Страница 18 из 101
— Хуже. Они уже сложились, надо вещи в камеру хранения снести.
«Конечно, кто же перед каникулами двигает мебель? Массовая эвакуация идет, а я не сообразил», — подосадовал Сергей.
— Мне после второго рейса так грустно стало, вот я и пошел посмотреть, не вернулись ли мужики.
— Слушай, а ведь Роза на четвертом живет?
— На четвертом.
— А камера на первом?
— Нет, в подвале.
— Значит, я не вовремя зашел?
— Наоборот, очень даже вовремя.
— Лихая нам досталась доля, — Сергей бросил на стул пиджак и пошагал на четвертый этаж.
Носить большие картонные коробки с разнообразным скарбом — а накопилось его у Розы и подружек ее за четыре общежитских года немало — было нелегко, и когда они пошли в третий раз, Сергей почувствовал, как разъединяются, раскатываются мелкими шариками мышцы на руках. Он смотрел в спину ВФ, уходящего все дальше, и ему хотелось закричать или бросить коробку — с размаха, чтоб громыхнуло ее содержимое по всему пролету, и он еле заставлял себя переступать по высоким старым ступенькам и все больше злился на Розу и ее подружек, которые идут теперь рядом, чтобы показать, как ставить эти коробки, и из-за них он не может остановиться, потому что тогда все увидят, что сил у него не хватило, а у ВФ — хватило. Разозлился Сергей и на ВФ: тот шел первым, и делать ли остановку, зависело от него. «Это свинство, — думал Сергей, — он прекрасно знает, что из меня хреновый носильщик, и нечего на моем фоне демонстрировать свои биндюжьи способности». Он подобрал для ВФ кучу крутых эпитетов, но идти от этого легче не стало. Когда пальцы начали разжиматься сами собой, ВФ остановился.
— Не могу больше, — обернулся он. Сергей увидел его красное и мокрое лицо, и злость тут же ушла. Он аккуратно опустил коробку и присел на ступеньки.
Сергей пришел сегодня в общежитие, чтобы посоветоваться. Здесь он мог сказать все, не боясь, что поймут неправильно, или передадут его слова дальше, или потом, когда он уйдет, сделают из его рассказа анекдот, который пойдет по всему курсу. История, к которой он прикоснулся, никак не отпускала его, хотя думать о ней и не хотелось. Он столько раз прокрутил ее в голове, она мешала ему, и он никак не мог отмахнуться от нее, так просто выбросить из головы. Сергей старался побыстрее отдышаться и думал, не начать ли рассказ прямо здесь, потому что одному рассказывать легче, и ВФ из всех самый хороший слушатель, и он никогда не отказывает в помощи.
— Ты знаешь, как Вовочка знакомил с мамой свою подружку? — вдруг спросил ВФ.
— Которая не пьет и не курит, потому что больше не может? Знаю.
— И про то, как он хотел работать трансформатором?
— У-у-у… Тоже знаю.
— Ты слишком много знал. Придется тебя гнать с грузом дальше без привалов.
Комната была в сборе. Элегантный даже в трико с оттянутыми коленками, Анатолик сортировал конспекты: те, что еще пригодятся, ложились в обшарпанный фибровый чемодан, переходящий от поколения к поколению обитателей этой комнаты; у ног росла куча тетрадей, чей жизненный путь подошел к концу. Солидный Юрий Степаныч заворачивал в бумагу стаканы.
— Мужики, — спросил ВФ, — как такой нюх выработать, как у вас? Чтобы успевать вовремя смыться?
— Только упорным трудом, — серьезным басом сказал Степаныч.
— С жизненным опытом приходит, — высказал свою точку зрения Анатолик.
По стенке тихонько постучали. Похоже было, соседи забивали гвоздик, совсем крохотный. «Внимание! — встрепенулся Анатолик. — Стучат!» Степаныч поднял полуторапудовую гирю и влез с ней на кровать. Анатолик быстро-быстро разбросал по полу приговоренные к выброске тетради.
Одновременно с новым еле слышным стуком Степаныч уронил гирю. Сергею показалось, что сейчас она полетит сквозь этажи, проламывая перекрытия, он даже глаза закрыл. Но пол выдержал.
А Степаныч уже колотился в соседнюю дверь. Он умел оставаться серьезным, а сейчас его голос и вовсе был полон печали:
— Девочки, разве можно так в стенку грохотать? Вы же нам книжную полку уронили.
Соседки не поверили, и тогда Степаныч широко распахнул дверь: полюбуйтесь.
Сергей думал, что сейчас появятся пятикурсницы — некрасивые и не в меру вредные, тихая война с которыми шла почти два года, но вошедшие девчушки были ему не знакомы. «Значит, наши мегеры защитились и уехали. А в их комнату заселили абитуру».
Их было две: похожие друг на друга не пожженными еще практичной «химией» волосами и незакаленным выражением лиц.
Они зашли в комнату, увидели упавшую на кровать полку, разбросанные тетради.
— Ой, мамочки, — удивилась первая. Была она в брюках и свитере, на том и другом были заломы, и Сергей вывел, что она ехала в поезде, не очень долго, такое походное обмундирование особенно удобно на верхней полке.
— А мы думали, вы пошутили, — протянула вторая.
— Ничего себе шуточки — дюбеля из стены выскочили! — ВФ тоже был огорчен и возмущен, он смотрел на две безобразные дыры в стене, а виновниц этого кошмара он и не замечал. Только застегнул потихоньку еще на три пуговицы рубаху и прихлопнул крышку нескромно открытого чемодана.
Трюк с полкой был придуман когда-то давно, но все никак не было подходящих для него условий. И вот вспомнился.
Девочки лепетали оправдания, и были они в своей виноватости такие хорошенькие, что вечерняя программа сложилась сама собой, и Анатолик отправился жарить яичницу с Таней, а та, что в свитере, побежала в свою комнату за домашними припасами. Хозяева спешно привели комнату в маломальский порядок, отыскали несколько картинок, отшлепанных электронной машиной, — чтобы поразить воображение зеленой абитуры.
Они съели яичницу, и две банки килек в томатном соусе, и курицу, сваренную Наташиной мамой дочке, в дорогу, и уже вызревшие на Таниной родине яблоки.
Потом, чтобы быстрее приобщить девушек к славным традициям факультета, парни рассказали несколько историй. И даже не очень врали, потому что за четыре года накопилось много всякого, интересного без вранья; и даже спели на мотив старинной морской песни: «Раскинулось поле по модулю пять». Девочкам, хоть они и не слышали еще про теоремы Коши и Бернулли, песня очень понравилась, и они стали ее записывать. Сергей пересел в угол потемнее. Петь он не умел, и настроения развлекаться не было. Он смотрел на девушек — а они тоже уже что-то рассказывали, то ли ребят, то ли себя убеждая, что и они не лыком шиты. Они нравились Сергею, обе сразу, как нравились еще многие девушки, может быть, Таня чуть больше. Он представил, какие, должно быть, мягкие у нее волосы — светлые, они почти всегда мягкие, а такие пышные тем более. И он стал придумывать, какой хороший у нее характер. Он знал, что не сделает ничего, чтобы понравиться Тане или кому-то другому. Он не сделает этого, пока не сумеет окончательно расстаться со Светкой. А это будет нелегко сделать, потому что Светка с каждым разом все больше радуется его приходам. Надо будет собраться с духом и сделать ей очень больно. А это нелегко — делать больно другому.
Потом девочки ушли, немного удивленные, кажется, что их никуда не пригласили на завтра.
Сергей собрался рассказывать, но тут ВФ включил радио. «Маяк» заканчивал программу сводкой новостей. Не овеществленная в печатных строках информация скользила мимо, уравнивались между собой в ровном чтении дикторов введенные в строй энергоблоки новых электростанций, скошенные гектары кормов, резолюция Генеральной Ассамблеи. Анатолик и Степаныч тащили к стене многострадальную полку, и Анатолик — худой и всю зиму простуженный — улыбаясь, рассказывал безостановочно, как он учил Таню жарить яичницу, и почему Таня приехала поступать именно в Татищевск, и кто у Тани брат; он повторял Танино имя без передыху, понятно было, что ему нравится его повторять. А гордящийся своей спортивностью ВФ сопел тяжело, лицо его и кисти рук покраснели, откинувшись назад корпусом, он пытался уравновесить тяжесть, но полка должна была вот-вот выпасть из его рук. Сергей встал и подхватил край.