Страница 30 из 101
— Можешь ты это… пособие, что ли, мне дать почитать?
— Я спрошу. Только парень, который мне его давал, за день читки монету просит.
— И много?
— Чиф.
— А по-русски?
— Червончик.
— Однако… Только ты ведь сказал, что эта штука маленькая. Так неужто я ее несколько дней читать буду?
— Прочитать-то ее можно и за полчаса. Это все равно — чиф. Раз в руки взял — плати. Но если ты переписать или перепечатать хочешь, тут ведь за один день можешь и не управиться. Или отдать вовремя не успеешь. Он иногда это специально делает: даст почитать и смоется.
— Похоже, что у него полушария выровнялись, да?
— Зря ты так. По одному нельзя ведь судить о целой системе, тем более, что на киртаны он не приходит. Но он тоже исправится. Потому что биополя ведь у людей взаимодействуют. Если у окружающих поля посветлеют, то и его биополе тоже очистится.
— У биополя еще и цвет есть? И кто его видел?
— Те, кто изучает, видели.
— Ты сказал, что мантру в Индии изобрели? А ведь восточные религии спиртное запрещают. В мантре про водку ничего не сказано?
— Конечно, сказано. Надо отказаться от спиртного, бросить курить. А в идеале и вовсе стать вегетарианцем.
— По-моему, вы эти правила не очень соблюдаете, а?
— Как раз соблюдаем. Курить мы завязываем. И пьем только если повод очень серьезный — день рождения, например.
— А по поводу, значит, можно?
— Если нельзя, но хочется — то можно.
— Андрюша, — не выдержал Сергей, — я считал, что мода на эту ересь уже прошла. Есть в серии «Эврика» хорошая книга Китайгородского…
— «Реникса». Знаю. Читал. Китайгородский не верит, а я верю. Я думаю, о биополях специально скрывают. Потому что, если кто научится на них воздействовать, он сумеет подчинять своей воле других.
Это был не тот, «осенний» Андрюша. Тот признавал логику фактов. Правда, это было и тогда — чтобы быть признанной им, гипотеза должна была отличаться от общепринятой точки зрения. Как долго доказывал он, что не было на свете поэта Шекспира! И никак не хотел верить энциклопедиям. Переубедила его книжка «Пять столетий тайной войны», где про Шекспира была целая глава. А как разговаривать с новым Андреем, Сергей придумать не мог.
На столе лежали две палочки, связанные веревкой. Сергей поднял их, удивившись неожиданной тяжести. Бамбук явно был залит свинцом.
— Это тоже для мантры?
— Это нунчаки, — Андрей взял палочки, неожиданно быстро раскрутил их над головой. — Понял? Никто не подойдет. Доску двухсантиметровую на мах колет. Если кто сунется — ки-йя! — он резко махнул нунчаками, — раз, и даже бир платить не придется.
— Нунчаками орудовать вы на киртанах учитесь?
— Одно другому не мешает. Даже наоборот. Гармоничный человек должен все уметь.
— И череп проломить?
— А что? Если надо? — и Андрей вертанул нунчаками над головой так, что воздух свистнул. — Ки-йя!
— А скажи мне, пожалуйста, — (вдруг Сергей решил, что и прямой путь тоже бывает коротким, и честный ответ можно получить только на честный вопрос), — в «легион» ваш входят только кришнаиты?
— Тоже Светка настучала?
— Да нет, ты сам брякнул.
Андрей помолчал, припоминая, и спорить не стал.
— Нет, «легион» — это совсем другое. Вообще-то мы договорились никому не рассказывать…
— Можешь и не рассказывать. Мне просто интересно, во что нынче играют в школе.
— Это не игра вовсе! Это… Ну, как бы… Товарищество, вот. Всегда ведь легче выжить и добиться чего-то, если тебя поддерживают, правда?
— Выжить — это точно. В тайге, например.
— Волков и в городах хватает, — фраза была не его. Старательно заученная, слишком быстро и гладко вылетела она.
— Интересно, чем же вы друг другу помогаете? Спекулировать, например?
Сказал и пожалел. Не нужно обижать собеседника, если нет нужды резко прервать разговор. Но Андрей, обидевшись, не замолчал, наоборот, атаковал:
— Выдумали такое слово — «спекуляция», а теперь сами его боимся. Торговлей люди занимались испокон веку. И будут заниматься. А те, у кого это не получается, будут говорить «фи». А когда понадобится, все равно на поклон идут.
— Идут, да не все.
— У кого денег нет, те не идут. Это точно. А завидуют — все.
— Я не завидую. За остальное человечество не скажу, не знаю, но пока не пойму: чего уж у вас есть такого завидного? Завидовать можно таланту. Или везению.
— Делать деньги — это тоже талант.
— Знаешь, в русском языке такого сочетания никогда не было — «делать деньги». Наши предки хорошо знали, что деньги или зарабатывают, или воруют.
— Неправда, мы у ни у кого ничего не воруем.
— А можно узнать, откуда вы берете… — нет, слово «книги» произнести было никак нельзя, Андрей не должен знать, что книжный магазин вычислен. Сергей ждал, что Андрей остановится, наконец, и сообразит задать вопрос, откуда стало известно про его коммерческие дела, но тот «удочки» не заметил до сих пор. — Свой товар где добываете?
— Мы его за деньги берем.
— Из магазина, вероятно? Значит, у обычного покупателя воруете.
— Да что там в магазине? Привезут десяток… штук. Все равно, если на всех делить, не хватит. Да и не дойдет это до прилавка, с нами ли или без нас. А я ведь ничем не хуже других, верно?
— Смотря каких других, — Сергею стало вдруг непроходимо скучно разговаривать. Стоит перед тобой шестнадцатилетний начинающий делец и доказывает, что он чуть ли не пользу приносит, и, похоже, сам в это верит. Вполне возможно, он заколачивает в месяц, как доктор наук, днем выравнивает полушария головного мозга, по вечерам тренируется вертеть свинчаткой, и ничего ему больше не надо. Он так доволен жизнью и собой, что разговаривать с ним не хочется. Переубеждать, искать аргументы, тратить на него силы? Если его не убедили тысячи правильных слов, им слышанных и читанных, стоит ли еще пытаться? Все равно на чем-нибудь их компания погорит, а в колониях есть специалисты по воспитательной работе. А если не погорит? Так и будет со своей философией урывать где только можно, и всем вокруг, так же, как сейчас Сергею, скучно будет с ним разговаривать, а кому-то даже и не скучно, а, наоборот, приятно, потому что нынче доставалы в цене.
— Ладно, как у нас говорят, замнем для ясности. Вы кроме частного предпринимательства-то чем-нибудь занимаетесь?
— Конечно, — Андрей рад был уйти от конфликтной темы. — Торговля — это ведь так, ты не думай. На расходы, чтобы дома гривенники не сшибать. У нас нормальная совершенно команда. Музыку слушаем, разговариваем.
— А на конвентах что обсуждаете? — где-то лежала, вероятно, граница Андрюшиной искренности, и нужно было нащупать, с чего же начинаются тайны, да и есть ли они вообще. Может быть, в самом деле все сводится лишь к музыке да мелкой торговле? «Нет, не все, — вспомнил Сергей. — Сюда никак не вписывается раздевание автомобилей и ножи с фирменным знаком». А Андрей отвечал легко, ему нравилось делиться тем, о чем приходилось молчать так долго, да еще не опасаясь быть поднятым на смех, зная, что не услышишь под конец: «А теперь скажи, когда тройку по истории исправишь?»
— Конвент — это у нас общий сбор. Мы там все дела обсуждаем, думаем сообща, как кому помочь, если надо. Вице-консула избираем.
— А консула?
— Нет, консула не выбираем. Он у нас… — «табу номер один, запомним». — А представь, как будет нам хорошо лет через десять, когда все мы уже будем при деле и в самых разных сферах, а? Кто-то начальником будет.
— Начальником чего?
— Какая разница? Того, другого, третьего… И все друг другу помогаем… Если друг за друга держаться крепко, всего достичь можно.
— Да уж не в масоны ли ты, парень, записался?
Сергей представил Андрюшу в белом масонском балахоне. И Славу, и Димулю. Целую толпу в балахонах. И все суетятся, как на барахолке, свертками обмениваются, перешептываются. Он с трудом сдержался, чтобы не захохотать, — такая смешная получилась картинка.
— Вот, опять. Подобрал, каким словом назвать, и сам же этого слова испугался. А хоть бы и масоны. Умные люди, между прочим. Есть и у них чему поучиться.