет, нужно охотникам на ощупь добычу искать. Не найдут — все с голоду пропадем. Охотники встали и ушли в туман. К ночи только двое вернулись ни с чем. А наутро еще двое, тоже налегке. Встретили, говорят, болотника. Только затеялись его добыть, а он прыг-скок и удрал. Они догонять — а там болотников целая стая. И, не поверишь, все с дубинами. Как начали наших колошматить…
— Откуда же взялись эти умные болотники?
— Подожди, не перебивай, не то забуду, с чего начал. Шаман-то наврал: через два дня туман схлынул, весь в сопки ушел. Обрадовались мы, на радостях шамана заели, чтобы впредь не блажил попусту. Ну, думаем, сейчас добычи натаскаем, с болотниками поквитаемся. Пошли на охоту, да лесом. А там нас лешие и прихватили. И ножами пороть! А ножи у них — не то что когти, ты сам знаешь. И откуда они только взялись? Нет, мы всегда знали, что, мол, живут в лесу тварюшки, от всех прячутся, да так ловко, что и не углядишь, безобидные, траву да ягоды едят. Вот эти-то тварюшки и загнали нас в берлоги, так что уха не высунешь, только по ночам…
— Но Капище-то здесь при чем?
— Не было раньше никакого Капища. Были пещеры как пещеры — мы там зимовали как-то, да не понравилось: дует сильно. Потом сосед наш по долине, Гаухх из Тупых Топоров, под кладбище их приспособил. В них-то и поселился этот липучий туман. До сих пор иногда по лесу блудит, ищет чего-то. Вреда от него никакого, только противно, как он тебя щупает за всякие места. Но к пещерам стало не подступиться. Подойдешь — а тебя огнем в харю. Я молодой был, тоже хаживал, да вовремя отвернул. Болотники, скальники туда совались, как ровно тянет их что, — все полегли. Даже русалы несколько раз приползали, ходить-то они не умеют. А в прошлое полнолуние Ггах заволновался: «Не могу, говорит, я больше так. Пойду ума наберусь и додумаюсь, как нам из этого убожества выцарапаться…» Тоже там остался.
— Что значит — ума наберусь? — насторожился Кратов.
— А то и значит. За умом туда все тянутся. Как подходишь к Капищу, так будто в башке свет зажигается. Слова всякие сами собой рождаются. А уж если до входа доберешься — так мудрецом из мудрецов сделаешься, никто тебе не страшен будет. Да только попробуй после этого мудрость оттуда унести. Ггах не унес. Болотники не унесли. По слухам, один скальник чуть было не унес на нашу погибель, да лишку ему перепало — по дороге свихнулся и обратно в Капище свернул. Ну, дважды счастье никому не улыбается… Надо, Хрра-тов, меру своим силам знать. Я вот унес сколько смог — и то теперь мучаюсь, слов мне недостает. А ты без ног остался, хоть и поумнел.