Страница 18 из 103
— Во сколько это было? — спросил я.
— Часиков около десяти. Уж рассвело. Я поначалу думал — охотники… А как сюда пришел и про кражу узнал…
— И куда они, по-вашему, могли пойти? — спросил Ханов.
— От Вороньей горы две дороги, — уверенно ответил Рыбников. — Одна на заброшенный лесоучасток, вторая в охотничье зимовье. Вон товарищ Пискунов знает. На лесоучастке он бывал. Уток на озере стреляли.
— Был, — кивнул Пискунов. — Да, говорят, сгорел домик-то. Одни головешки остались.
— Не знаю, — развел руками Рыбников. — Сам я там давненько не был. Ходили слухи…
— И далеко это? — спросил я.
— Километров шестьдесят, — ответил Пискунов.
— А до зимовья?
— Примерно столько же.
— И куда же он рванул? На лесоучасток? На зимовье?
— От лесоучастка ближе к железной дороге, — сказал Пискунов. — А это немаловажно…
— Ну что, двинем на лесоучасток? — предложил я. — Рискнем? А в избушку на зимовье пошлем Патрушева, участкового и… вон Рыбникова. Возьмут троих-четверых охотников с собаками и все проверят. Согласны? — повернулся я к Рыбникову.
— Хоть сей секунд, — ответил он. — Веньку Першина возьму. Собака у него добрая. Федьку Лутошкина… Вмиг доберемся.
— Ну, вот и договорились, — удовлетворенно сказал я. — Самое большее через час выезжайте.
— А мы, значит, на лесоучасток? — спросил Пискунов.
— Да, — кивнул я. — Дорогу показать сможешь?
— Естественно, — улыбнулся он. — Главное, что Колесов с ним.
— Тогда едем…
Мы въехали в лес. Пискунов тронул водителя за плечо.
— Притормози-ка, братец. Надо взять ориентир. В такую непогодь немудрено и заблудиться.
Он некоторое время молча и сосредоточенно глядел перед собой, словно бы пытаясь сквозь снежную пелену разглядеть самый короткий и верный путь к лесоучастку.
— Значит, так, — наконец сказал он. — Путь наш на юго-запад. Если ничего не случится, доберемся часов через семь-восемь.
— Ты же говорил, что всего шестьдесят километров? — удивился Ханов.
— Объезды, дорогой, объезды… У нас не аэроплан, — усмехнулся Пискунов.
Я посмотрел на часы. Двадцать три сорок.
Пискунов достал из кармана компас и полез из вездехода наружу. Поколдовав немного, влез обратно и, отряхнув с валенок снег, махнул рукой:
— Азимут двести пятьдесят пять…
Вездеход тяжело, увязая в снегу и подминая под себя мелкую поросль, усыпанную снегом, двинулся в глубь тайги.
Все сидели молча. Говорить не хотелось. Вездеход нещадно трясло и бросало из стороны в сторону. Двигатель натужно выл. Видимость была равна нулю. Метель, казалось, не собиралась успокаиваться и решила заровнять все вокруг.
Вездеход остановился. Пискунов в очередной раз выскочил наружу — ориентироваться. Я последовал за ним.
Пискунов отчаянно крутил головой, вглядываясь в одни, только ему известные приметы, и было загадкой, как это ему удается не сбиться с пути.
— Ты что задумался, капитан? — спросил Пискунов, запахивая полы полушубка.
— Да так…
— Не расстраивайся… Ведь не зря он в тайгу в такую дрянную погоду полез. Знает, на что идет. Наверняка пристрелку сделал. Помнишь показания Климовой? Сколько раз Локтев делал вид, что на охоту ходит, а сам небось дорожку примечал. Зачем соваться в воду, не зная броду? Короче, не переживай. Не заблудятся. А Колесов парень физически сильный, и если даже Локтев захочет избавиться от него, сделать это ему будет не просто.
«Все! Кончай хандрить!» — сказал я себе и полез вслед за Пискуновым в вездеход, откуда раздавался веселый смех. Ханов рассказывал очередной анекдот. Двое водителей и радист хохотали до слез.
— Что это вы там шептались? — подсел к нам Ханов. — Хотите анекдот расскажу? Вот, к примеру, сколько требуется милиционеров, чтобы вкрутить лампочку?
— Три, — засмеялся Пискунов. — Нашел, чем удивить…
— Послушайте, — лицо у Ханова стало серьезным. — А вдруг Локтев и не думал идти на лесоучасток? Сделает крюк и выйдет на железную дорогу?
— Нет, — уверенно сказал Пискунов. — Такого не может быть. Расстояние в сто пятьдесят километров в один заход не возьмешь.
— А если предположить?.. — наседал Ханов.
— Даже если предположить самое экстремальное и то, что Локтев может ночевать в лесу, не выходя к жилью, он все равно выберется на железную дорогу или на зимник. А их всего два. Мы их перекрыли. Фотографии, взятые на прииске из его личного дела, размножены. Единственный для него шанс — это отсидеться несколько дней.
— Либо идти напролом, — не согласился Ханов.
— Поживем — увидим, — кивнул Пискунов. — Только без паники.
— Товарищ майор, — прервал Пискунова радист. — Патрушев…
Пискунов надел наушники.
— Слушаю… Ясно… Через сколько доберетесь? Часа через два? Держи меня в курсе. Ну, будь… Ни пуха… К черту!
Пискунов вернул наушники радисту.
— Значит, еще не добрались… — сказал я, внимательно всматриваясь в ветровое стекло, за которым, освещенные светом фар, вихрем плясали снежинки.
Прошло почти восемь часов, как мы выехали из Каменки.
В вездеходе никто не спал. Разве уснешь, когда трясет и мотает из стороны в сторону, словно на штормовом море в утлом суденышке.
За это время Патрушев еще дважды выходил на связь, но ничего утешительного сообщить не мог. Он со своей группой еще не дошел до зимовья.
Я молча смотрел на усталые, сосредоточенные лица сидящих в вездеходе и прекрасно понимал их состояние.
Ханов нервно посматривал на часы, бросая нетерпеливые взгляды на Пискунова, но тот делал вид, что не замечает его беспокойства.
Стрелки на циферблате показывали семь часов тридцать восемь минут, когда Пискунов положил руку на плечо водителя.
— Стоп!
Водитель резко затормозил и приглушил двигатель.
— В чем дело? — спросил я.
— Кажись, приехали… — Пискунов открыл дверцу и выглянул наружу. — Это где-то здесь. Я думаю, километрах в трех-четырех. Не дальше, — убежденно добавил он и, захлопнув дверцу, повернулся ко мне. — Что будем делать, капитан?
— Считаю необходимым идти в разведку. Ближе подъезжать не стоит. Зачем шуметь?
— Решение верное, — кивнул Пискунов.
— Остаешься здесь, — сказал я Ханову. — Держишь связь с нами и Патрушевым. И не кричи в микрофон. Знаю я тебя… Связь через каждые полчаса.
Пискунов тем временем достал две пары лыж.
Сунув рацию за пазуху, я запахнул полушубок.
— Я готов…
Мы выбрались из вездехода.
— Из машины ни на шаг! И не включайте двигатель на полную мощность. Костров не палить, — предупредил я Ханова, стоявшего на гусенице вездехода.
Он молча слушал. В темноте я не видел его лица и не мог с твердой уверенностью сказать, какие мысли отражались на нем, но чувствовал, что Ханов не очень доволен той ролью, которая в данный момент отводилась ему. Но я ничего не мог изменить и только дружески пожал протянутую им на прощание руку.
Мы двинулись в глубь леса.
Буквально через мгновение из нашего поля зрения исчез свет фар вездехода, и мы словно провалились во тьму. Приходилось наклоняться чуть ли не до самой земли, чтобы различить лыжню, проделанную идущим впереди Пискуновым.
Так прошло около часа. Иногда останавливаясь, я делал топором зарубки на деревьях и уже с трудом догонял Пискунова.
Увлекшись поисками лыжни, которую буквально на глазах заметало снегом, я наскочил на неожиданно остановившегося Пискунова.
— Тише… — настороженно сказал он. — Чувствуешь… Дымом, кажись, пахнет…
— Давай пройдем еще вперед, — предложил я.
Пискунов, сгибаясь под порывами ветра, двинулся дальше.
— Теперь чувствуешь? — спросил он, когда мы прошли метров триста.
— Да! Точно — дым! От костра, что ли?
— Черт его знает, — задумчиво произнес Пискунов. — Неужто я промахнулся? Мы ведь прошли не больше двух километров.
— Так, значит, лесоучасток? — спросил я. — А говорили, сгорел…